– Вы где? Что там у нас во дворе пятого дома? Там, вроде, грабят кого-то?
В эфире зависла пауза. Уже по ней можно было догадаться, что правду с того конца говорить не планируют. Оно и понятно: на восьмом маршруте патрулировали не роботы, а живые люди. На корпоратив рядовой состав не приглашали, поэтому они отмечали день рождения отдела самостоятельно, там, где этот праздник их заставал.
Восьмой маршрут, как истинные патриоты своего ОВД, отмечали в служебной машине, расположившись в тихом гаражном кооперативе. Все как положено: водочка, кола, хот-доги. И еще картишки с копеечными ставками, сообщавшими игре дикий азарт! А тут на тебе: двор пятого дома!
– Только что проезжали, все тихо! – нарочито бодро доложил старший наряда.
– Принято. Отбой.
– Ну? – вопросительно посмотрел дежурный на Антона: Похулиганить захотелось? Нам тут, по-твоему, делать нечего?
– Ну, видимо. Раз вы человеку помочь не хотите! – махнул рукой студент и пошел на выход. Если с «гражданином» было еще фифти/фифти, тот вот этого говорить было точно не надо.
– Гражданин! Ну-ка, вернитесь! – раздалось из-за стекла. Антон обернулся и увидел, что все трое за этим стеклом смотрят на него как-то странно, словно на привидение. А все потому, что в студенте начали подозревать того самого переодетого Валежникова.
Откуда-то из глубины дежурной части появился Андрей Степаныч и тоже строго уставился на визитера:
– Сюда пройдите, гражданин!
Автоматчик жестко взял Антона под руку и препроводил за стекло.
– Ты чего тут бузишь? – встал в позу начальник ППСа: кто такой, почему без документов? Ты не пьяный случаем? А-то, вон уже, черти на улице мерещатся! Наркотики употребляем?
– Нет, но с вами недолго и начать. Правильно Валежников говорит…
Ей богу, я б такое ляпнуть в двадцать лет не сообразил. А он ляпнул. Хотя, наверняка не сам придумал, услышал где-то… Место, только, для цитирования подобрал самое неподходящее. Не знал, не знал бедняга, что крикнуть на борту самолета: «Бомба!» куда уместнее и безопасней, чем помянуть имя Валежникова здесь и сейчас! Однако ж незнание, как известно, от ответственности не освобождает.
Что там правильно говорит Валежников, Антон так и не досказал. Странные взгляды, которые он заметил раньше, стали теперь не удивленными, а какими-то… Для себя бы он не ответил, какими. Но мы-то знаем, в чем дело. Подозрения рассеялись. Теперь уж никто не подозревал, – все были уверены: вот он, чертов негодяй! Пары часов не прошло, а он уже тут!
Зубы и кулаки стиснулись, глаза потемнели от ненависти. Только Макаров смотрел на студента с интересом и нарастающим сочувствием.
В этот момент, в дежурную часть зашли Анаколии. Старший собирался попрощаться и уйти домой, Младший оставался на ночь ответственным. Оба смерили Антона пренебрежительным взглядом:
– А это кто у нас тут? -поинтересовался Анатолий Ильич.
– А это у нас, собственной персоной, «Гражданин». Мозги нам тут делает! – доложил дежурный: Говорит, кругом бандиты, а мы работать не хотим. Валежникова на нас нету, а-то бы он порядок навел!
– Ага. Все по наезженной: как несчастных студентов на митинге дубасить, так полиция первая. А как граждан от настоящих преступников защищать – так в кусты. – подтвердил «делание мозгов» Андрей Степанович.
Слушая их сбивчивые рассказы, Анаколии навострили уши: пришел, что-то там сказал, произнес вслух ужасное имя! Вроде, ничего такого. Да, ничего не было, но предчувствие у господ-жополизов появилось. Предчувствие триумфа и блестящей возможности выслужиться!
– Встань нормально, стоишь тут! – крикнул на Антона Андрей Степанович и дал ему затрещину. Было не так больно, сколько неожиданно и унизительно, а реплика, по своей смысловой нагрузке, походила на «Чё, кого?» от любителя спортивного костюма и кепочки.
Следом, почти без паузы, звонкий подзатыльник прилетел Антону от Фомиченко. И столько ненависти, столько души было вложено в него, что все опешили и уставились на помощника дежурного. Никто не ожидал от этого тюфяка такой прыти и с чего бы это?
Когда заходили разговоры о политике, Фомиченко никогда в них не участвовал. Было бы странно, если б оказалось, что он вообще слышал о Валежникове и оппозиции. А тут выясняется… какой-то криптогосударственник притаился за пультом!
От удивленных взглядов старлей стушевался и вернулся на рабочее место. Потребуй с него сейчас объяснений, он не нашелся бы что сказать. Да, он испытывал к гражданину Нежданову резкую неприязнь, но публично пояснить ее происхождение невозможно. Она иррациональна, и будь озвученной, вызвала бы сомнения в душевном здоровье ненавистника: в задержанном Фомиченко бесила… его молодость.
Старлею было тридцать. Прекрасный возраст, как не посмотри. Но, сам Фомиченко уже от него страдал, потому что молодость, черт ее дери, молодость стала вдруг чем-то не про него.
От сидячей работы, объемные акценты его фигуры сместились книзу, а на голове стала пробиваться плешь. Но не благородная, а-ля Брюс Уиллис, а нелепая, клоками, так что в зеркало лишний раз было больно смотреть. Но, что хуже того, – молодые превратились в каких-то инопланетян, разговаривающих на тарабарском языке, увлекающихся хрен знает чем и в то же самое одевающихся.
Еще три-четыре года назад он был с ними на одной волне. Знал, чем они живут, понимал их шутки, интересы. И вдруг, в какой-то момент, поймал себя на том, что ему с ними не интересно. Приколы их стали казаться глупыми, шутки – неуместными, устремления – мелкими. Их компании стали тяготить, и это было взаимно.
Страшное дело – вариться в собственном соку, не видя себя со стороны. Потому как не в молодости дело. Тридцатник, конечно, не юность, но уж точно не старость. Все дело в службе, которая, вроде как, работа, а по факту – образ жизни. Словно радиация, она въедается в кровь и кости и вылезает наружу профессиональной деформацией.
Будь у Фомиченко возрастные гражданские друзья, он бы заметил, что и с ними ему говорить стало не о чем. Вот, только, кто бы все это ему объяснил…
Своим же умом он дошел до смертельной тоски по молодости и черной ненависти к молодым. Жуткий человек! И тот факт, что этот молокосос занимается неведомой ему политикой, знаком с каким-то там Валежниковым, все это еще раз напомнило старлею, как же сильно он от них отстал. Полоснуло серпом по одному месту. И звон его леща звонил именно по этой невыносимой тоске.
– Фамилию, имя, отчество, дату и место рождения называем! – по-солдафонски проорал дежурный.
Антон продиктовал свои установочные данные и Виктор Валерьевич стал пробивать его по базам: Так, розыск, база паспортов, судимости… О-о! А вот и наш «Гражданин»!
В базе ГАИ за Антоном оказалось два неуплаченных штрафа. Все подошли к монитору с таким выражением на лицах, словно Чекатило, не меньше, случайно попался в их сети!
– Да вы, гражданин Нежданов, злостный неплательщик у нас! – победно произнес Анатолий Ильич: Нарушаем, стало быть!
Да, конечно, «Нарушаем!» Куда ж в вашей конторе без этой фразы!
– Макаров! Пойди, посмотри, Наталья Ивановна на месте? – скомандовал дежурный.
Макаров встал и пошел искать Наталью Ивановну, инспектора по административной практике.
– Что, Антон Леонидович! Нарушил, а платить Пушкин будет?! – с укоризной высказал Анаколий Старший: придется штраф административным арестом заменить. Посидишь у нас до завтра, а с утра в суд. Вот так!
– Какой арест? Вы о чем? Я ничего не нарушал… – пролепетал злостный неплательщик: Это какая-то ошибка…
– Да неужели? – злорадно спросил Фомиченко: Ошибочка, стало быть, вышла!
И сделал замах для очередной затрещины, но, на этот раз, сдержался.
Ошибки и правда не было. Несколько лет назад, его двоюродный дядя, вечно должный всем и вся, оформлял на племянника машину. Вот и накатал на ней пару штрафов, которые повисли на номинальном владельце. Антон понятия о них не имел, но, как в песне поется: «Компьютеры, в памяти, прочно хранят…»
В дежурку вошли Макаров с инспектором.
– Молоденький какой! – осмотрела студента Наталья Ивановна.
– Ага. Как на папиных машинах гонять, так они взрослые, а как штрафы платить, – так детишки молоденькие. – недобро отозвался начальник ППСа.
Инспектор села за монитор, просмотрела профессиональным взглядом базу и повернулась к сослуживцам:
– Ребят, вы чего хотите-то? Сроки исполнения давно вышли! Вон, они все приставам переданы, а те их прекратили еще год назад.
Недоверие и досада смешались на лицах собравшихся.
– Антон Леонидович! Вы уж, в следующий раз, оплачивайте вовремя, а-то, видите, какая неприятность может случиться. Вот так, остановят для проверки документов и окажитесь в спецприемнике. Поаккуратней с долгами, тем более, перед бюджетом.