– Что? Что ты сказала? – он со злости пнул дверной косяк. – Ты что, дура?! Ты с дуба рухнула?! Ты чего мне голову морочила, девочку из себя строила?! Недотрогу! Шлюха ты! – крикнул он, замахнувшись на нее. Но не ударил, побоялся ее отца, который был в соседней комнате. А так бы ударил. От души.
Светка выбежала из комнаты в прихожую, второпях накинула на себя куртку, но Эдуард встал перед ней:
– Стой, куда собралась? Сиди дома!
Он выхватил у нее из рук зимние сапожки и швырнул в коридор. В этот момент Светка изловчилась, выскочила на улицу в тапочках, как мышка юркнула в сарай и оказалась на задних дворах. Она слышала, как Эдуард побежал следом за ней, поскользнулся на крыльце и с грохотом упал. Она бежала прочь по заснеженным улицам, хватая грудью жгучий воздух, чувствуя, как острые снежинки царапали лицо. Мимо соседских домов, еле узнавая проулки и тропы в темной мешанине ветра и снега. Бежала, задыхаясь и плача. Туда, на другой конец деревни.
Она знала этот дом, но не бывала в нем. В окнах горел уютный свет, мигали разноцветные гирлянды в зале. На стук открыла мать Марата. Увидев Светку, она ахнула.
– Здравствуйте! С Новым годом! А Марат приехал? – девушка пыталась улыбнуться.
– Здравствуй, Светлана! Ты откуда? – удивленно спросила мать Сафарова, оглядывая ее с ног до головы.
– Я просто узнала, что он меня искал.
– Мать чесна, а ты чего без шапки и в тапках?!
– Да на улице тепло, мне не холодно.
– Ну надо же! Зайди-ка, согрейся, щеки вон, белые совсем, – хозяйка указала в сторону зала. – Иди, иди, проходи, садись.
Девушка прошла к столу, где сидел подвыпивший отец Марата.
– О, Светик, садись, угощайся, – отец налил ей водки. – Как хорошо, что зашла.
– Не надо, она же еще совсем ребенок, – возразила мать, но увидев, как Светку колотило от переохлаждения, сама придвинула рюмку. – Лучше выпей, согрейся.
После рюмки ее напоили чаем с малиновым вареньем, и она оттаяла.
– Марат приезжал осенью, должен был к тебе заехать. И адрес новый нам оставил, – говорила мать Сафарова. – Вот он у меня, записан. Да только ты не заходила больше.
– Этот есть у меня, – ответила Светлана, посмотрев на протянутую бумажку. – У меня подруга работает на почте, она видела на вашем конверте и мне передала. Я написала, а ответа все равно не было.
– Может не получил. Почта у нас, сама знаешь, работает через раз, пачками письма теряются, – успокаивала мама Сафарова и предложила. – Ночуй у нас, ну куда ты сейчас в такую метель пойдешь?
– Нет, что вы, я пойду, – засобиралась Светка, хотя идти назад ей хотелось меньше всего.
– Утром пойдешь. Не потеряют тебя твои, праздники же, вся деревня гуляет кто где, – возразила хозяйка. – Я тебе в комнате Марата постелю. Все равно стоит пустая.
Спустя полчаса Светка свернулась клубочком под толстым одеялом и старалась не думать о том, что будет дальше. Ей стало неожиданно хорошо и уютно здесь, в его комнате, словно она бывала тут и раньше. Это не объяснить словами. Темно, тепло и уютно. “Это его комната,” – думала она, прижавшись щекой к подушке. И она теперь хоть капельку, но ближе к нему. Неожиданно подступили слезы, подушка намокла и ее пришлось перевернуть. "Вот бы он приехал ночью или утром, и проснувшись, она бы встретилась с ним", – думала Светка. Она хотела прижаться к нему всей силой и больше не отпускать. Никогда и ни за что.
Утром у нее подскочила температура до 40. Попросили у соседей машину, и отец Марата отвез Светлану домой. Дома ее отругала мать, но видя плачевное состояние дочери, достала всевозможные лечебные средства, и окружила материнской заботой. Эдуарда в доме не было. Напившись прошлой ночью, под утро он ушел в неизвестном направлении.
Глава 39. Горячий лоб
Страна отмечала новогодние праздники, но Роман Эрастович продолжал бурную деятельность. Банкеты с нужными людьми он считал работой, а Сафаров при этом катал на его машине чиновников и девочек по вызову, коих стало немерено, обеспечивал закусками и алкоголем из ресторана. Сафарова он отпустил только 4-го января, и тот отправился к родителям.
Его встретила припорошенная снегом и мусором деревня. В домах играла музыка. По дорогам бродили веселые компании. Народ продолжал гулять, потому что водка и повод были, а работы не было. Отец Марата, увидев припаркованный у дома черный ВАЗ 2108, наскоро оделся, вышел на улицу и крутился около машины, испытывая гордость за сына, а заодно и за себя. В те годы иметь “восьмерку”, особенно в поселке, считалось весьма престижным.
Когда сели за стол, мать первым делом рассказала про Свету Лавочкину, как та прибегала полураздетая 1-го числа. Марат призадумался. Потом еще поговорили о делах, о жизни и обо всем прочем, о чем говорят родители с детьми, но Марат будто отсутствовал. Закончив с ужином, он встал из-за стола и сказал:
– Поеду я к Светке, узнаю.
– Ну, давай, дело молодое, – одобрил отец.
– У вас что, это серьезно? – осторожно спросила мать.
Марат пожал плечами.
Родители Светланы встретили Сафарова без распростертых объятий. Отец еще не успел прийти в себя после сюрприза по имени Эдуард, а теперь перед ним стоял еще один "жених". Стоило отпустить дочь в чужой город, как повалили кавалеры, спасенья нет. Тяжелым обреченным взглядом смотрела на него мать Светланы.
– В больнице она. Поднялась температура, на “скорой” отвезли в район.
– На “скорой”? – переспросил Сафаров.
– Уж очень сильно простыла, охладилась. Побежала сломя голову. Куда, спрашивается, полетела? Не думает головой ведь. В такую метель! Раздетая! – она посмотрела на него так, словно он звал ее к себе и обязательно в таком виде.
Марат вышел из дома, сел в машину и поехал в районный поселок за пятьдесят километров. К тому времени окончательно стемнело. Дорогу местами замело, а трактористы чистить не выезжали – солярки нет. Машину затащило в сугроб. Сафаров попытался выехать, раскидывал снег ногами, да только промок. Машина крепко застряла. Мимо проезжал пустой автобус. Остановив его, Марат прицепил веревку, но как только автобус дернул, та сразу порвалась. Только с третьей попытки, связывая остатки веревки, машину удалось вытянуть на чистое место "в натяг". Вытряхнув из обуви снег, он поехал дальше, с тревогой следя за стрелкой уровня топлива, ведь впопыхах забыл заправиться.
Наконец он, мокрый и злой, добрался до больницы. Большое трехэтажное здание выделялось среди сельских домов и жило своей особенной жизнью. Круглосуточной. В окнах, лишенных штор, горел свет. Кое-где в кабинетах таинственно светились синие лампы. Сафаров отряхнулся от снега и вошел внутрь. Молоденькая санитарка на входе смутилась и спросила:
– А вы к кому?
– К Светке Лавочкиной. В какой палате?
Девушка натянуто улыбнулась и посмотрела списки на столе перед ней:
– В двадцать третьей, на втором этаже. К ней вообще-то нельзя.
Слово “вообще-то” прозвучало многозначительно. Сафаров даже потянулся к кошельку, но девушка продолжила:
– Вы родственник?
– Да, – быстро ответил он.
– Раздевайтесь здесь, одежду берите с собой, а то у нас воруют. Врача сейчас нет, придет утром, – сказала девушка.
– Можно остаться до утра? – спросил он.
Девушка невнятно улыбнулась.
– Ну, чисто теоретически, можно? – спросил он еще раз.
Ответа не последовало, и Сафаров поднялся по лестнице, прошел по коридору со страшно скрипучим полом, толкнул дверь и оказался в тесной палате.
Внутри горел тусклый свет и стояли две кровати. У окна лежала девушка с капельницей в руке. Глаза закрыты, черные волосы разбросаны по подушке, на щеках нездоровый румянец. Да, это была она, Светка, его боевая подруга, с которой он не виделся с выпускного вечера. Она приоткрыла глаза, показавшиеся ему необычайно темными, словно глубина земли смотрела на него. Ее пересохшие губы дрогнули улыбкой. Он сел на пустую кровать, стоящую рядом, и положил руку ей на лоб. Почувствовав прикосновение, она встрепенулась.
– Марат?! – произнесла она хриплым голосом, открыла глаза и не отрываясь смотрела на него. – Это ты? Я думала мне показалось. Ты приехал? Ты приехал ко мне?