Секундант одиннадцатого

Со временем он, понятное дело, пообвык и избавился от навязчивых снов, в которых вместо желанных осадков приходили смерчи и бураны, отзывавшиеся наутро болями в затылке. И с климатической экстремальностью уже сосуществовал, хоть порой и ностальгировал по природе родного края.

Оттягиваться, впрочем, тоже выходило – регулярные вояжи в Европу служили отдушиной. В той широте он даже пробавлялся прогулками под дождем с непокрытой головой. Но в Лондоне, будто вотчине дождей, в дни его визитов осадки почему-то уходили на переучет. Словно пустыня Негев впрессовывалась в его чемодан.

В последние годы его, в средиземноморскую среду будто вросшего, потянуло на снег. Две трети вылазок в Европу – с декабря по март. Маршруты – Скандинавия, Австрия, Швейцария. Но не лыжного слалома ради, а так, снежок потоптать, обжигая легкие морозом.

Оттого обильные снегопады, накрывшие в начале декабря Подмосковье, не то чтобы воскресили молодость, а наркотизировали помыслы, не понукая трусливого посматривать на календарь – демотиватор откровений и удовольствий; за время приноравливания к российской реальности Алекс уверовал только в одно – он здесь надолго.

Так или иначе, обраставшая коркой неопределенность его устраивала. Хотя бы потому, что с приходом зимы с романом заладилось. С трудом выстроив первую страницу, Алекс поймал попутный ветер вдохновения. Цикл обретения смысла замкнул контакт с сыном, пусть своеобразный: устройство, воспроизводившее его послания Виктору, одновременно записывало адресат на видео, которое отправителю воспроизводили.

Ареал обитания несколько расширился – с наступлением сумерек разрешили вокруг особняка прохаживаться, разумеется, с «пластырем» в лице Кирилла. Не исключено, потому что приподнятость духа заметили – почему бы процесс ни поддержать?

Тут Алекс запросил футбольный мяч, прежде поинтересовавшись, дружит ли Кирилл с футболом. Заметив изумление, пояснил: «В детстве подавал надежды как вратарь, пока шариком пинг-понга не «подавился». Постучишь мне… Надеюсь, как прыгать, вспомню…»

Похоже, состояние Кирилла передалось его начальству, раздумывавшему над невинной просьбой целую неделю (надо полагать, заподозрили аналог голубиной почты). Тем временем Кирилл вновь замкнулся, струя недоверие, казалось, навсегда исчезнувшее. Все же новенький, пьянивший ароматами детства мяч поступил, хоть и хранился вне апартамента.

«Опеке» было невдомек, что их объекту охота в снегу поваляться, а кроме как с мячом, он не видел, как. Если с бухты барахты, то, в их глазах, либо падучая, либо сдвиг по фазе, точнее, их симуляция. Замучаешься переубеждать…

Когда же сеансы вратарской разминки вошли в обиход, Кирилл их предвкушал больше, чем сам инициатор, после четырех посматривая на часы. В тренаже нередко терял чувство меры, норовя вратаря обязательно «пробить». Оттого все чаще месил снег, возвращая мяч в упражнение. Между делом они не на шутку сблизились, проводя свободное время в разговорах о футболе, смахивавших, на моноспектакль, который ненадолго прерывали восклицания из «галерки». В общем, дерганый ритм авантюры «Синдиката» незаметно спланировал в пространство смачных трапез, физупражнений и трудоемкого, средней паршивости сочинительства. Самое любопытное – без попыток заглянуть в день грядущий.

Жизнь не то чтобы налаживалась – обзавелась здравой экстерриториальностью, свободной от мук похмелья, несообразной возрасту эксцентрики, приводов в полицию – спутник многих нетривиальных личностей. И какой-либо неловкости от этой перемены Алекс не испытывал.

– С вами сейчас переговорят. Ничему не удивляйтесь, так надо, – огорошил Алекса Кирилл, реагируя на сигнал смс-сообщения, прозвучавший чуть ранее. Похлопав себя по карманам, нацелился на выход.

Алекс, сидевший к входу вполоборота, повернулся в недоумении. Хотел было о чем-то спросить, но не успел – дверь захлопнулась. Прислушался и вернулся к клавиатуре. Тут в дверь аккуратно постучали. Алекс застыл в неведении, как отреагировать. Ведь за последний месяц этот знак этикета не замечался, связь с внешним миром – через мобильный Кирилла.

Дверь отворилась. В проеме высокий стройный мужчина неясного возраста, камуфлируемого маской на лице. Ни признаков интриги, ни намеков на маскарад, предельно деловитое «Здравствуйте», решительное вторжение, притом что приглашения зайти не прозвучало.

– Как не трудно догадаться, мое инкогнито – воля обстоятельств. По-другому никак, – открыл конфиденциальную повестку пришелец, усаживаясь в кресло Кирилла.

Алекс почесал затылок, струя то ли тугодумие, то ли разочарование: мол, приперся, выбив из ритма бумагомарания… Но креслом треть оборота сделал, разворачиваясь анфас к визитеру.

– Представиться все же нужно, хоть и избегая имен. Не думаю, что они заменят суть дела… – продолжил незнакомец, сама деловитость.

Алекс закивал, будто соглашаясь.

– Так вот, я единственный, кто знает вашу одиссею от пролога до последнего знака препинания…

Алекс выставил палец вверх, так перебивая. Пришелец смешался, но вдруг чуть притопнул, будто вспомнив. Извлек планшет и совершил несколько манипуляций. После чего протянул его визави, хмыкнувшему вскоре: видео-инструкция Бондарева полномочия «маски» – «поговорить по душам» – подтвердила.

– По душам, так по душам, – согласился Алекс, возвращая планшет. И оговорился: – Только мандата на разговор о сути предмета у вас все равно нет.

– Тогда, у кого он? – невозмутимо осведомился инкогнито.

– В теории – у бенефициара, и то не убежден. Вся-то затея на соплях. В любую секунду его маятник на отбой качнуть может.

– Вот что, Алекс, надеюсь, понимаете, что мы не бесплатный профилакторий пожизненного заезда, – излагал логистику статуса гостя пришелец. – Рано или поздно, решение по вам будет принято. В ваших же интересах оптимизировать его. Речь идет об инородном теле, думаю, вам известном…

– Не такое уж оно инородное, – расставлял точки над «i» Алекс. – Как говорится, нет худа без добра. Но и вас, бюрократов, в плену у инструкций, понимаю… Да, ситуация патовая – ни туда, ни сюда. Залапано шпионскими руками так, что версию о моем нейтралитете принять на веру не предлагаю…

– А вы попробуйте! – озорничала «маска». – С чувством, толком и расстановкой…

Алекс посматривал на визави, в уме нечто прикидывая. При этом, казалось, он скорее тщится представить лицо собеседника, нежели подбирает слова.

– Знаете, – заговорил домашнего ареста отпускник, – что вашу, что ту сторону отличает должная собранность и последовательность действий. Умение держать в объективе цель, следуя избранному курсу – полдела, если не больше. Но жизнь, особенно политическая, штука столь каверзная, что нередко лучше наобум двигать по случайной колее, нежели настойчиво, по своему разумению торить собственную, вены раздувая.

Инкогнито принялся чесать затылок, но сообразив, что может быть превратно понят, плавным движением ладони дал знать: не обращай внимания, продолжай.

– Иными словами, – продолжил Алекс, – в делах дискретных интуиция и импровизация бьют самый продуманный план. В этом ни вы, ни те ребята не то чтобы не сильны – ограничены бюрократическим стременем, а то и намордником.

– Вы это о чем? – похоже, буквально воспринял иносказание пришелец.

– О том, что ваш зевок с взломом моего компьютера, уж не знаю какой давности, лишил вас/меня подушки безопасности. И, правда, ныне любое решение – это выбор меньшего из зол. Но если принять мою честность за аксиому, картина кардинально меняется. Тот-то берег я одной фразой переубедил, разъяснив: источнику, обреченному на круглосуточный надзор – грош цена!

– Если вы кого-то и переубедили, господин Куршин, то самого себя, – обдал холодом визитер. – Вы не кто иной, как любитель с раздутым самомнением. Надо же кого – прожженных циников по должности – переубедил…

– С толку сбиваете? – заподозрил подвох обескураженный Алекс. При этом, казалось, понимал – укор собеседника неспроста.

– За вашим сыном уже месяц следят – такова цена ваших мудрствований, – давал урок шпионских истин инкогнито. – Коль на сына, статиста, затрачено столько, несложно представить, какая роль отводится самому объекту, то есть вам.

– По себе не судите, да и парней с того берега здесь не видать. Или я что-то пропустил? – включился в обмен колкостями Алекс.

Инкогнито забарабанил пальцами по поручням кресла, казалось, собираясь с силами. Остановившись, полез в боковой карман пиджака, откуда извлек небольшой планшет. Но тут вновь задумался, будто на перепутье. Так и не задействовав его, глухо изрек:

– Вам передавали привет.

– Сын? – Алекс вскинул голову.

– Ваш недавний партнер…

– Партнеров у меня быть не может, я безнадежный одиночка. Разве что по загулу… Алкоголь возбуждает центр социализации. Человек животное стадное, ничего не попишешь – зов пещер.

– Женского пола… из Берлина… – уточнила «маска».

Если бы Алекс мог взглянуть на себя со стороны, то был обречен свой лик навечно запомнить. Не то чтобы он был шокирован или изумлен. Могло показаться, что весть о Марине прогнозировалась им с меньшей вероятностью, чем избрание Депардье в Российскую Думу.

Алекс не понимал, почему перестал себе принадлежать, то краснея аки отрок, то часто моргая, при этом фиксировал: огромное откровение ломится в его дверь. Имя ему Марина, явившаяся из ниоткуда и канувшая в неизвестность. Так стремительно, что словно вырезала себя из мироздания. Чтобы в ином из миров, нет, не объявится – послужить звездой, влекущей в вечность. Женщина из одних заглавных букв, разглядевшая в нем фигуру, достойную ее королевского внимания. Уникальный приз судьбы, делающий ее осмысленной. Женщина, подарившая физическую близость, памятью куда-то задвинутую, но причудливо воскресшую и осязаемую сей момент живьем. И только ради этого, преодолев полсвета, стоило к раненому зверю в клетку соваться.

– Я пока выйду. А вы смотрите… – инкогнито указал на экран, куда был поднят для просмотра ролик.

Алекс Марину едва узнал, хотя и понимал, что ролик пришельца, так или иначе, о ней. Она словно отяжелела и – не поверить – поглупела. Ее изящная осанка и мудрый, чуть надменный взгляд, будто примяты или затушеваны. Собственно, с такой он и расстался – женщиной, развинченной превратностями судьбы и взбунтовавшимся разумом. Женщиной, которая, он не сомневался, его любит и отдалась ему от большого чувства, пусть, скорее, завладела им…

Резкая перемена ее образа мешала вникать в смысл послания. Алекс собрался лишь, когда Марина всплакнула, укорив его в толстокожести и скудости воображения.

Оказывается, стайкой берлинских бомжей, доставившей ему в Берлине куртку с телефоном, руководила она, да, закамуфлированная до неузнаваемости. Он же, бестолочь, ее не узнал, что на его безучастном лице аршинными буквами проступало. Какие же мужчины чурбаны, не способные ни на чувство, ни на жертву и дальше своего носа не видящие. Пусть тот маскарад не только немцев, но и его должен был сбить с толку, поначалу… Но не пойди она на этот безумного риска шаг, где бы он в одних портках в Берлине притулился. Ведь ни родственников, ни знакомых. И, конечно же, получив от нее свое, не вспоминал о ней ни разу…

Прелюдия зацепила болью мысли и эмоций, пробудив сочувствие. Оттого ударного смысла пассаж – все им рассказать – будто преднамеренно «зареванный», отторжения у Алекса не вызвал. Наверное, сделала свое и ремарка: «Собаки, спущенные на тебя, пока рвут на части меня одну как возможную соучастницу. Если я, твой единственный друг, что-либо да значу, то придумай, как их задобрить. Ведь тебе, особи эпической, это по силам…»

– Вот, что господин Куратор, коль о знаках препинания моего приключения вы заговорили… – едва гасил эмоции Алекс, когда «маска» после краткой отлучки вернулась. – Согласен полностью: профилакторий пора с баланса списывать, уж не знаю чьего… Готов… как этот у большевиков?.. а, вспомнил, разоружиться! И выложить все до последней запятой…