– А от меня что требуется?
– От вас – ещё раз поговорить с Дарьей Ивановной. Пусть вспомнит, по возможности, все подробности общения с ритуальщиками. Хотя в это верится слабо, люди в таком состоянии не способны на адекватную реакцию. Но у некоторых наоборот, они запоминают несвязанные фрагменты, запоминают настолько сильно, что помнят и через десятилетия. Может нам повезёт. А главное, успокойте женщину. Скажите, что не она одна подверглась атаке этих мошенников. Мы обязательно найдем их. И передайте, что её супруг был достойнейшим человеком, пусть перестанет бояться за его репутацию. Успокойте, одним словом.
– Разумеется. Если могу быть чем-то полезен…
– Конечно же, можете. Подключайтесь к нашей работе, если возникнет желание. Мы будем только рады. А на сегодня – отвезите нашу уважаемую Любовь Семёновну домой, если не затруднит.
– С удовольствием.
Психолога нашёл в демонстрационном зале. Она что-то увлечённо рассказывала собравшимся около неё волонтёрам, отхлёбывая из кружки, разрисованной в стилистике детского рисунка.
– Кавалер, присоединяйтесь, меня тут наши девочки-мальчики чаем потчуют. А я им байки про мозг рассказываю. Самое удивительное, независимое существо, которое есть внутри нас. Да-да, независимое – способное нас обмануть, способное вести нас к убийственным поступкам. Это такая вещь в себе. Ох, ребятки, сделаю я для вас лекцию, а то угрожаю-угрожаю, а на сегодня пора откланяться.
– Я отвезу вас, – Антон подал руку.
– Не зря я вас окрестила кавалером, не зря, – Любовь Семёновна засмеялась настолько заразительно, что устоять не было никакой возможности.
Сновидение шестое
Не успели зеваки оправиться от сетей, а Щекочиха вернуться к товаркам, как на горизонте уже новые повозки.
Сбитенщик подошёл к самой обочине, толкая привязанным коробом купцов.
– Ты-то куда, красная морда? Видишь, тут солидные люди стоят, – тщедушный лавочник попробовал устыдить уличного торговца.
– Скажите тоже, вся ваша солидность в барашках в бумажках, коими начальство одариваете. Барашки ваши жирнее, от того и солидность.
– Смотрите-ка, до какой черты обнаглели чумазые. Со всего города на Мясницкую сброд прибыл, – худой лавочник даже на дорогу выскочил, заглядывая в лицо солидному товарищу. Выскочил, и чуть столкнулся с волами, что везли первую повозку. Хорошо приятель за рукав дернул.
А везли такую страшную картину, что толпа стихла.
– Гляди-ка, Щекочиха, это что такое намалевано-то? Баба – не баба, птица – не птица.
– Гарпия это, чудовище такое. Рождается в бурю и утаскивает к себе когтями птичьими, – оборванный молодой человек отделился от стены дома Салтыковых, на которую опирался всё время.
– Ишь ты, гарфия, – удивленно протянула молодка в атласной шубке.
– Ух и дура же ты, не гарфия, а гарпия. А вокруг неё крючки, мешки, вроде как с деньгами, весы зачем-то сломанные.
– Гляди-ка, а гарпия-то эта в крапиве никак водится, так ли?
– Не так, – опять вмешался молодой человек, – греки её придумали.
– А разрисована вроде как в крапиве. Что написано-то?
– «Всеобщая пагуба».
– Надо же…
Из-за картины выскочил лицедей:
– Уважаемая публика, шестое отделение повествует о всеобщей нашей погибели – мздоимстве. Посмотрите, кто служит коварной гарпии. Это, дорогая публика, главные её воины – ябедники.
Вокруг повозки шла толпа людей разных чинов. Угадывались здесь и купцы, и люди служивые, и простой народ: крестьяне и ремесленники. И все они что-то шептали на ухо друг другу, отчаянно жестикулируя.
Солидный купец, стоящий у обочины, спрятал бороду в воротник. Лишь заплывшие глазки косились в сторону худого приятеля. Тот и не видел, открыв рот, смотрел на шествие. А посмотреть было на что! Сначала шли подьячие со знаменами. От ветра трудно было разобрать надпись, что красовалась на них.
– Петруха, Петруха, прочти, у тебя глаз острый.
– «Завтра» писано.
– А что же сие означает?
– А то и означает, когда ни приди за каким делом, тебе до завтра отворот дают. А на следующий день – снова завтра. Так и ходишь.
– Справедливо.
Иные подьячие тащили за собой на длинных шестах с крючьями взяточников всех мастей.
– Гляди-ка, будто рыбу из речки!
– А это, уважаемая публика, – вновь закричал лицедей, – несут свои сети поверенные да сочинители ябед.
Голос ведущего маскарада послужил сигналом. От шествия отделились господа и, изловчившись, стали закидывать сети в толпу зевак. Первыми попали приятели-купцы. Грузный упал, подмяв под себя мелкого. Тот, вероятно, стал задыхаться. В ход пошли кулаки. Народ улюлюкал. Кто-то подбадривал драку криками:
– Задвинь ему посильнее, ишь брюхо-то отъел!
А ловцы не останавливались. Вот уже и сбитенщик барахтался на снегу с какой-то молодкой, и Щекочиху скрутили с вечно пьяным сапожником Ерёмой, до этого молча стоявшим у самого края.
Смех, крик, за возней и позабыли, зачем собрались. Процессия остановилась. Пришлось подьячим возвращаться, распутывать.
Когда стихли, заметили, что у самой обочины стоит оборванный нищий на костылях. Из прорех старого тулупчика пробивалась ветхая холстина рубахи. С костылей свешивались переломанные весы.
– Перед вами Правда. Вот в таком богомерзком виде пребывает она в наши дни. А виной всему сутяги и аферисты, что устроили на нее гонение.
Нищий молча смотрел на притихшую толпу грустным взглядом до тех пор, пока не подоспела группа, изображающая мошенников и среболюбцев. Они набросились на несчастного оборванца и погнали его мешками с надписью «деньги» дальше.
– Вот так и живём, братцы, – сказал кто-то тихо.
Показалась ещё одна повозка. Впереди была устроена огромная корзина с яйцами. В ней сидела толстая баба, наряженная в парчу. Среди яиц были и птенцы-гарпии.
– А это и есть сама Взятка. А за ней сидят приятели Кривосуд-Обиралов и Взятколюб-Обдиралов. Приятели эти всё время только о Взятке и говорят.
Вокруг повозки бегали какие-то вертлявые типы, одетые в чёрное. Они кидали в толпу семена.
– Крапива никак? – Прервал молчание дородный купец, отдышавшись от схватки с товарищем.
– Вроде того, – приятель перетирал щепоть в ладони и даже попробовал на вкус.