Когда я вошел, начальник пригласил меня сесть. Я сел. Начальник закрыл лежащую перед ним папку и раскрыл новую. Уточнив мои биографические данные, он спросил:
– Какие у вас были отношения с покойным губернатором?
– Никаких отношений, ваше превосходительство, – ответил я. – Куда мне до губернатора… Но он – милейший человек! Я, как и все, расстроен его смертью.
– Зачем ты потащился на молебен?
– То есть как зачем? Странный вопрос, господин начальник! – удивился я, а сам подумал: видимо, покойник в чем-то провинился, а я, ничего не зная об этом, пошел на службу по нем. Не расценили бы это теперь как свидетельство моей с ним близости!
Я проглотил слюну, собрался с мыслями и, чтобы не попасть впросак, уклончиво ответил:
– Все пошли, ваше превосходительство, ну и я пошел.
Начальник понимающе улыбнулся:
– Я знаю, что все пошли. Но все пошли, чтобы разделить горе близких покойного. А ты зачем потащился?
– Ну и я для этого же пошел, – неуверенно ответил я. – Мне непонятно, что вы имеете в виду.
– Ничего, сейчас поймешь, – затянувшись сигаретой, ответил начальник.
Он достал из ящика две объемистые картонные коробки и спросил:
– Ты что, был противником губернатора?
– Противником? Что вы! Да если бы я был противником губернатора, разве я провожал бы его гроб пешком до самого кладбища?
– Ну а если ты не был его врагом, почему ты радовался его смерти?
– Кто, господин начальник, я?
– А кто же еще?
Ну и дела! Похоже, что разговор принимает дурной оборот. Во рту у меня пересохло, кровь стучала в висках, но в то же время я был рад, что покойник по крайней мере ничем не запятнал себя. К тому же чувствовалось, что и начальник седьмого отделения – один из его почитателей…
– Господин начальник! – воскликнул я. – Что вы изволите говорить? Как я мог радоваться кончине губернатора? Как вообще можно радоваться чьей-либо смерти?!
Тогда его превосходительство раскрыл картонную коробку, достал из пачки фотографий одну и протянул мне:
– А ну-ка, посмотри. Узнаешь, кто это?
Я взглянул на фотографию. На ней была запечатлена служба по умершему, на которой весь город, все наши именитые граждане сидят мрачные, печальные, будто отца родного потеряли. И лишь один человек улыбается – это я.
– Да, узнаю, – отвечаю. – Вон тот слева – ваш покорный слуга.
Начальник положил фотографию на стол и протянул мне другую. И на этом снимке у меня улыбка до ушей!
Одним словом, на всех трехстах снимках я улыбаюсь во весь рот, в то время как все остальные плачут.
Показав снимки, господин начальник решительным тоном сказал:
– Ну, какие еще тебе нужны доказательства? Неужели опять будешь упираться? Если бы ты не был врагом покойного, что бы заставило тебя радоваться его смерти? А вот тут пять кинолент, на них еще ясней видно, как ты торжествовал и злорадствовал!
Боже мой, попробуй-ка теперь выкрутись! Как я ни унижался, как ни призывал Аллаха в свидетели, начальник так и не поверил, что смеялся я просто оттого, что смешинка в рот попала.
Прошло два года. В один прекрасный день по городу прокатился слух, что новый губернатор выдает дочь замуж за своего заместителя. Вскоре этот слух подтвердился, и многим были разосланы пригласительные билеты на свадьбу. Среди приглашенных оказался и ваш покорный слуга.
Получив приглашение, я сразу же вспомнил оказию, приключившуюся со мной два года назад в мечети на поминальной церемонии по умершему губернатору, и меня охватило сомнение. Идти на свадьбу или нет?
Не пойдешь, думаю, мои недоброжелатели могут сообщить господину губернатору, что такой-то не уважает его и потому не явился на свадьбу. Пойдешь – а вдруг повторится что-либо в том же роде?
До самого последнего момента я колебался. Наконец решил все-таки пойти.
В назначенный вечер я постригся, побрился, приоделся и отправился на свадьбу. Что это была за свадьба! Какие были цветы, какая иллюминация! Какие фрукты, сладости, шербеты! Какие роскошные дамы и господа! Шутка ли сказать – сам губернатор дочь замуж выдавал!
Я присел в дальнем углу возле торшера со свечами и огляделся по сторонам. Смотрю, все смеются, и я тоже стал следить за тем, чтобы улыбка не сходила с моего лица.
После шербета ко мне подошел официант с подносом, уставленным высокими фужерами:
– Не желаете выпить?
Думаю, отказаться нельзя: донесет губернатору, что на свадьбе его дочери такой-то не захотел выпить за ее здоровье… Снова начнутся неприятности.
– С удовольствием, – говорю.
Осушил залпом бокал и не успел еще поставить его на место, как передо мной словно из-под земли вырос второй официант с подносом:
– Не желаете?
– Благодарю, с удовольствием.
Выпив второй бокал, я сразу же почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Все поплыло перед глазами. В ушах гудело. Вокруг сновали фотографы и, как положено на таких торжествах, щелкали затворами направо и налево.
Постепенно меня совсем разморило. Я меланхолически уставился на мерцающий язычок свечи и на мотылька, обгоревшего на огне. Его опаленные крылышки расстроили меня до слез: «Несчастный мотылек, влюбленный в огонь! За что ты сгорел?» И я стал нашептывать знакомые стихи про влюбленного в пламя свечи мотылька… Я упивался нахлынувшей на меня грустью. Перед внутренним взором моим вставали разные печальные картины. Я вспомнил о трагической смерти двоюродного брата, и слезы градом покатились по моим щекам. Одним словом, я витал в другом мире и не в силах был вернуться на землю…
Уже за полночь, когда гости стали расходиться, я вышел на улицу в глубокой печали.
Не прошло и недели, как тот же самый уполномоченный снова свалился на мою голову.
– А что случилось теперь?
– Я не в курсе дела, мне лишь поручено доставить вас в седьмое отделение.
Ох, по-видимому, это отделение существовало специально для меня.
Войдя в кабинет, я увидел уже знакомого мне господина. Он сидел за столом и перелистывал страницы очередного дела. При моем появлении господин буквально взвился:
– Негодяй! Что прикажешь теперь с тобой делать?! – завопил он.