Человек из пропавшей страны

В реанимацию его не пустили, лекарства забрали, а пакет с апельсинами вернули. Марат не знал, что делать и просто сел в коридоре на стул. Спустя несколько минут из двери вышел другой доктор.

– Ты друг Лавочкиной? – с ходу спросил он.

– Да, – Сафаров встал.

– Вот тебе еще список, достанешь к завтрашнему дню – выживет твоя подруга.

– Эй, вы чего? – Сафаров неожиданно схватил доктора за халат. – Что вы там с ней сделали? Я только утром с ней разговаривал! Да я сейчас всю вашу больницу нахрен разнесу!

– Молодой человек, держите себя в руках. Не надо тут кричать. Пациентка слабая, будем к аппарату подключать.

– Какому еще аппарату?! – Сафаров припер доктора к стенке и почувствовал, как тот задрожал.

– Отпусти доктора! – сзади раздался чей-то визгливый крик. – Ну-ка отпусти! Это что такое! Я сейчас милицию вызову! Звони, Валя, в милицию! Хулиган! Отпусти-и-и! Ну-ка отпусти, я сказала!

От этого голоса зазвенело в ушах, и Сафаров, приходя в себя, опустил руки.

– Давай, парень, за лекарствами, быстро! И смотри, не заморозь! – слегка помятый доктор успешно скрылся за дверью с надписью “Реанимация”.

На тревожный голос сбежались другие обитатели заведения, в том числе пожилой сторож с милицейской резиновой дубинкой в руке, знаменитой ПР-73.

– Ну-ка, пойдем, – сторож схватил его за руку и потянул к лестнице.

– Да стой ты, дай напишу, – Сафаров легко высвободил руку, достал серую бумажку со старым списком, взял какую-то ручку на столе и на обратной стороне написал: “Света, держись! Твой Марат”. Все это произошло так быстро, что он даже не успел основательно подумать, что именно написать и в какой форме. Он почувствовал, что должен написать ей. Он вспомнил ее доверчивые глаза, ее улыбку, ее казавшиеся чересчур смелые поцелуи, откровенный и родной жар ее тела, ее руки у него на плечах, ее дыхание, ее голос, ее родинку на щеке… Он понял, что для него она, именно она дороже всего на свете. Понял именно теперь, когда ей плохо. Увидев медсестру с сочувствующими глазами, он передал ей записку для Светки и направился к выходу.

– Иди, иди! – кричала горластая женщина в халате. – Семеныч, веди его, запри в кондейке, я ему милицию вызвала! Сейчас они ему покажут!

Сторож повел Сафарова вниз и, подойдя к неопределенного цвета перекошенной двери с амбарным замком, одной рукой попытался попасть ключом в замок.

– Дед, хорош уже, отпусти.

Но в руках Семеныча неизвестно откуда появились наручники.

– Э, дед, ты совсем охренел! – Сафаров оттолкнул его, наручники отлетели в сторону вместе с дедом, а сзади раздался знакомый женский крик: – Стой! Куда! Держи!

Выход располагался чуть дальше, поэтому Сафаров беспрепятственно оказался на улице, думая лишь о том, как успеть достать лекарства.

Когда он приехал в Младогорск, аптеки не работали. Была одна круглосуточная. Одна на полумиллионный город! Аптека торговала через маленькое зарешеченное окошко. Перед окошком толпились несколько десятков человек, которые пришли туда тоже не от хорошей жизни. Когда подошла очередь Марата, он сунул бумажки в окошко и откуда-то из глубины послышался голос:

– Вот этих у нас нет.

– Давай что есть.

Ему назвали цену, он рассчитался, забрал несколько бутылей с надписями, коробку с медикаментами, и спросил:

– Вы не знаете, в Чирупинске есть такие?

– Сейчас, – послышался изнутри помещения слабенький женский голосок, и он увидел внутри таинственной аптеки белый халат и телефонную трубку, снятую с аппарата.

Очередь сзади недовольно загудела.

– Есть, – сказал голосок спустя долгую минуту, – на рецепте я написала вам адрес.

– Эта аптека ночью работает? – спросил Сафаров.

– Да, – ответил тонкий голосок, и Сафаров поспешил к машине.

До Чирупинска еще триста километров. Как хорошо, что впереди целая ночь! Он успеет, если техника не подведет! Как же он хотел успеть!

Утром, когда небо украсил зимний рассвет цвета неспелого арбуза, Марат сидел на стуле в коридоре больницы, напротив двери с надписью “Реанимация”. Два пакета с лекарствами доставлены вовремя, горластая медсестра и сторож ушли с дежурства домой, доктор получил “на лапу”, медсестры “задобрены”. “Как много все-таки значат деньги”, – подумал Сафаров и уснул, сидя на стуле.

Он не заметил, как приехали родители Светланы. Их ненадолго пустили к дочери. Когда они выходили с печальными лицами, Сафаров проснулся и поздоровался.

– Как она? – спросил Марат. – Что сказал доктор?

– Она не может дышать, – лицо матери исказила гримаса боли. – Ей дают кислород. Совсем плохая, девочка моя. Совсем плохая.

Отец Светланы молчал.

– Плохая совсем девочка моя, ой плохая, – ревела мать и добавила с сожалением в голосе, – из-за тебя все это, из-за тебя. Страдала она. А тут услыхала, что ты искал ее, так совсем как сумасшедшая побежала. Эх, мужики, вы все такие, бессердечные!

– У меня один только вопрос, – Марат встал со стула, потому что перед ним стояли старшие по возрасту. – Почему она была раздета в ту ночь? Вы что, ее удерживали?

– Нет, это с ней парень приехал, ухаживал за ней. Он удержать пытался, – шмыгала носом мать Светланы.

– Парень? – Марат вопросительно посмотрел на ее родителей. – У нее что, есть парень?

Родители неловко переглянулись. Юноша снова сел на стул, обхватил голову руками.

– Я, кажется, помешал чужому счастью, – усмехнулся Сафаров.

– Марат, она тебя любит, а не его, – заверила мать.

Эти слова он хоть и услышал, но не придал значения. Внутри него закипело. Любовь и чувства – штука тонкая. Бывает, качает то в одну, то в другую сторону. И чем сильнее в одну, тем сильнее и в другую. Особенно в юности. Сафаров пошел в дальний конец коридора, пытаясь успокоиться и решить, что делать дальше.

В это время от окна, хромая, шел старый сморщенный дед с седой бородкой и ворчал:

– Страну, сволочи, разворовали! В больнице ничего нет! Все свое приноси: зеленку, перчатки, уколы! Все украли!

Дед гулял по коридору взад и вперед по повелению доктора, чтобы “спаек не было”. Марат зло на него посмотрел и спросил:

– Так чего же ты дед, такую страну построил, которую можно развалить и разворовать?

– Так вот же, развалили и разворовали, Горбачев и эти, как их там, – захлопал глазами престарелый строитель светлого будущего, не понимая подвоха.

– Я и говорю: чего же ты, дед, строил всю свою жизнь? Я, молодое поколение, тебя спрашиваю: где светлое будущее, которое твое поколение мне обещало? – напирал Сафаров.

– Ну вот, разворовали, говорю, – повторял дед, тряся бородкой. Сафарову он чем-то напомнил Ленина. Только не такого, как на плакатах, а старого и никчемного. У деда из-под рубашки торчал кусок бинта.