Человек из пропавшей страны

В компании центрального стола выделялась Алиса. На ней было облегающее черное платье с блестками в форме игривых линий, нахально блуждающих по женскому телу. На волосах цвета глубокого каштана, уложенных каскадом, играла бриллиантовыми бликами ажурная заколка в виде маленькой серебряной короны. Серебристые, инкрустированные бриллиантами туфли с высоким каблуком, служили гармоничным обрамлением ее чудесных ног, а тонкие браслеты украшали нежные, красивые руки. Милое личико без следов пудры, изумрудные глаза, нежная линия губ, шея, женственные плечи, идеальная талия, бедра, длинные ноги… Куда ни посмотри, она была само совершенство, словно не женщина родила ее, а лучшие скульпторы трудились скрупулезно, вложив в ее образ сокровенные мечты. Слова настолько бедны, что никогда не смогут полностью передать всю ее красоту. Даже цвет ее кожи невозможно с точностью описать. К ней тянет безмолвно прикоснуться и вдохнуть живительный аромат, не думая ни о чем, поскольку любая мысль только повредит совершенному образу.

Сафаров болел ей. Грезил во сне. Днем, задумавшись, уносился в неведомую страну с розовыми облаками, где только он и она. Они были счастливы вдвоем, им было хорошо безо всякой причины. Они гуляли по парку, совершенно безлюдному, в котором спелая вишня и малина, душистые яблоки и мягкая трава под ногами, теплый ветер в кронах деревьев, ласковое солнце и она, нежная, доступная, разгоряченная, только его и только для него. Для него ее смех, для него ее улыбка, ее волнующий взгляд – для него. Эх, как же все-таки здорово! И ничего в жизни больше не нужно!

Здесь были и другие девушки, одетые роскошно, под косметикой, словно “индейцы на тропе войны”, но ни одна не могла сравниться с Алисой. Все какие-то угловатые, несуразные и некрасивые. Женщины это чувствовали, и злились. На сцену поднялись музыканты, зазвучали пробные звуки. В ресторане сидели некоторые из братвы, среди которых был и Краб. Сафаров подсел к ним.

Когда московские куранты по телевизору пробили полночь, выстрелили пробки от шампанского и раздались ликующие возгласы. Палладий прямо из зала попросил микрофон и поздравил всех с двойным праздником: Новым годом и передачей Трубопрокатного завода в частные руки. Кто-то в сердцах завизжал от радости. В глотки полилось искристое, полетело оливье, колбаски, селедочка под шубой и прочие гастрономические радости.

В организации праздника произошла накладка. Не было Деда Мороза.

– Где Дед Мороз? – в шутку крикнул кто-то.

– Щас будет! – ответили ему.

Парни поймали на улице первого попавшегося Деда Мороза и тот, хмельной и ошарашенный, прижимая к себе заляпанный мешок, произнес поздравления у пышной елки на сцене. Морозу никто не заплатил, а когда он об этом заикнулся, вежливо вытолкали на воздух. Поняв, кто отдыхал в ресторане, Дед Мороз проворно скрылся за углом, радуясь, что не пострадал. Здоровье – тоже гонорар.

На сцене музыканты заиграли шансон. Пел немолодой певец с бородой. Душевно пел. Ему подпевали две артистки местного разлива. Веселье закружилось. Музыка, закуска, коньяк, вино. Разгорячившись, курить стали прямо в зале. Кто-то открыл окно. Народ потянуло танцевать. Танцующие вышли на центр, столы отодвинули. Однако Сафаров заметил, что “пехота”, как тогда стали называть простых рэкетиров, от танцев воздерживалась и на спиртное не налегала. Была вероятность, что придут нежелательные “гости”. Для охраны порядка на улице дежурил милицейский “Уазик” со снятыми дверными ручками. Из ресторана временами выходил человек с пакетами и передавал в машину отборные закуски, специально упакованные на кухне.

Словно вгоняя веселье в лирическую ипостась, заиграл медленный танец. Девушек быстро разобрали. Палладий вышел с Алисой. Чувственно лежали на плечах партнера ее руки, струились по спине волосы темного каштана, улыбались чуть раскрытые губы. Она разговаривала с Палладием. Из-за громкой музыки их лица были настолько близко, что касались носами. Сафаров, как завороженный, смотрел на нее и вдруг понял: он это где-то уже видел. На выпускном вечере! Точно! Когда Нелли Ушакова танцевала с Юркой! А Сафаров, влюбленный в Нелли, держал в руках набирающие жирок бока учительницы – златовласки. “Вот так совпадение”, – подумал он. И чем больше он смотрел на Алису, тем яснее теперь понимал, что она очень похожа на Нелли. Неужели он полюбил ее лишь за то, что она напоминала ему Нелли? Сафаров тут же отбросил эти мысли, поскольку Алиса несравнимо прекраснее. В его кровь выплеснулся адреналин, а он решил сделать то, что не сделал тогда, на выпускном.

Сафаров дождался, когда Палладий сядет на место, подошел к центральному столику и, наклонившись, что-то сказал Палладию. Было видно, как хозяин банкета удивился и коротко ответил. Затем, когда заиграл следующий медленный танец, Алиса привычно повернулась к Палладию, но к ней быстрым шагом подошел появившийся из ниоткуда Сафаров.

– Алиса, я приглашаю тебя.

Она от неожиданности рассмеялась, затем с удивлением посмотрела на Палладия, который ей снисходительно кивнул и снова посмотрела на Сафарова широко раскрытыми глазами.

– Ты?!

Сафаров протянул руку, подхватил ее за локоть, и они начали танцевать. Теперь ее руки лежали на его плечах, а он держал ее за талию мгновенно вспотевшими ладонями. Как во сне он вел партнершу, которая руками немного упиралась, чтобы он не прижал ее к себе совсем вплотную.

– Как дела? – спросил Сафаров.

– Нормально, – ответила она.

Алиса быстро пришла в себя, а Сафаров, преодолевая волнение, старался понять, что именно делало ее такой прекрасной. Она безусловно красива, и даже, возможно, не имела во внешности изъянов, которые нужно тщательно скрывать. Но было еще неуловимое нечто. Она наслаждалась собой. Своими движениями, внешностью, внутренним покоем. Она могла быть разной. Болтливой, как тогда после самолета, молчаливой, как во время прогулки на лыжах с ним, и желанной, как сейчас.

– Как у тебя дела? – спросила она, смотря на него смелыми изумрудными глазами.

Он дождался момента, когда будет спиной к столику, за которым сидел Палладий, и сказал:

– Ты мне нравишься.

В изумрудных глазах появилась секундная растерянность, которую быстро сменила прохлада.

– Ну и что? – ответила она. – Я многим нравлюсь.

Ее слова он не расслышал, но прочитал по губам.

– Мне больше, – Марат сказал это, потому что не знал, что ответить.

Она игриво улыбнулась и ответила:

– А ты мне нет.

– Что я могу сделать, чтобы понравиться? – выдал очередную глупость Сафаров.

Она снова улыбнулась, более доброжелательно, и ответила:

– Ничего. Без вариантов.

– Любишь его? – спросил он, имея в виду Палладия.

– Тебя это не касается, – теперь она улыбалась саркастически.

Весь зал в это время наблюдал за молодыми. Сафарову сочувствовали. Встать на дороге Палладия безнаказанно нельзя. А этот дурачок на глазах у всех танцует с его любимой женщиной! В Японии бойцы якудза за такое давно бы пристрелили в кладовке ресторана. Но Сафаров предусмотрительно спросил разрешение у него самого, и теперь мог хотя бы сослаться на устное разрешение, которое Палладий снисходительно изрек.

В конце танца Алиса произнесла скороговоркой:

– Ты не думай, что я на тебя запала, ну позвала погулять, и что с того? Мне просто захотелось развеяться и ничего тут больше нет.

– Я тебя украду, – продолжал нести ересь Сафаров.

– Прекрати. А то я скажу, что ты наговорил мне пошлостей, – она посмотрела угрожающе.

Как забавно получать угрозы от красивой женщины. Они не кажутся реальными. “Красота не может причинять боль, только наслаждение”, – думал он. Закончилась музыка и Алиса села за свой столик, ничего больше не сказав. А Сафаров шел на свое место, продолжая мысленно танцевать с ангелом в женском обличье.

– Ты точно псих! – усмехнулся Глухарев. – Долго не проживешь.

Краб же ничего не сказал, только налил Сафарову водки в стакан.

– Пей, расслабься, тебе можно. Ромео.

Марат залпом выпил стакан водки. Волнение проходило. Да и можно ли это назвать волнением? Так, легкое послевкусие. Под пулями на дороге – вот это было волнение. А здесь…

Краб придвинулся к нему и вполголоса сказал:

– У меня стволы есть. В гараже. Мент один знакомый поехал сдавать оружие, изъятое у населения. Приехал, побухал с другими ментами, расписался в бумажке, а стволы не сдал. Привез обратно и своим знакомым раздал. Я тоже себе взял. Приходи как-нибудь, выберешь себе волыну.

Сафаров слышал его голос как сквозь вату. Водка, Новый Год, Алиса. “А ты мне нет”, – сказала она…

Проснулся Сафаров у Краба в квартире. Темные занавески на окнах давали зловещий оттенок. Голова ощущалась чугунным горшком, в который нагадила дюжина кошек. Марат встал с дивана, шатаясь, пошел к двери, нашел ванную, включил воду и некоторое время пил прямо из-под крана. Поразительно, как много воды помещается в человека! Вернувшись в комнату, он сел на подвернувшийся стул. Смутные картинки в голове выстроились в нечто отдаленно напоминающее логическую цепочку событий: он упал под стол и потом кто-то тащил его на себе к выходу. При этом ватными ногами Сафаров старательно помогал и себе и тому человеку. Он лежал на заднем сиденье машины, потом снова улица, лестницы и наконец все успокоилось.

Сафаров находился в квартире совершенно один. Решив дождаться хозяина, он включил телевизор, порылся в холодильнике, заварил крепкого чаю и расположился на диване рядом с журнальным столиком в форме черного сердца. По телевизору шла передача “Клуб путешественников”, затем “Пресс-экспресс” и “Новости”, но Сафаров почти не слушал. Он думал об Алисе. Его выходку в новогоднюю ночь она запомнит, вероятно, на всю жизнь. Страха не было. Он не боялся Палладия. Не боялся, потому что решил отступить.

Права народная поговорка: “Насильно мил не будешь”. Если девушка неоднозначно говорит, что парень ей не нравится, то какой смысл дальше трепыхаться? Чтобы потом, в лучшем случае, видеть ее кислое лицо? Нет, гордость не даст ему становиться ковриком для ее, пусть и прелестных ножек. Вешаться или стреляться из-за нее Сафаров не собирался. Или марать руки в крови конкурента, в надежде завоевать ее любовь. Алиса никогда не променяет Палладия на него. Как бы он ни старался. Своими грошами Сафаров смог впечатлить только Ленку, продавщицу с рынка, но Алиса на это не купится. А полагать, что он ей станет нужен просто как личность, с которым “рай в шалаше”, довольно глупо в наступивший прагматичный век. Алиса не любила его. И даже не уважала, чего уж тут. За все время она ни разу не назвала его по имени. Звала только “колхоз”. Не будь Сафаров зачарован точеным женским телом, он давно увидел бы ее холодность и понял насмешки. Он решил раз и навсегда покончить со своими чувствами к Алисе. Подкатил на глазах у всех, она сказала – нет, ну и “флаг ей в руки!” Если из-за чувств он становится похожим на собаку с высунутым языком – “в топку” такие чувства! Жил же до этого как-то без нее!

Вечером пришел Сергей Краб, принес импортный спирт, и рассказал за чаркой, что было в ресторане после того, как Марат отключился. Увозили не только Сафарова. Вся директорская свита от завода “наклюкалась” до визга. Кто-то стал снимать на видеокамеру, для прессы, но у него отняли кассету. Оказалось, что тот из приблатненных. Извинились, но кассету не отдали. У одной “бабы” сломался каблук, она скинула туфель, а он попал в голову другой. Та пошла “разбираться”, дошло до визга и оскорблений трехэтажным матом, от которого у мужчин отвисла челюсть. “Жаль, что их быстро растащили,” – смеялся Краб. Когда все натанцевались и объелись, “братва” развезла самых нетранспортабельных и под утро свалила “на поляну” со своими телками. Сафаров слушал его вполуха. Он пребывал в некоей смеси прострации и печали по своим чувствам к Алисе. Чувствам, которые есть, но смысла в них никакого нет.

На следующий день Сафаров выбирал оружие в гараже Краба. Его друг напился и еле стоял на ногах. В бетонном гараже, насквозь промерзшем, на верстаке лежали восемь пистолетов.