К точке отсчёта

– Что ты делаешь? – Кислицин отвел руку малышу.

– Не смейте приставать к моему ребенку, – от противоположной стены отделилась фигура девушки модельной внешности. Маникюр, кожа, брови, волосы, грудь – всё от лучших профессионалов города, Ани научила видеть разницу. Молодая мама неспешно приближалась, не отрываясь от экрана смартфона. Но постреленок был уже в другом конце коридора. Ухватившись руками за ствол искусственной пальмы, забирался в цветочный горшок. Какая-то пожилая женщина поймала этого потомка обезьян за секунду до обрушения на него всей этой флористической композиции. Постреленок тут же вырвался из рук спасительницы и отвлекся на копание в какой-то сумке. Он с деловитым видом вынимал бумаги и разбрасывал по полу, пока хозяйка этой сумки, бесцветная женщина в серой неприметной одежде, что-то шептала своему собеседнику – грузному пожилому мужчине, нервно теребящему носовой платок.

– Да что же такое? Уймите, наконец, своего безобразника, здесь больные люди, – не выдержала солидная дама в старомодной шляпе.

– А больные, так и сидите дома, – невозмутимо ответила девица, вернувшись на свое место у стены.

Бесцветная, наконец, заметила разграбление собственной сумки, отпустила руку мужчины и стала собирать бумаги с пола. Антон кинулся на помощь. Большинство листов, исписанных невероятными каракулями, были отмечены медицинскими штампами и печатями.

–Спасибо, – прошептала женщина, подняв глаза с линзами слёз, – папины обследования. Онкология.

Дверь распахнулась, и нерадивой матери вынесли какой-то пакет. После ухода этой парочки стало заметно тише. Антон опять закрыл глаза, но видения не возвращались. В голове забилась тревога за отца. Он прислушивался к тихому диалогу отца и дочери. Женщина уговаривала отпустить страхи, перестать бояться, просто закрыть глаза и выдержать процедуру достойно. У мужчины заметно дрожали руки.

Наконец появилась Тина.

– Кислицин, – крикнула она на весь коридор, – сидите, ждите, будет пауза, вас примут. Сегодня много платных пациентов.

Перекинувшись несколькими словами с девушкой на ресепшен, заспешила в своё отделение.

– Петелькин, пройдите, – крикнули из-за двери.

Нервный мужчина рывком поднялся, постоял немного и опять опустился на кушетку.

– Папа, ну ты сможешь, я верю, – серая женщина почти плакала.

– Не могу дочка, не могу. Это как оказаться в гробу, понимаешь?

– Закрой глаза. Просто закрой глаза.

– Хорошо, я попробую, – мужчина, пошатываясь, пошёл в кабинет.

Дочь застыла, лишь губы что-то неслышно шептали. Но уже через несколько минут отца вывели в холл.

– Не смог, – рыдал он. Женщина тихо гладила его по голове.

– Вы уже делали МРТ? – обратилась к Кислицину дама в шляпе.

– Нет. В первый раз.

– Не все могут, – вздохнула она обречённо.

– Почему? Больно?

– Нет, хуже. Клаустрофобией не страдаете?

– Не замечал.

– Тогда вам легче. Впрочем, сами всё поймете, пугать не буду.

Сновидение четвёртое

Повозки четвёртого отделения возникли не сразу. Потянуло дымом.

– Пожар, пожар, – неслось в толпе.

Люди засуетились, замелькали пёстрые шали.

– Да стойте, – окрикнул кто-то зычно, – посмотрите на дорогу-то. Не пожар то, представление.

Толпа надавила, двинулась ближе к проезжей части. Купцы презрительно морщились, но молчали. Какой-то оборвыш выскочил перед процессией, задрал руку с оторванным рукавом и завопил:

-Факелы, факелы несут.

– Петруха, видно что?

– Да не видать в дыму. Будто поют, – отвечал парень в истрепанном треухе.

Толпа притихла, вслушиваясь.

– Поют. Вроде цыгане, – дородная баба в зелёной шали приложила ладонь к уху.

– Цыгане, вон и бубны звенят.

Коробейник, оказавшийся дальше всех от места представления, подпрыгивал, силясь разглядеть что-либо через головы. Связки баранок, свисающих с шеи, раскачивались и подпрыгивали вместе с ним.

– Смотри, растеряешь товар-то. От баранок одни дырки останутся.

– Да уж, милостива матушка чрезмерно, – не выдержал крупный купец, – слыханное ли дело, чумазым мордам…

Он не договорил, заметив недобрый взгляд Петруши.

Наконец показалась процессия.

Впереди шли факельщики, размахивая лампами, от которых исходил едкий густой дым, укутывающий повозку.

Сама же повозка напоминала большую клумбу с розами. Огромные кусты алых, белых, жёлтых цветов роскошной оранжереей разместились на открытой площадке.

– Ишь ты, красота какая, – ладная молодка в кокетливой атласной шубке до сего момента равнодушно щелкавшая семечками, застыла в удивлении.

– Это, Марфуша, не на лужку, на котором с мил-дружками развлекаешься, когда к родителям погостить ездишь, – крикнули из толпы.

-Тю на вас, охальники. Это с кем же я там развлекаюсь-то? У меня, чай, муж есть. Да за такую напраслину…

Марфуша не договорила. Повозка остановилась и грамотные стали разбирать, написанное на табличке, припрятанной в кустах роз.

-Па-губ-на-я пре-лесть, – неслось со всех сторон.

Откуда-то возник артист в костюме шута: