Затвори за собой поднебесье

Но не дождался. Зато глухо донеслось: «Как вдолбить Светке: не давай каждому мудаку номер! Не справочная мы…»

Вдруг Олега пронзил властный, безрассудный импульс: стереть напрочь Светланин телефон, похерив тем самым связь с миром, где он существует. Кинулся было к аппарату, когда услышал:

– Не знал, босс, что вы русский. Никогда бы не подумал…

– Теперь будешь знать, Роджер. Не держи зла, если кличут иначе, – бесстрастно откликнулся босс, останавливая руку.

– Роджер, босс, Роджер, разве вы путаете… – протянул не только октанового нюха заправщик.

Пока авто мерило перекресток за перекрестком, Олег мотал головой, не без интереса рассматривая милые душе пейзажи. В какой-то момент он споткнулся: «Чего это я давеча психанул?» Но «перемотка» спьяну стопорилась, хотя и тужилась, скрипя, порой. Между тем еще порядком беспокоил чей-то хамский, слонявшийся по периферии голос, но после щедрого забора дома «Glenfiddich» последние очажки рассудка, дотлев, погасли.

Проснулся отягощенный продуктами распада, но, приняв душ, несколько взбодрился и мало-помалу стал приходить в себя.

Резко прозвенел телефон, защемляя нежный нерв реабилитации. Олег скривился, подумав: «Очухаться не дадут!»Но взглянув на часы, сообразил: мама, кроме нее, некому. Проворно перевернулся в кресле, доставая аппарат с журнального столика. На экране и в самом деле мамин номер.

– Да, мама. Доброе утро.

– Вся извелась… как можно? – не вняв призыв к добру, начала день с нагоняя мать.

– Что можно, мама? – уточнял Олег.

– Так мучить, – обозначила весьма расплывчатую претензию прародительница.

– Что я сделал? – оправдывался вновь прибывший, теряясь в догадках: до приезда или после?

– Обещал приехать… с утра пью валокордин… – всхлипнула старушка.

Олег вскочил на ноги и босиком, позабыв обуться в тапки, устремился в прихожую. Но спустя несколько шагов остановился и, нервно почесывая ступней одной ноги икру другой, занялся корректировкой:

– Мама, валокордин был в России, ты пьешь что-то другое. К тому же сейчас лишь девять, в чем я виноват?

– Не жалеешь ты меня… – сетовала на извечный конфликт отцов и детей мама.

– Успокойся, а то валокордин буду пить я, – нашелся ушлый предприниматель.

– С пяти утра готовила рыбу… и зачем ты от Полины ушел…

В мамин билдинг Олега не впустили – за время «отпуска» сменились оба вахтера. Пока он не назвал имя жильца, мариновали на ступеньках у входа.

Дверь, наконец, распахнулась, пропуская не заявленного гостя в лобби. Двухметровый афроамериканец взмахом худющей, точно паучья лапа, руки пригласил к стойке секьюрити. Частя шаг, Олег заторопился вдогонку. Старший привратник приподнял трубку внутренней связи, выискивая в телефонном справочнике номер квартиры 106.

– Не трудись, приятель, леди не говорит по-английски, – предостерег визитер.

– Пока не получу о’кей от владельца, пропустить не могу, – стоял на страже должностной инструкции привратник.

– Это пожилая женщина, не понимающая английский… – поделился семейными горестями гость.

– Хорошо, поднимемся в квартиру. Если госпожа распишется в журнале, я не возражаю.

Не возражала и мама, уточнив, правда:

– Ты прочитал, за что я расписалась, Олег?

– Прочитал, мама, – подтвердил долгожданный гость.

– Пособию моему не повредит? – осведомилась владелица апартамента, тянувшего под миллион долларов, хоть и номинальная…

– Не повредит, – заверил, не колеблясь, сын.

– Как хорошо, что ты английский со второго класса учил… – прощалась до следующего раза со страхами советской закваски мать.

Он проговорил с мамой почти до обеда, притом что основным рассказчиком выступала она. В который раз мать чихвостила дальних и близких родственников, наведывающих ее не чаще солнечного затмения, черствых врачей, почему-то говорящих лишь через одного на идиш, пособие S.S.I* – его вот-вот отменят или урежут вдвое, сиделку Ванду, регулярно прикарманивающую муку и салфетки, занятость и невнимание к ней сына и, наконец, чертовый билдинг, третирующий ее безъязыких подруг. Не преминула посетовать, что лучше всего ей жилось в муниципальном доме для неимущих, где каждому могла излить душу и не доводилось тащить сквозь частокол секьюрити гостей. Не забыла пройтись по его коллекции виски, съязвив, что лишь Богу известно, сколько потребляется в месяц, коль только две дюжины про запас. В назидание привела пример Яши, ее брата, пригубившего рюмку лишь на собственной свадьбе, в первый и последний в жизни раз. Тотчас всплакнула, вспомнив его последнее письмо из Сталинграда, полученное одновременно с похоронкой. Закруглив обязательную преамбулу, что есть силы обрушилась: как можно уехать из дому, никого не предупредив?! За компанию досталось и Джерри, без меры забрасывавшего в его отсутствие продуктами. Ну и под занавес знакомый, но унылой пластинки мотив: сколько жить бобылем в вилле из восьми комнат, не беспокоясь ни о будущем, ни о чем? Стало быть, пора вернуться к Полине или жениться вновь, хотя бы на Рейчел, или на любой порядочной другой. Между тем главное в жизни – здоровье, которого у нее никогда не было и нет. Всех же денег, сынок, не заработать и не забрать с собой…

От эмоциональной, но столь живительной перегрузки мама незаметно заснула, и Олег решил ее не будить. Бережно снял очки, укрыл пледом. Написал записку: «Позвони, когда проснешься. Целую». Прикрепил магнитом к холодильнику и был таков. Через сорок минут добрался до дому и первое, что сделал, перенес все спиртное в подвал.

Джерри прибыл после работы ровно в шесть. Его пугливый, растерянный лик встревожил, ведь компаньон парень не робкого десятка. Олег подумал: «Стандарт Ойл» – они, твари, только они. Не только промыли мозги, а, похоже, основательно запугали». Лишь сейчас до Олега дошел смысл слов Хью, прозвучавших у будки пограничного контроля в «Ататюрке»:

– То, что вы в Стамбуле, – никому, включая мать. Ей же можете назвать любой европейский город…

– А компаньону? – всполошился вновь обращенный референт.

– Компаньон и спрашивать не будет…

Он не спросил и сейчас и жался в прихожей, точно приехавший из провинции родственник. Даже намеком не походил на гордого ковбоя, некогда кичившегося, что Америка – форпост свободы и демократия. Неуклюже перебирал кредитку, не ясно с какой целью оказавшуюся в руках. Тем временем Олег сообразил: «Новый оффшорный счет – не дожидаясь, пока вернусь, перекинул мою долю».

Олег распахнул руки, намереваясь выхватить приятеля из мохнатых лап стресса. Но в какой-то момент обнимать передумал – ехидно прищурился и сказал:

– Давай кредитку, давай, отказываться не буду…

Джерри почему-то не отдал, а пристроил на полке головных уборов. Застенчиво улыбнулся и взглядом просигнализировал: «Она здесь, не забудь».

Друзья-компаньоны проследовали в зал, уселись напротив друг друга через журнальный столик. Олег ненавязчиво рассматривал приятеля, размышляя: «Как легко в этой жизни споткнуться, причем среди бела дня, никому не перебегая дорогу. Жили-были два товарища, нужды и отказа не зная, дабы однажды, на ровном месте, шмякнуться об асфальт. Пенять же – на кого угодно, хоть на кривое зеркало судьбы».

– Как всегда бурбон? – возвестил начало приема «отпускник».

– Я перешел на виски, причем сразу после твоего отъезда. – Джерри поглаживал поручни кресла, будто успокаиваясь.

– Прозрение или чувство солидарности с другом, попавшим под грозу? – Олег притворно лыбился.

На слове «гроза», компаньон вновь рассредоточился. Трусливо, как бы из-за угла, поглядывал на виновника торжества и… их внезапного, точно молния, злоключения.

Тем временем Олег извлек из глобуса последнюю не припрятанную заначку и аккуратно разливал.

Ласковое, интригующее бульканье Джерри, казалось, утешило. Он резко потянулся, подхватывая с журнального столика тяжелый, резного хрусталя стакан. Водил у носа, при этом взбалтывая жидкость и, должно быть, настраиваясь. По-простецки сконцентрировался и одним заходом порцию слопал. Несколько секунд выдувал из себя аромат, после чего, как ни в чем не бывало, поведал:

– У нас стало больше денег, Олег, и в который раз благодаря тебе…

– Снова лесть, как на гей-парти… – «Виновник» с хитринкой наблюдал за компаньоном. Как тому казалось, запечатлеть реакцию на пошловатый юмор. На самом деле Олег высматривал отклик Джерри на виски, думая: «Какой же ты дурак, приятель, некогда травив себя пойлом с псевдоаристократической вывеской «Бурбон». Между тем моя отлучка хоть в чем-то подсобила…»