Белая кошка

– Она обещала снять все амулеты – сама не прочь развлечься.

Сколько, интересно, он готов заплатить? Нет уж, все равно маловато будет, чтобы нарываться на неприятности.

– Извини, ничем не могу помочь.

Рауль достает из внутреннего кармана куртки конверт и сует мне.

– Слушайте, отстаньте! Говорю же: не могу, и все.

– Да нет. Я тут видел мышь. Уверен на все сто, она бежала к мышеловке – ну той, с клеем. Пятьдесят баксов на клей. Сегодня попадется.

Рауль ухмыляется и чиркает пальцем по горлу. Джереми недоволен. Думал еще меня потрясти, но разговор уже ушел в другую сторону.

Запихиваю конверт в карман. Надо бы реагировать спокойнее.

– Надеюсь, нет. Очень уж полезная для бизнеса мышь. Пусть еще побегает.

Вечером напомню Сэму записать эту ставку. Пусть тренируется.

– Ага, тебе лишь бы денежки наши прикарманить, – улыбается Рауль.

Пожимаю плечами. А что тут скажешь?

– Спорим, отгрызет себе лапку и слиняет. Она настоящий боец, – встревает Джереми.

– Так и поставь, – откликается Рауль. – Ну что?

– Денег не взял.

И Джереми нарочито клоунским жестом выворачивает карманы брюк.

– А я одолжу, – смеется его приятель.

Кофе слишком горячий, обжигает мне рот. Как же противно с этими двумя разговаривать.

– Если будешь ставить – Сэм примет.

Футболисты замолкают и пялятся на моего соседа. Тот сидит неподалеку и что-то вычерчивает на миллиметровке. За тем же столом Джилл Пирсон-Уайт кидает игральные кости и торжествующе воздевает кулак.

– И ты ему наши деньги доверишь? – интересуется Рауль.

– Вы доверяете мне, а я доверяю ему.

– Доверяем? Прошлой ночью ты тут просто какой-то «Полет над гнездом кукушки» устроил. – Девчонка Джереми изучает драматургию, вот он и нахватался названий фильмов. – А теперь уезжаешь?

Как же я устал! Поспал днем и кофе выпил, но все без толку. Еще и объясняй всем подряд про хождение во сне. И никто не верит.

– Это мое личное дело, – бурчу я, а потом дотрагиваюсь до торчащего из кармана конверта, – а вот это профессиональное.

Лежу и пялюсь в потолок. Надеюсь, кофе поможет. Если и сегодня буду ходить во сне – выкинут из школы насовсем, поэтому спать нельзя ни в коем случае. Слышно, как в коридоре возится собака, царапает когтями по паркету, устраивается поудобнее и ложится под дверью.

Интересно, как дела у Филипа? Он мне ни разу в глаза не посмотрел с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Не то что Баррон. И с сыном своим никогда не разрешал играть. А теперь придется торчать в его доме, пока не вернусь в Веллингфорд.

– Эй, – Сэм тоже не спит, – на тебя смотреть страшно. Лежишь и таращишься в потолок, как мертвый. Не моргаешь даже.

– Моргаю. Просто не хочу засыпать, – стараюсь говорить тихо.

Сэм, шурша простыней, переворачивается набок.

– А чего так? Боишься, что…

– Ага.

– Ясно.

Хорошо, что выражение лица в темноте не разглядеть.

– Представь, что ты сделал нечто ужасное, такое, что боишься смотреть в глаза тем, кто об этом знает…

Я почти шепчу. Сэм меня, может, и не слышит вовсе. Зачем я вообще начал, тем более сейчас? Никогда ни с кем об этом не говорил.

– Так ты правда хотел спрыгнуть с крыши?

Черт, да сколько можно об этом!

– Нет, не хотел, честно.

Лежит сейчас, небось, и думает, чего бы такого сказать. Кто меня тянул за язык?

– Ну хорошо, сделал я что-то ужасное. А зачем?

– А ты и сам не знаешь.

– Глупость какая-то. Как я могу не знать?

Наш разговор, наверное, похож на одну из его настолок. Вы на перекрестке. Маленькая извилистая тропинка ведет к горам, а большая – к городу. По какой отправитесь? Словно я персонаж, за которого он играет, но правила больно дурацкие.

– Не знаешь, и все тут. В том-то и дело. Не веришь, что вообще на такое способен, но сделал.

Мне правила тоже не нравятся.

Сэм усаживается на постели.

– С этого, думаю, и следует начинать. Должен быть мотив. Если не узнаешь, зачем сделал, наверняка сделаешь снова.

По-прежнему пялюсь в потолок. Почему же я так устал?

– Как сложно быть хорошим человеком, когда точно знаешь, что ты плохой.