Четыре Сына. Дорога в вечность

– Да мне кажется, что она может не просто исцелять, а воскрешать. Потому что с такой дырищей, как была у Райна, люди не живут.

Бирм начал нервно тереть подбородок, стеклянным взглядом уставившись в черную крышку лакированного стола. Ганс же как-то обреченно выдохнул, прикрывая ладонью глаза. Дамаск внимательно разглядывал младшего мага Триады. Почему-то ему казалось, что он во всей этой поганой ситуации самый просвещенный из них.

– Зачем им Эни, Ганс? Ты знаешь? – негромко поинтересовался Белый, заставляя поднять на него взгляд.

– «Догадываюсь», – одной рукой «ответил» он.

– И? Это очень плохо или есть надежда?

– «Плохо. Думаю, она нужна им, чтобы активировать Скипетр Власти».

Дамаск замер. Скипетр Власти? Он у Темных? Тогда у них совсем нет шанса. Хотя…

– Скипетр у фархов!? – противно взвизгнул Бирм, пока султан обдумывал единственную возможность на спасение человечества.

– «Не знаю. Но других идей, зачем им нужна Энира, у меня нет».

– А если он у них!? Дамаск! Что нам делать!? Они ж убьют всех!

– Не ори, Бирм, – поморщился султан. – Берхан может помочь. Но он поможет, только если Энира будет жива. Если же фархи ее убьют, опасаться нам нужно будет именно его… Ганс, что тебе говорил тот старик?

– Старик? Какой старик? – беспокойно вопросил визирь, глядя то на одного, то на второго брата.

– «Что Берхан уничтожит наш мир», – не обращая внимания на последний вопрос, ответил Ганс Дамаску.

– Что!?

– Расскажи ему, – раздраженно бросил Белый своему абсурдному напророченному Защитнику.

Пока Ганс жестами объяснял ошарашенному Бирму историю своего «сна», в котором старец-прорицатель поведал ему о грядущих событиях, Дамаск погрузился в свои мысли. Он пытался найти выход, если Берхан вдруг «сорвется с цепи» под названием Энира. Правитель Эссора был уверен, то, что произошло в хасарском заливе, лишь малая толика талантов Тайхара. Там, он просто разозлился. Представлять, в какое буйство впадет султан Кемиза, если Энира погибнет, Дамаск, откровенно говоря, боялся. Себе врать он не собирался, прекрасно понимая – ему ни за что не справиться с Берханом. По сути, о реальной опасности Многоликого знал лишь он да Ганс. Ему нужна была помощь. Помощь очень сильного мага, того, кому он смог бы доверять.

Как ни странно, но такой человек имелся. Несмотря на то, что на политической арене, Айдан III являлся прямым врагом, не так давно угрожающим границам его султаната, Дамаск на каком-то необъяснимом уровне понимал, что король Фостэйна прикроет спину. Да и сам Берхан говорил, что, если его убьют, Скипетром должен будет воспользоваться либо Айдан, либо Белый.

Необходимо объединить силы. Неважно в какой борьбе – с фархарами или с Тайхаром. В идеале, даже если всё будет складываться по более оптимистичному сценарию, где против Темных выступит султан Кемиза, победив их, было бы лучше, если после этого погиб и сам победитель. В том, что Айдан согласиться, Белый даже не сомневался. Слишком много несведенных счетов у него с Берханом. Тайхар безнаказанно забрал его земли на юго-западе: Креон, Волд, Вордан. Почему король Фостэйна ничем ему не ответил, спрашивали многие. Сам Дамаск задавался этим вопросом, до того момента, как не встретился лицом к лицу с правителем Кемиза. Очевидно, либо сам Айдан, либо его советники оказались более дальновидны, не рискнув вступить в конфронтацию с завоевателем Юга. Более того, Дамаск был уверен, что король неровно дышал к Энире. Девушка выбрала Многоликого. Это знание вряд ли прибавляло симпатии к Берхану.

Придя к решению, Белый достал из ящика кусок пергамента и принялся выцарапывать пером послание Айдану. В нем он рассказал, что ему известно обо всей этой неблаговидной истории, не умолчав ни про сон своего младшего брата, ни про демонстрацию Силы Берхана, ни про фархаров и возможное нахождение Скипетра Власти у них. Дамаск настаивал на личной встрече, как можно скорее. Как только довольно объемное полотно письма было закончено, султан скрутил пергамент, налил растопленного сургуча на светлую бумагу и поставил оттиск головы кобры, после чего звякнул в колокольчик на своем столе. На мгновение Ганс застыл, посмотрев на султана, так же как и посеревший Бирм.

В кабинет забежал тонкий, как жердь, сухой старичок с огромными карими глазами с такой глубокой поволокой, что казалось, будто он вечно спит. На его крючковатом носу застыло прозрачное стеклышко, которое он постоянно поправлял костлявым, похожим на барабанную палочку, пальцем.

– Повелитель? – вопросительно каркнул секретарь, поклонившись и продемонстрировав огромную проплешину на загорелой голове с двумя небольшими седыми клочками волос по бокам.

– Отправьте это письмо в Къюнгонд, Айдану III, дихар Нерхон, – распорядился Дамаск, не зная точно, где сейчас может быть король Фостэйна, поэтому решил написать именно в столицу. – Поставьте гриф особой важности.

Секретарь бодро протопал к столу, забрал скрученный пергамент, поклонился и вышел. Проводив старика взглядами, Бирм и Ганс вновь посмотрели на султана. Казалось, после всех свалившихся новостей, визирь потерял дар речи. А вот Защитник Дамаска, напротив, сразу же начал «говорить» своими руками:

– «Ты собираешься объединиться с Айданом против Тайхара? Это хорошая мысль».

– И я так считаю.

Напряженное лицо Бирма испуганно разгладилось. Визирь всегда отличался рациональностью, уравновешенностью, здравомыслием, но отнюдь не храбростью. Поэтому надвигающиеся на Эссор (да, впрочем, на всё человечество) события, ввергали его в ужас. Он понял, что Дамаск, заручившись поддержкой короля Фостэйна, собирается выступить против Берхана, но не смог произнести ни слова, дабы отговорить друга.

– Как там Шах? – перескочил на другую тему Белый.

Друзья помочь ему ничем не могли, только Айдан, поэтому обмусоливать с ними этот вопрос он более не желал.

– «Плохо», – ответил Ганс. – «Поправляется он довольно быстро. Даже начал тренировки с мечниками. Да не просто с мечниками, а еще и с магами. Дела Керибюса забросил. Мы отправили туда Пикса. Новости он оттуда присылает неутешительные. Шах совсем озверел. На контакт не идет. Связался с гильдией убийц Атонаха. Да вообще как-то подозрительно близко начал общаться с ним. Он что-то задумал, Дамаск. Похоже, милость Берхана, оставившего его в живых, Шах принял за слабость. Полагаю, от Эниры отказываться он не собирается».

Со свистом выпустив воздух, Дамаск прикрыл глаза, пытаясь успокоиться.

– Ну что за идиот, – прорычал он.

Его невообразимо бесило, что самый деятельный и продуктивный из Триады скорпус, которого никогда и ничто не сбивало с пути к достижению ими власти, вдруг прогорел. Белый искренне верил, что Шах так силен, потому как не подвластен страстям и чувствам. Даже когда в Эссоре появилась Энира, султан никак не мог поверить, что Командующий влюбился. Думал, это временное явление. Обыкновенная блажь и неудовлетворенное желание, которое через пару седмиц пройдет. Однако шли года, а Шах становился всё отвратительнее и злее. Он ничего никому не говорил, но Дамаск и без этого видел, как меняется его друг. Это вызывало острое непонимание. Впрочем, обязанности свои скорпус исполнял, и все были более или менее довольны. После же инцидента в Хасаре, где Шах увидел Эниру, Белый опасался за его дальнейшее состояние. И, увы, не за физическое. Опасался он не зря. Увлеченность девушкой приобрела очень нездоровую форму. Сейчас она больше походила на манию. И с этим срочно нужно было что-то делать.

– Кардаш. Не было печали, – растирая пальцами складки на лбу, недовольно проворчал Дамаск, понимая, что нужно разбираться еще и с этой проблемой. – Ладно. Я съезжу в Керибюс.

Весь этот разговор вымотал султана окончательно. Он устало откинулся в кресле и прикрыл глаза, мечтая уснуть и проснуться, чудесным образом избавившись от всех этих сложностей, что сыпались и сыпались на его многострадальную голову.

Расслабиться ему не позволило противное щелканье. Белый недовольно приподнял исцарапанные веки и посмотрел на Ганса – источник шума. Зеленоглазый маг протягивал ему какой-то клочок бумаги. Брать его в руки Дамаск не хотел, заранее догадываясь, что, скорее всего, содержимое ему не понравится.

– Что это? – ворчливо поинтересовался он.

Вместо ответа, Ганс настойчиво потряс бумажонкой. Тяжело вздохнув, султан забрал послание, нехотя разворачивая. На мягкой желтоватой поверхности косым почерком было выведено несколько предложений на керабском:

«Дамаск, мой прекрасный и неотразимый султан, молю тебя, снизойди до рабы своей. Всем сердцем уповаю на твою благосклонность и надеюсь, что ты приедешь ко мне. Нам нужно поговорить. Обещаю, что буду вести себя хорошо».

Риккарда

Дамаск несколько раз перечитал убористые строчки. Его сердце помимо воли забилось чаще, и это не понравилось ему. Что еще задумала эта ведьма? Насколько помнил Белый, когда слова рыжей начинали сочиться сладкой патокой, она обязательно выкидывала какую-нибудь гадость. Однако он ничего не мог с собой поделать. На такой пылкий призыв тяжело было не ответить. Дамаск не желал ехать в Валор, но, конечно же, он поедет.

– Проклятье… – тихо буркнул султан, проведя ладонью по ободранному лицу, специально причиняя себе боль, после чего, поморщившись, объявил: – Завтра я съезжу до Валора, а потом отправлюсь в Керибюс.

Глава 5

Брат

Шахронд

3043 г.

Смирение – это спасение не только души, но и разума. Смирение – сила, что помогает рассмотреть то, чего не увидеть, будучи ослепленным гордыней, злостью, страхом, страстью, жадностью или горем. Смирение – власть. Власть над своими демонами. Кто-то скажет, что это слабость. Нет. Смирившись, человек обретает свободу.

Путь от Сандрилона до Шахронда занял два дня. Прекрасно осознавая, что своими собственными руками открыла врата города Светлых и вручила фархарам одну из самых важных частей Скипетра Власти, Энира всё это время находилась в плену мук совести. Шикоба использовал ее. С этим она уже ничего не могла поделать. Однако больше помогать ему лира не собиралась. Он не получит Силу иллиров, чтобы активировать артефакт, даже если Темные будут ее пытать – она не сдастся. Гир уже пробовал пару раз попросить девушку напитать мутный кристалл Силой. Эни не соглашалась, напоминая, что его просьбы выглядят подозрительно, ведь он сам уверял ее – Скипетр не нужен ему в качестве оружия, только как трофей. Пока это срабатывало. Хотя и последний дурак на этом корабле (коим себя считала Энира) уже давно понял, что Шикоба собирается использовать всю Силу артефакта до капли. Однако и он, и она продолжали играть друг перед другом роли: гир – великодушного освободителя Эвы, Эни – святую простоту и наивность. Их общение всё также было пропитано подозрительно искренней теплотой. Днем лира сидела на подлокотнике трона и слушала рассказы про земли Темных и самих Темных, про быт, про тысячелетия заточения, про жизнь самого Шикобы. Сама же теперь она старалась болтать поменьше, сто раз взвесив каждое свое слово, прежде чем произнести.

Когда они прибыли в гигантский порт, причалы которого, на удивление Эниры, были не из дерева, а из какого-то серебряного металла, гир заключил ее в полупрозрачный синий пузырь. Вероятно, это была обыкновенная магическая клетка, но Шикоба представил ее, как защитное транспортное средство, чтобы маленькие ножки не устали, следуя за широкими шагами фархаров. Эни не возражала. Всё лучше, чем на руках или плече, как попугай.

Они направлялись к бесконечно длинному зданию, что выглядывало из-за пузатых высоких желтых деревьев. Энира с интересом разглядывала необычную природу Шахронда. Здесь всё было просто немыслимых размеров. Даже песчинки белого песка выглядели раз в шесть крупнее, чем на Материке. В небе кружили сине-зеленые птицы, размером с коней. Размах их крыльев бросал неизмеримые черные бегущие тени на путников.

Кромка песка закончилась, свернувшись плотной тугой землей, на которой пышным цветом вспушилась высокая сочная трава. Она словно кланялась вернувшемуся гиру, облизывая его босые ноги, подчиняясь силе морского бриза. Из-за куста, в три человеческих роста, с раскидистыми лапами ярких зеленых листов, в форме сердец, выскочил огромный остроносый пушистый серый зверь. Он жадно объедал лиловые ягоды, размером с крупное яблоко, втягивая их в странный рот-трубочку и издавая неприятный свистящий звук. Услышав приближающихся фархаров, зверь повернул на них вытянутую голову, испуганно моргнул поразительными овальными розовыми глазами с четырьмя зрачками, после чего подпрыгнул, свернулся в шар и быстро укатился в шелестящую траву.