100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича

Последнее торжество Петра

Видит он: облитый словно лучом золотым

Берег Невы, где разил он врагов…

Вдруг возникает там город. Народом кишат

берега…

Флагами веют цветными кругом корабли…

    А. Майков. 1875 год

Этим торжеством была встреча в Петербурге мощей Александра Невского 30 августа 1724 года, за пять месяцев до смерти Петра. Событие это было как бы завершающим аккордом всей петровской эпохи, подытоживало ее. Хотя документы не сохранили прямых словесных оценок Петром великого князя Александра и его деятельности, нет сомнений, что Александр Невский был той исторической фигурой, которая вызывала у Петра наибольшее уважение. Его победа в 20-летнем возрасте над шведским отрядом на берегу Невы окрашивала героическим светом предысторию крепости и города на этом месте – Пётр был продолжателем дела, начатого Александром, довел это дело до славного завершения. Государственная мудрость и дипломатический талант Александра Невского воспринимались Петром как высокий исторический пример.

Еще в 1695 году Пётр распорядился изготовить для мощей князя Александра, причисленного к лику святых, богатую серебряную раку. В то время мощи князя хранились во Владимире в Рождественском монастыре. По верхнему краю раки и в четырех кругах по бокам были гравированы пространные надписи, излагающие основные государственные заслуги и воинские подвиги Невского. В этой раке мощи и были доставлены в Петербург.

Через семь лет после основания Петербурга здесь по царскому указу был основан монастырь, названный в честь Александра Невского. Прославленный князь становится святым покровителем нашего города. Его именем называет Пётр и вновь учрежденный орден, который стал одной из высших наград российской империи.

После окончания Северной войны Пётр, ежегодно отмечавший годовщины главных побед, одержанных в этой войне, задумывается о том, как увековечить в памяти потомства победу. Он решает отметить 30 августа – день окончания войны, заключения Ништадтского мира. А способ увековечения избирает неожиданный: торжественное перевезение в этот день в новую столицу мощей Александра Невского. И день этот становится с этого времени днем памяти великого князя, одним из самых значительных праздников молодого города.

29 мая 1723 года, накануне своего дня рождения, Пётр, прибыв из Шлиссельбурга (где он встречал ботик, доставленный из Москвы) в Александро-Невский монастырь, распорядился перевезти в Петербург и вечно хранить здесь мощи Александра Невского. Синод постановил «требовать о подобном примера». Пример находится: в 1652 году мощи митрополита Филиппа были перевезены из Соловецкого монастыря в Московский Кремль и погребены в Успенском соборе.

Разрабатываются церемония и оснащение этого шествия из Владимира через Москву в Петербург, протяженностью около тысячи верст.

30 июня издано распоряжение: «…то пронесение без всякого умедления действием производить… при народном собрании», но при этом предписывалось «нигде в лежащих при пути городах и селах» на ночлег не останавливаться, «но, проезжая оные, иметь во время потребы станы в удобных полевых местах, содержать оные в шатре, с надлежащим присмотром». Прибыть в столицу надлежало 20–25 августа – не позднее. В населенных пунктах по пути надлежало ковчег «не лошадьми везти, но руками несть»…

Балдахин подобрали в московской Шатёрной палате быстро, но с ковчегом для раки произошла заминка. Готового не было. Изготовить новый ковчег «с надлежащим державной персоне украшением» было поручено уже известному нам создателю иконостаса Петропавловского собора Ивану Зарудному. 23 июля, едва получив после долгих проволочек деньги, Зарудный сразу приступил к работе. На бюрократические утряски ушло полтора месяца – на работу и на дорогу оставался лишь месяц.

В помощь себе Зарудный требует 10 золотарей, 10 чеканщиков по серебру, двух резчиков, 8 кузнецов и 10 швей. Прислали только кузнецов и монахинь-швей. И все же работа шла: «Зарудный оное строение строил всядневно». 5 августа мастер привез ковчег во Владимир, чтобы здесь, на месте, его доделать. Времени оставалось в обрез. Виновным в задержке объявили, конечно, Зарудного: Синод угрожает ему «за то ево долговременное строение, за то свое пренебрежение жестоко публично наказан и в галерную работу сослан будет неотменно».

Иван Зарудный в Москве изготовлял ковчег наспех, не имея точных размеров раки. Когда их прислали из Владимира, оказалось, что ковчег мал. Пришлось переделывать за два дня. А размер всего сооружения был внушителен: длина с ручными носилами – 23,7 м, ширина – 5, высота – 4 м.

Все работы были завершены 10 августа. На следующий день, установив серебряную раку с мощами в новый ковчег, процессия «с многочисленным народом» отправилась из монастыря. До назначенного срока прибытия в Петербург оставалось две недели. Из монастырских служителей мощи сопровождали 27 человек. А «ношатых людей», которые несли ковчег на руках, из местных жителей набиралось до 70 человек; впрочем, многие из них «разбегались».

17 августа вечером процессия достигла окраин Москвы и остановилась здесь до утра; выясняли, через какие «градские ворота» входить в город – подошли по ширине только Тверские.

Путь через Москву был не прост. «Мещанскою улицею шли грязью по коленки и несли всяких чинов охотники… По Мясницкой улице итить было невозможно – что по той улице мосты все разломаны»… В Кремль не заходили «за тем, что мост у Неглинских Воскресенских ворот был взломан» и «ни в которые врата пройти было невозможно за высотою балдахина». Поэтому, пройдя Москву, балдахин сняли и сложили в сундук.

Время было безнадежно упущено – теперь уже не торопились. Только 23 августа прибыли в Клин, а 26 – в Тверь. Здесь «на улицах и в мостах по переправам чрез реку Волгу чинилось немалое замедление, понеже в улицах за теснотою ломаны многие хоромы». 3 сентября процессия прибыла на Валдай.

К этому времени уже было принято решение отсрочить торжество… на год! Процессии было приказано двигаться от Новгорода до Ладоги – водой, а оттуда в Шлиссельбург сухим путем. В Новгород прибыли 9 сентября, здесь состоялась торжественная встреча. А на следующий день поставили в судно и пошли по Волхову вниз. 13 сентября были в Старой Ладоге – все эти места былой Новгородской земли тесно связаны с князем Александром. С 13 до 15 сентября стояли в Новой Ладоге и отсюда пошли к Шлиссельбургу, куда прибыли 19 числа.

Прибытие мощей Св. Александра Невского в Петербург

Шлиссельбург встретил колокольным звоном, пушечной пальбой из крепости, музыкой. Здесь на пристани ковчег стоял до 1 октября. Дело в том, что еще 28 августа Пётр распорядился мощи «поставить до времени в шлиссельбургской каменной церкви». Чтобы пройти через крепостные ворота в храм, пришлось вынуть мощи из ковчега, а сам ковчег и балдахин «убрать и хранить до указу».

С 9 по 16 октября Пётр совершил традиционное ежегодное путешествие водой в Шлиссельбург, (11 октября – годовщина взятия крепости). Осматривал строительство Ладожского канала, поклонился мощам Александра Невского и распорядился «устроить при раке арматуру» по рисунку. Украшения раки составляли изображения знамен, барабанов, щита, резные клейма к балдахину. Адмиралтейский подмастерье «резного дела» Фёдор Евсевьев Чижик выполнил эту работу.

В Шлиссельбурге мощи стояли 11 месяцев. 30 августа 1724 года, в воскресенье, их доставили по Неве в Петербург. В 5 часов утра тремя пушечными выстрелами дали сигнал всем находившимся в столице гребным судам идти в Александро-Невский монастырь. Петровский ботик возглавлял процессию – на нем развевался императорский флаг. Около часа дня, когда все суда стали в ряды, показалось судно с мощами, шедшее по Неве сверху. «Его везли, – читаем мы у Берхгольца, – на большой, как говорили, адмиральской галере.

Ковчег с балдахином для перевозки мощей.

Рисунок 1753 года

Гроб с мощами стоял под большим балдахином на палубе. Следом шла императорская яхта. При приближении галеры ей начали салютовать сперва знаменитый ботик, стоявший впереди всех на якоре, а затем и вся флотилия. Императорская яхта отвечала из своих пушек». Пётр, Меншиков и другие вельможи выехали навстречу галере и поднялись на нее. Галера причалила к специально устроенной близ монастыря пристани, и гвардейские офицеры под звуки артиллерийского салюта «с церемониею» снесли ковчег на берег, где его встретило все духовенство в богатейших облачениях. Император находился среди шедших впереди певчих. Очевидцы отмечают невероятное множество зрителей, «великое собрание народа».

Строительство по проекту Д. Трезини Благовещенской церкви, во втором этаже которой находился храм Александра Невского, предназначенной для хранения мощей, еще не окончилось, и ковчег поместили в специально для него сооруженную часовню. «Тотчас после того, как его по ставили на место, из окна был выставлен флаг – это стало сигналом к орудийному салюту»…

А вечером следующего дня в монастыре состоялся грандиозный банкет в честь состоявшегося накануне торжества. Масштабы этого пиршества достойны пера Франсуа Рабле. В Российском Государственном историческом архиве сохранился поразительный документ: деловые записи монастырского казначея о расходах на этот банкет. Документ фиксирует цены, общие расходы и ассортимент съестных припасов и напитков на тогдашнем петербургском рынке.

Грандиозное пиршество в монастыре стало событием исключительным для молодой российской столицы; о его размахе можно судить хотя бы по тому, что для гостей заготовили 240 тарелок и столько же блюд. Полнота отраженных в сохранившихся финансовых документах сведений о закупленных припасах и об их ценах придают этому документу не только уникальность, но и особый интерес, очень подробно представляющий реальное состояние рынка съестных припасов в Петербурге, лишь четыре года пребывавшего столицей Российской империи. Эти обстоятельства заставляют нас поддаться соблазну привести обширные выдержки из уникального документа монастырского архива. «Хлебов разных» было закуплено 54 (в том числе 20 «двоеситных»); за ними следуют разные крупы, более двух пудов соли, два ведра сметаны, два килограмма хрена, два килограмма патоки, 74 соленых сига, два ведра молока, ведро соленых огурцов, сто кочанов капусты, куриного и утиного мяса… Дальше в ведомости следуют корова и большой бык и огромный набор разных питий: вин, пива, квасу, «кислых штей» – всех питий всего более семидесяти ведер. Поражает воображение сегодняшнего читателя и громадный набор разных приправ и пряностей (уксус, кардамон, гвоздика, «ананусы», мускатный орех, шафран, корица, изюм, мед и миндальный орех, инжир, лимоны, чернослив и прочее). Счет цыплят, утят, рябчиков и тетеревов, баранов, свиных туш, телят и поросят шел на десятки; для их приготовления требовалось 20 «блюд коровьих» и три вертела, девять противней, восемь больших кастрюль, четыре сковородки и «котел круглый с крышкой».

Ведомость включает огромное количество луку, одну тысячу яиц, живую рыбу, белужину, более двух пудов голландских сельдей, красную икру, вязигу… Для освещения пиршественного зала монастыря было куплено полтысячи свеч…

Согласитесь, документ производит на современного читателя ошеломляющее впечатление. Прежде всего тем, что дает представление о реальных масштабах не только торжественного мероприятия, но и бытового наполнения повседневной жизни, сформировавшейся в молодой столице всего лишь за 20 лет существования города. Это представление особенно важно для нас, потому что разрушает странное убеждение о том, что Петербург в тот период своей истории был каким-то странным городом, «построенным на костях» и ведущим какое-то призрачное существование, далекое от того, которым жила вся остальная Россия.

Получилось, однако, так что грандиозная и по замыслу и по исполнению торжественное перевезение на невские берега мощей князя Александра Невского стало завершением великой эпохи истории Петербурга, неразрывно связанной и с именем Петра, и с его представлением о месте и выдающемся историческом значении этого города. Великий Пётр уходил из жизни, так и не увидев в реальности воплощение своей главной мечты.

А через четверть века – новый поворот в истории мощей Александра Невского. В 1742 году, в самом начале царствования Елизаветы Петровны, во владениях знаменитых Демидовых, на Колывано-Воскресенских заводах обнаружили месторождение серебра. И из первого добытого здесь серебра решено было изготовить новую грандиозную раку (общий вес всех ее частей 1,4 тонны). Изготовляли это выдающееся художественное творение в Петербурге на Монетном дворе. Работы начались в 1746 году и завершились к лету 1750 года. Именно тогда Михаил Ломоносов сочинил 8-строчную надпись к раке, и 16 июля императрица в Царском Селе утвердила текст. На следующий день в Академию наук поступило предписание «на делающейся серебряной раке в пристойном месте вырезать надпись», поручив это «имеющимся при Академии наук рещикам литер». Работу поручили знаменитому граверу Михаилу Махаеву. Замечательные мастера-чеканщики в это же время продолжали работать над барельефами, украшающими раку и изображающими подвиги Александра Невского и его смерть.

Только в 1752 году все работы окончилии мощи поместили в новую раку. В 1790 году, когда освящали новый главный собор монастыря – Троицкий, раку с мощами перенесли сюда.

В 1922 году, во время кампании по изъятию церковных ценностей для помощи голодающим, раку изъяли из лавры и как выдающееся произведение декоративного искусства передали в Эрмитаж, где она находится и поныне. Мощи сохранялись в Музее истории религии в Казанском соборе, откуда 3 июля 1989 года их торжественно переместили в Александро-Невскую лавру.

Похороны императора

Оставил нас, но не нищих и убогих: безмерное богатство силы и славы его при нас есть. Какову он Россию свою сделал – такова и будет!

    Ф. Прокопович. Из «Слова на погребение Петра Великого». 8 марта 1725 года

Последний год жизни Пётр пережил очень тяжело. Измученный частыми приступами болезни и вынужденный скрывать это от окружающих, томимый мрачными предчувствиями, ощущением одиночества в делах и начинаниях, понимающий обреченность многого, что не успел завершить – обреченность потому, что не было в поле зрения достойного продолжателя, – царь метался, не находил себе места, переходил от пребывания среди множества разных людей к полному одиночеству в своей «каморке». И в делах, в реформах 1724 года был наименее плодотворным и значительным.

1 января 1725 года петербургское небо озарилось новогодним фейерверком, потом – праздник водосвятия. 16 января царь был в гостях у Ульяна Синявина, а на следующее утро он не смог подняться с постели. Сказались, вероятно, и недавнее катание в санях по улицам города, и излишества, допущенные в праздничные дни.

Болезнь развивалась стремительно, симптомы были устрашающими. После кратковременного облегчения, в ночь на 24 января – резкое ухудшение. Сделанная на следующий день операция не принесла заметного улучшения – все четче обозначалась картина общего заражения организма. Конвульсии, частые потери сознания – современники говорили, что крики от боли были слышны на улице даже через плотно закрытые окна.

27 января совершили соборование. Десятки людей собрались во дворце, окруженном стражей, – во дворце, где в небольшой «каморке» метался в беспамятстве доживавший последние часы великий сын России.

Смерть наступила в 5 часов 15 минут утра 28 января, в четверг. Пётр прожил 52 года и 8 месяцев. 19 235 дней…

Весть о смерти царя мгновенно распространилась в городе. А в Зимнем дворце начала работать Комиссия церемониального учреждения во главе с генералом Яковом Брюсом.

Тело Петра вынесли из «каморки» а «Малую залу» дворца и положили на «парадной постели». Здесь и запечатлел его 45-летний художник Иван Никитин – самый приближенный к царю живописец.

А в это время готовили убранство большой дворцовой «печальной залы». Проект этого убранства создали замечательный художник-декоратор француз Никола Пино, давно уже работавший в Петербурге, и архитектор Михаил Земцов. Подготовка всех материалов и «припасов» для украшения зала возлагалась на Адмиралтейское ведомство.

И. Никитин.