Обо всем и ни о чем (сборник)

– Что случилось, ваше превосходительство? Разве я опять, не дай бог, смеялся?

– Если бы ты смеялся! – завопил он. – Да ты просто вероломный изменник! Понимаешь: изменник!

– Что вы? Кому я изменил? Что я за персона, чтобы оказаться изменником?

– Ты враг любой власти, любого губернатора, любого правительства! Понял?

– Понял, понял… Но почему, ваше превосходительство? Откуда вы это взяли? Да поразит меня небо, если я враг губернатора! Клянусь Аллахом, я исправно плачу налоги, беспрекословно подчиняюсь всем указам. Какие у вас доказательства, что я его враг?

Его превосходительство выхватил из стола картонную коробку с фотографиями и, взяв оттуда наугад снимок, протянул мне.

Свадьба дочери губернатора. Гости сияют радостными улыбками. Только я, несчастный, с выражением скорби на лице, с глазами, полными слез, уставился в одну точку. На второй фотографии то же самое: все улыбаются, а у меня вид круглого сироты, только что потерявшего последнего из близких.

– Что, ты и теперь будешь отрицать свое предательство? Ты враг господина губернатора, поэтому и не можешь спокойно глядеть на счастье его дочери. Знай, что эти фотографии показали ему и он распорядился, чтобы мы следили за тобой в оба.

Я снова клялся Аллахом и объяснял, что причина моих слез – жалость к сгоревшему мотыльку и воспоминание о погибшем брате, что я вовсе не враг губернатору… Но переубедить начальника было невозможно.

Выйдя от него, я предался размышлениям: в нашем городе я живу всю жизнь. Значит, в любой день можно ожидать приглашения или на панихиду, или на свадьбу… Если из каждых десяти церемоний я буду присутствовать всего на двух, то у меня все равно не хватит терпения таскаться по этим отделениям и оправдываться, почему я там улыбался, а здесь хмурился?! Как же быть, где найти выход? И нашел…

Два года назад я посетил хирурга, и он сделал мне пластическую операцию. Теперь одна половина моего лица всегда улыбается, а другая – безутешно скорбит.

Шпион

Много лет Мирза Махмуд служил в государственном учреждении, служил честно, но с карьерой ему не везло. Сотрудники называли его простофилей и всегда ухитрялись обойти его, оставить в дураках. Мирза Махмуд едва сводил концы с концами на ту мизерную сумму, которую получал в начале каждого месяца. Только строгое соблюдение раз навсегда установленного домашнего бюджета помогало ему держаться.

Семья Мирзы Махмуда состояла из жены, семнадцатилетней дочери, учившейся в десятом классе, и двух сыновей – учеников восьмого и седьмого классов.

В квартале все знали Мирзу Махмуда как порядочного, благочестивого и честного человека. И если случалось ему брать товар в долг у бакалейщика, мясника или булочника, то он с ними всегда рассчитывался аккуратнейшим образом.

Ни разу в жизни ни он сам, ни его дети не были в кино. После работы Мирза Махмуд обычно заходил в Пятничную мечеть, расположенную как раз на пути к дому, и совершал там вечерний намаз. Ужинала семья в тесном домашнем кругу, и никто из знакомых или соседей понятия не имел, как они живут и чем питаются. Да и вообще Мирза Махмуд был очень замкнутым человеком и старался не давать повода для досужих толков.

У него было два костюма – один выходной, другой повседневный, уже сильно поношенный, ибо хозяин не снимал его с плеч многие годы, но костюм этот был всегда тщательно отутюжен, воротничок сорочки над строгим узлом галстука неизменно сиял чистотой. Окружающие считали его обеспеченным человеком.

И дети Мирзы Махмуда походили на своих родителей – росли скромными, воспитанными, богобоязненными и неглупыми. Ни один из них ни разу не провалился на экзаменах, они всегда переходили из класса в класс с приличными оценками. Мирза Махмуд старался по возможности дать детям хорошее образование.

* * *

…В тот день утром – это было 22 августа – Мирза Махмуд отправился в школу, чтобы записать своих детей на новый учебный год. Директор школы уже много лет знал Мирзу Махмуда и уважал его. Когда Мирза Махмуд вошел в канцелярию, он почтительно поднялся ему навстречу, но после приветствий и обычных расспросов извиняющимся и несколько смущенным тоном сказал:

– Весьма сожалею, Мирза Махмуд, но в этом году с записью детей будут некоторые осложнения. Дело в том, что в связи с дефицитом бюджета или по каким-то другим причинам правительство распорядилось взимать со школьников за обучение по семьсот с лишним туманов.

– Серьезно? Я не слышал. И когда же поступило такое распоряжение? – растерянно глядя на директора, спросил Мирза Махмуд.

– Да вот совсем недавно, буквально на днях, нам объявили об этом.

В канцелярии воцарилась тишина. Мирза Махмуд ерзал на стуле, удивленно хлопал глазами и вдруг схватился руками за голову:

– Значит, чтобы записать на новый учебный год троих детей, я должен заплатить примерно две тысячи двести туманов?

– Да, так приказано сверху.

– То есть вы хотите сказать, что мы с женой и детьми должны целых два месяца голодать? – с саркастической улыбкой заключил Мирза Махмуд.

Не решаясь, видимо, встретиться с Мирзой Махмудом взглядом, директор перебирал какие-то бумаги.

– Аллах свидетель, Мирза Махмуд, я тут ни при чем и могу сказать, что у тебя есть один выход.

– Отказаться от учебы детей?

– Ну что ты, что ты!

– Что же в таком случае?

– В инструкции, полученной нами, оговорено, что неимущие ученики от платы освобождаются. Если бы ты смог достать справку, что не имеешь возможности уплатить за учебу детей, мы могли бы не брать с тебя денег.

Лоб Мирзы Махмуда покрылся испариной, он прикусил губу и с горечью произнес:

– Стало быть, вы предлагаете, чтобы я, проживший честно и благородно всю свою жизнь, пошел и заявил во всеуслышание: я, мол, нищий, помогите мне, а?..

– Ей-богу, Мирза Махмуд, я тебе ничем помочь не могу, это там, наверху так распорядились… Что поделаешь? Приходится мириться с обстоятельствами… Иногда жизнь вынуждает человека опустить бороду в грязь, а потом, глядишь, он отмоет ее душистым мылом… Ну и тебе ради счастья детей надобно кое-чем поступиться… Ведь иного выхода у тебя нет!

Небывало тяжелое горе легло на плечи Мирзы Махмуда. Грудь стеснило, в голове помутилось. Что делать? Как поступить? Разговор идет о будущем проблематичном счастье детей и о его нынешней репутации… Поступи он так – в корне подорвет сложившееся годами мнение людей о себе, поступи иначе – лишит детей возможности продолжить учебу, обездолит их. Надо решать, надо сделать выбор между сегодняшним бесчестьем и завтрашним счастьем детей. Он закрыл глаза и в этой отделившей его от всего света непроглядной темноте принял решение.

– Где я должен получить эту… справку?

– В полиции. И хорошо, если тебе удастся получить в своем участке – возни меньше.

Мирза Махмуд попрощался, вышел на улицу и направился в полицейский участок. Впервые в жизни он был вынужден идти в полицию. Он и в мыслях не держал, что когда-нибудь случится такое.

Но вот и приемная дежурного офицера. Незнакомый, неприятный запах. Непривычные люди с непривычными лицами в непривычной обстановке.

Дежурный офицер за рабочим столом писал протокол, снимая показания с двух молодых людей лет двадцати двух – двадцати четырех. Это были воры, попавшиеся прошлой ночью в руки полиции.

На деревянной скамье у стены сидела пожилая женщина, а рядом с ней – двое мужчин средних лет. По всей видимости, это были содержательница опиумного притона и ее клиенты. С противоположной скамьи на них мрачно поглядывали детины в разорванных и окровавленных рубашках. Вместе с ними ожидало допроса еще несколько человек. Нетрудно было догадаться, что эти двое дрались холодным оружием, а остальные оказались свидетелями происшествия.

Мирза Махмуд поздоровался и сел на скамейку рядом с ними.

Дежурный офицер опытным взором подметил опрятный вид и какую-то особую степенность Мирзы Махмуда и понял, что у этого посетителя к нему должно быть дело иного свойства. Он даже невольно привстал и ответил поклоном на его поклон.

Закончив допрос двух грабителей, офицер закрыл папку и, минуя всех, обратился к вновь вошедшему вежливо и деликатно:

– Я к вашим услугам!

Эти слова прервали нить размышлений Мирзы Махмуда. Он поднялся и подошел к столу. Но мысли его были настолько расстроены, а нервы так напряжены, что он не знал, с чего начать. В горле сразу пересохло, язык, казалось, распух и не поворачивается во рту. Он глядел на офицера широко раскрытыми, но ничего не видящими глазами и молчал.

– Я к вашим услугам! – повторил офицер.

– Да, да… мне… хотелось сказать… что… Как ваше самочувствие?