Затвори за собой поднебесье

– Ханка – это производное от «Хана»? – поинтересовался референт.

Ох, уж эти языковеды! Где только розыски свои не ведут…

– Ханка – это героин из Узбекистана, – изрекла, точно выплюнула горечь, Светлана. Под стать выплеску изменилось, обозлившись, лицо. Глаза сузились, казалось, в жестоком самоистязании.

– Так ты pusher… Прости, не знаю, как это по-русски. – Будто не в силах переварить услышанное, Олег несколько раз помотал головой.

– Не напрягайся: «барыга»,– подсказала пушер.

Олег повернулся набок, подпирая левой рукой голову. Пристально обозревал спутницу, но не в осуждении, а, судя по живым глазам, осмысливая, как ее приободрить. В итоге тихо произнес:

– Ты же в разъездах все время…

– Сестра помогает… – приоткрыла преступный сговор пушер. Ее лик резко переменился: ни решимости излить душу, ни самобичевания – все как рукой сняло. Взамен – ползучая маска мольбы: не дави, дай передышку!

– Но у тебя же дети! – не внял призыву Олег.

Светлана вжалась лицом в подушку, несколько секунд молчала. Все же повернулась, откликнулась:

– Причем здесь дети? В неведении они…

– Невольно подставляешь их … – намекнул на невольных заложников опасного промысла Олег.

– Все ты знаешь… не раз уже угрожали… – согласилась вконец обескураженная челночница.

– Света, все из-за денег? – упорствовал докопаться до истины референт.

– А как ты думал? Палец до скончания века сосать да мыкать?

– Другие-то как-то живут…

– Вот именно как-то… тем же детям сколько всего… Жалею, что открылась…

– Открываться – не крысятничать, не жалей…– плел свои самотканые афоризмы Олег.

– Я не только продаю… иногда и вожу.

– Из Средней Азии?

– По России… и даже в Китай.

– Оговорилась, наверное, через Китай в Россию.

– Ничего не оговорилась… – Светлана хотела нечто добавить, но, судя по нахлынувшему отрешению, передумала.

Притих и Олег, смирно вытянув вдоль тела руки. Стеклянные взоры влюбленных устремились в потолок. Казалось, они боятся пошевелиться. Длилось это, правда, недолго. Олег подал голос:

– Между нами все по-прежнему, не изменилось ничего.

Светлана, точно ужаленная, одним махом запрыгнула на колени и прильнула к лицу воздыхателя, страстно целуя. Референт поначалу, как безмолвный сфинкс, выплеск принимал, после чего деликатно прижал возлюбленную к себе. Светлана попыталась было отстраниться, но сдалась на милость умелому любовнику.

В ближайшие четверть часа по стенам скользили спаренные тени – то выписывали чарующие фигуры, то неистовствовали, то сливались воедино. Дивный, подкупающий экспрессией танец сопровождался разноголосицей звуков: шорохи, трения, шепот, стоны. Звуковой фон окреп, обращаясь в крещендо, и, наконец, кульминация. Наступила тишина.

– Знала, что поймешь! Настоящий ты… и еще не трус… – наконец молвила Светлана.

– Не трус – это точно! – живо откликнулся референт. – Где наркотики – там кровь, насилие… Если серьезно, то брось это занятие, брось. Оправданием не служат ни хаос перепутья, где погрязла наша с тобой отчизна, ни одиночество, ни бедность. Поверь мне как человеку, познавшему и бедность, и успех. Жизнь – единственное мерило преуспевания. Остальное: чушь собачья, чешуя. Смерть наркокурьера или наркоторговца даже не расследуют, а финал у всех один – до старости никто не доживает.

Олег запнулся, издавая походящий на спазм ужаса звук.

– Что с тобой?! – опустила ладонь на лоб референта Светлана,.

– Лик смерти… в ресницах застрял – глаза не закрыть. Жуть такая, что не описать…

– Дай приласкаю …

– Да, конечно…

– Сейчас – лучше?

– Лучше, еще как лучше…

Олег проснулся, когда рассвет вовсю дубасил глухую ночь, заполняя спальню платиновыми бликами. Он замер не в силах пошевелиться. Между тем не волшебство рождения дня приковало его внимание, а нежные контуры спавшей рядом пассии. Провалившись в эстетическую нишу, он сантиметр за сантиметром путешествовал по линиям ее тела, не зная устали и печали. Светлана спала, не двигаясь, не двигался и он. Время замерло, физически будто замораживая рассвет. Лишь его набухшие, скользившие по периметру совершенства очи увлажняли воздух, а через него – и плоть Светланы.

Олег незаметно заснул вновь и радугу услады точно занавесил кто-то. Вскоре за ширмой сна обозначился некий господин, чем-то ему знакомый, но пока неузнаваемый. Тот сидел перед мудреным пультом с крутившимися бобинами. На голове наушники, повернут к Олегу спиной. Руки снуют по кнопкам, регулируя что-то. Движения – ладные, полуавтоматические. Со временем они ускорились, подсказывая: сеанс заканчивается. Наконец оператор встал на ноги, небрежно отключил последний датчик. Олег увидел, что повернувшийся к нему анфас, не кто иной, как Джеффри, зам. начальника службы безопасности «Стандарт ойл». Их взгляды встретились. Джеффри улыбнулся, но улыбка отнюдь не дружественная, а надменно-победоносная. Растворяясь, Джеффри помахал Олегу рукой. Цепко держал в ней бобину с пленкой.

По пути в аэропорт влюбленные не проронили ни слова, ибо каждого из них загарпунил свой комплекс. Перекинувшись в прошлое, Олег отчаянно спорил с мамой. Когда-то, в юности, поддавшись ее нажиму, бросил без памяти влюбленную в него девушку, которую, наверное, любил и сам. Будущего для смешанной пары мать не видела, считая, что семейное счастье – удел людей одной крови.

В последнее годы он не раз возвращался к тому проступку, как ему ныне виделось, неискупимому предательству с его стороны. Но, в общем и целом, ни о чем не жалел. Ретроспектива достигнутого им на Западе, по экономическим меркам, – настоящая латифундия, хоть и стоившая адского труда, гасила колики зуда совести. Ничего подобного, он внушал себе, на родине достичь не смог бы, даже с учетом свершившихся там преобразований.

Как и Олег, Светлана копалась в днях давно минувших: переживала горечь подмочивших отрочество слез – в школьные годы считалась дурнушкой. Расцвела нежданно-негаданно, после семнадцати, причем так ярко, что одноклассники порой проходили мимо, не узнавая. Но слезы не забылись и с возрастом все чаще напоминали о себе, предвещая скорую осень, а за ней – и зиму бабьих лет.

Кассу бронирования пассажиры искали недолго и, получив билет в Лос-Анджелес, двинулись на регистрацию. Выглядели ужасно: меловые, напряженные лица, заскорузлые, неприкаянные жесты – несть им числа.

Минуты три Олег вносил в свой аппарат номера телефонов Светланы – руки и мысли скрючились. Долго искал и визитку. Найдя, просунул в сумку возлюбленной. Сбивчиво, эмоционально заговорил, по виду, оправдываясь или нечто втолковывая. Светлана, казалось, не слушала, будто отупев от перегрузок. Застывшие черты, растрепанная копна волос, полный душевный цугцванг.

Все же в секторе посадки их лица ожили, мало-помалу возвращая естественный оттенок. Воскресла и свобода движений, скинули невидимые путы чувства. Тонко сопереживая драму, они сомкнулись ладонями и ласкали друг друга кончиками пальцев. Казалось, капилляры льнули, переплетаясь в пароксизме обожания.

Сновавшие взад-вперед пассажиры их не замечали – кресла пары заслоняла массивная колонна. Киоскерша случайно взглянула в их сторону, да так и застыла, бросив прежнее занятие – просмотр мыльной оперы. Вскоре потянулась за платком – роса умиления размывала макияж.

Вновь взоры влюбленных застыли, выказывая затмение, пустоту. Лишь убеленный сединой знаток человеческих душ мог распознать окунувшуюся в вечность грусть и, видно, кое-что другое…

Осциллограф референта очнулся, воспроизводя ломаную звуков. Голоса по всему периметру, а точнее, один голос, тиражируемый множеством громкоговорителей. Поначалу гудеж забавлял, и губы даже искривились в подобии улыбки. Позже лик отяготился раздумьем, но не основательным, так – чуть-чуть. Наконец Олег расслышал свою фамилию, повторявшуюся неким центром каждые тридцать секунд. Переварив открытие, чертыхнулся про себя: «Знаю, что Левин, чего распинаешься?!»

Между тем интерес к именам собственным резко пошел в гору, когда зазвучала фамилия Светланы, и тоже через небольшие интервалы. Здесь Олег озадачился: «А почему?» И, наконец ощутив под собой бренную землю, вник: их разыскивают как пассажиров, не поднявшихся на борт и задерживающих вылет лайнеров.

Увлекая Светлану за руку, Олег вскочил на ноги и бросился на посадку, минуя колонну, давшей их любви последний приют. Из последних мгновений запечатлел лишь скользнувшую по плечу головку возлюбленной и изумленные глаза клерков предполетной регистрации.

Неким верховным посылом – маршруты посадки рядом, слепят спаренные табло. Здесь, бессловесно разделившись, каждый проследовал в свой рукав – «Москва» и «Лос-Анджелес». Выхватив контрольные талоны, регистрации даже не пожелала счастливого пути.