К точке отсчёта

– Что за…

Навигатор советовал повернуть налево. Но не было никакого поворота, был тупик, была крепость переплетённых рыжих стеблей.

– Ну и куда теперь?

Они вышли из машины. В лёгкие ворвалась прелость, забивало горло шуршащей пылью.

– Не видно ничего, – Кирилл взобрался на бугорок – пограничный столб другого измерения.

Антон поднял голову – лишь небо в ошмётках выцветших туч.

– Похоже, тропинка слева, во всяком случае, здесь точно кто-то шёл. Кислицин тоже увидел, не тропинка, скорее пролом. Не понять, кто оставил – человек ли, зверь.

– Рискнём? – в блестевших глазах Кирилла заиграл азарт охотника.

Джунгли затягивали: цеплялись, припорашивали пылью семян, опутывали ноги. Казалось, что идут вечность, что весь мир превратился в эти заросли, ничего не осталось: ни шумных городов, ни сверкающих витрин, ни оживлённых трасс, ничего. Даже небо пропало, остались лишь клочки серой ваты, зацепившиеся за особо рослые стебли. И очень хотелось назад, к жизни, к горизонту. Антон скорее почувствовал, чем увидел: дышать стало легче, поросль расступалась, становилась ниже, слабее, пока совсем не рассыпалась на редкие кучки. Появился горизонт с прибитыми тушками тёмных домов.

Тушки превращались в горы, разрастаясь, затягивали небо. Стало трудно дышать…

Видение десятое

Огромная гора, испещренная пучками яркого света, появилась на горизонте. На самой вершине в струящейся тунике парила над толпой прекрасная богиня Диана.

Искры созвездий кружились вокруг величественного стана. Лишь грустная Большая Медведица печально светила с небосвода.

Гора величественно плыла мимо притихшей толпы. Городская улица стала вдруг игрушечно-мелкой.

– Смотри, смотри, – тёмная фигура, появившаяся рядом с Антоном, протягивала руку, указывая на странный мерцающий свет впереди.

– Тётушка, Анна Петровна, – удивился Кислицин.

– Тс-с, смотри. Просто смотри…

Подобно игривому, пенному облаку на горизонте возникла восьмёрка грациозных неаполитанских лошадей. Золотая карета в кружевах царских вензелей, казалось, парила в воздухе. Императрица в кровавом бархате, усыпанном каплями жемчуга, в бриллиантовой диадеме летела над онемевшим городом, над сбившимися в тёмную массу, людьми.

От блеска вельможного поезда, следовавшего за царской каретой, ломило глаза. Золотые ландо с веерными спусками, высокие кареты-теремки с искусной резьбой везли лучших людей государства. Напудренные локоны, бархат, атлас, кружева, припорошенные алмазами, золотые тяжелые вериги. Кафтаны, пюсовые камзолы, фижмы, хвосты… На запятках фигурками станковой скульптуры примостились лакеи-арабы.

Ослепив, процессия исчезла, утонула в черноте ночи. Город просыпался, отходил от обморочного беспамятства. Согбенные фигурки рассыпались по тротуарам, ныряли в дыры подворотен.

– Тётушка, как мне вас найти? Где вы? – очнулся и Антон.

– Сам, всё сам, сынок. Это твой путь, путь к смыслу.

Фигура тётки расплывалась, становилась прозрачной. Последней исчезла материнская улыбка, полная любви и боли.

– Так что я должен понять? Помогите уже, – кричал Кислицин небу.

– Подсказки. Уже сегодня ты обнаружишь ниточку. Главное, не бойся, – прозвучало в голове.

Глава 26

– Антон, Антон, да очнись же, – испуганное лицо Кирилла почему-то показалось Кислицину комичным. Он рассмеялся.

– Что с тобой? Всё нормально? Ты упал, забился в каком-то приступе. Теперь смеёшься.

– Не переживай, – продолжал хохотать Антон, – видел бы ты себя. Долго я прохлаждался?

– Минут пять, наверное. Что вообще происходит? У тебя проблемы со здоровьем?

– Не знаю, недавно лежал в клинике с черепно-мозговой. Обследовали, сказали – всё нормально.

– Тебе бы провериться…

– Успею. Идём?

Лощинками оказался десяток ветхих домишек, стыдливо припадавших к земле. У калитки одного из них стояла Мария Васильевна. Антон сразу узнал её, хоть и не видел никогда. Неуловимое сходство с Ани выдавало родственные связи. В Петрухиной старшей, разумеется, не было лоска, не было изнеженной томности. Сухая фигурка казалась сломленной веткой, забытой, брошенной доживать короткий век, рассыпаться отжившей трухой. Но глаза! Миндалевидные, огромные, затягивающие, глаза Ани.

– Антон? – жадно вглядываясь, будто стараясь запечатлеть, сохранить снимок в своей памяти.

– Да, Кислицин Антон. А это мой друг – Кирилл. А вы – мама Ани?

– Пройдёмте в дом, – робко.

Внутри было очень темно, хозяйка щелкала по выключателю, что-то тихо ворча.

– Дайте посмотрю, – взял инициативу в свои руки Кирилл. – Отвертка есть?

– Да, сейчас. – Мать Анны резво вышла из комнаты, но вскоре вернулась, держа в руках какой-то сверток.

– Посвети, – Кирилл протянул фонарь Антону.

Окрик вывел Кислицина из оцепенения. Через пару минут желтая лампочка, наконец, вспыхнула, осветив небольшую комнату с довольно странным интерьером. В середине комнаты стоял стол, покрытый самодельной скатертью, вокруг расположились современные стулья, безвкусно-помпезные, с золотой отделкой спинок. Антон узнал эти стулья, в один из пустых дней очередного шоппинга, они забрели в мебельный магазин, и Ани буквально застыла у этих «царских табуреток». Именно так он тогда назвал эту безвкусицу.

– Анна подарила?

– Да, – в голосе Марии Васильевной зазвучала гордость. – Она нас с Катюшей баловала.

Следы этого «баловства» повсюду: дорогой телевизор, новая посуда, современная этажерка и комод, втиснувшиеся между старыми шкафами, доверху забитыми множеством мелочей. Над этажеркой – постер какой-то современной группы, похоже, вклад подростка в интерьер дома.

Вещей было так много, казалось, для воздуха совсем не осталось места, а от пестроты в глазах поплыли черно-белые полосы.

– Тебе плохо? – Антон и не заметил, как Кирилл оказался рядом.

– Вытерплю, но давай поскорее.

– Я чайник поставлю? – В голосе несостоявшейся тещи гостеприимства не чувствовалось.

– Нет, мы торопимся, – Кирилл сел на «царскую табуретку», не дожидаясь приглашения. – Давайте подробно, сколько лет Кате, где учится, когда пропала.