Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

В рапорте капитана парохода указано, что в Джидде имелось два рейда, лежавших между рифами, – внешний и внутренний. В последнем из них «для больших судов было очень тесно».

25 февраля в 7.30 утра «Корнилов» прибыл из Джибути а Аден. Стал на внутреннем рейде. «Из всех существовавших в Адене торговых домов, – докладывал Ф. Классинг, – более всего для защиты русских интересов на персидской линии РОПиТ подходит французский торговый дом “Tian & Bies”. Представитель оного, некто Морис, француз; он же исполняет должность русского вице-консула. Остальные торговые фирмы почти все английские, либо под английским влиянием».

Есть основания полагать, отмечал Ф. Классинг, что «русский сахар и мука (по качеству) будут иметь здесь спрос» (выгрузили назначенные для Адена 130 мешков муки). Персия и шейхства Прибрежной Аравии ведут «довольно бойкую торговлю с Аденом, как передаточным портом»; отправляют туда «свои произведения». Персы, к примеру, томбак (так здесь называют табак) (59).

В 5.30 вечера того же дня судно снялось с якоря и отправилось в Маскат, куда прибыло 3 марта в 7.30 утра. «На пушечный салют парохода “Корнилов”, – сообщает Ф. Классинг, – последовал ответ с Маскатской крепости, и впервые взвился над ней русский коммерческий флаг». Город Маскт «имеет небольшую бухту, способную вместить несколько судов. …. Султан маскатский получает часть содержания от англо-индийского правительства, что заставляет его подчиняться до известной степени английскому влиянию». Султан Маската, которому Ф. Классинг «имел честь представиться (вместе с капитаном “Корнилова”), очень благосклонно, – по его словам, – отнесся к новому русскому начинанию» – к установлению пароходной линии.

Один из местных коммерсантов, «единственный … не англичанин, некто Goguyer, француз», предложил «свои услуги быть … агентом РОПиТ в Маскате». Другого выбора, замечает Ф. Классинг, у РОПиТ не было.

Опережая ход повествования, скажем, что впоследствии РОПиТ отказалось от его услуг. «Ввиду выезда А. Гогуйера из Маската, – говорится в письме главного управляющего торгового мореплавания и портов на имя начальника Первого департамента МИД Российской империи от 24 марта 1904 г., – должность эта принята его племянником, г-ном Эльбазом». В связи с этим хотелось бы поинтересоваться, не располагает ли внешнеполитическое ведомство на их счет «какими-либо неблагоприятными сведениями».

На соответствующий запрос МИД статский советник Н. П. Пассек депешей от 5 апреля 1904 г. ответил следующее: «Гогуйер торгует оружием. Находится в дурных отношениях с французским консулом. …Выехал на время в Центральную Аравию. …Ведение дел передал племяннику, Эльбазу. Утверждение Эльбаза агентом РОПиТ нежелательно». Для этих целей у консульства имеется на примете одна армянская фирма (60).

Излагая в отчете сведения, собранные о Маскате, Ф. Классинг акцентировал внимание на двух моментах. Во-первых, на том, что карантин в этом портовом городе находился «в английских руках»; и карантинный патент выдавался английским консулом. И, во-вторых, что в торговом отношении, что касается ввоза, Маскат представлял собой, на его взгляд, неплохой рынок для русского керосина и леса, как строевого, так и для финиковых ящиков. Керосин здесь, отмечал Ф. Классинг, – «только русский; употребляется с сентября по март». Во время нашего пребывания в Маскате «у одного из крупных местных купцов, Каттенси Пуршотум, было еще в запасе около 5 000 ящиков русского керосина» (61).

Русские, прибывшие на пароходе «Корнилов», докладывал в Париж вице-консул в Маскате г-н Оттави, «были приняты для краткой аудиенции султаном, который положительно в целом отреагировал на их торговые начинания в этом крае» (62).

Учитывая, что в роли переводчика на встрече российских коммерсантов с правителем Маската выступал французский вице-консул, свидетельства эти приобретают особое звучание. Ведь информация о «Корнилове», распространявшаяся англичанами, была – и по тональности, и по содержанию – совершенно иной. «Сообщения англичан о фиаско “Корнилова”, – писал в другом донесении Оттави, – подхваченные французской прессой, являются противоречащими действительности, лживыми, целиком и полностью» (63).

Согласно свидетельствам г-на Оттави, «русские коммерсанты повстречались в Маскате с главными местными торговцами-оптовиками и провели с ними довольно удачные переговоры». Само «появление на рейде Маската российского коммерческого флага произвело в городе сенсацию. … Интерес к русскому судну и товарам был повсеместным и неподдельным» (64).

4 марта в 11 часов дня «Корнилов» прибыл в Джаск. «Здесь, – указывается в отчете Ф. Классинга, – находится английская телеграфная станция со служащими-англичанами и гарнизоном из сипаев – для ее защиты». Начальник станции, он же глава тамошней европейской колонии – англичанин, г-н Mungavin; карантинный доктор – индус. После осмотра экипажа, производимого на судне, «он выдает карантинный патент для следования в Залив. Карантинное управление в Заливе вверено англичанам» (65).

5 марта в 8 часов утра «Корнилов» пришел в Бендер-Аббас. Там в то время находился «директор всей персидской таможни, бельгиец, г-н Henri Simais». Явился в Бендер-Аббас на единственном персидском военном судне «Persepolis». Раньше «служил в Тегеране, коммерческим агентом при бельгийском посольстве».

Именно «при содействии этого бельгийца, а также директора местной таможни, армянина Иосифа Мирзаянца» и был выбран агентом РОПиТ в Бендер-Аббасе, как можно понять из отчета Ф. Классинга, «один из выдающихся местных купцов, перс Ага Сейид Сулейман Авази. Дела свои он вел вместе с племянником, Хаджи Мухаммадом. Последний из них состоял агентом торгового дома “Hotz & Son”, но большей популярностью и доверием среди местного населения пользовался первый».

Условия вознаграждения агентам в Бендер-Аббасе, «как вообще принято в Заливе, – сообщал Ф. Классинг, – следующие: за ввоз – ничего, за вывоз – 5 %».

Что касается вывоза, то Бендер-Аббас «ведет довольно бойкую торговлю с Аденом и портами Красного моря – Ходейдой, Джиддой и Суэцом». В Бендер-Аббасе, заключает раздел отчета об этом порте Ф. Классинг, «сдали 637 мешков сахара Александровского рафинадного завода» (66).

6 марта «Корнилов» бросил якорь в Линге. Выгрузил три тюка хлопковых изделий и 100 ящиков стеклянной посуды. «В будущие агенты РОПиТ здесь, – говорится в отчете Ф. Классинга, – был выбран один из крупных местных коммерсантов, перс Хаджжи ‘Абд ал-Рахман ибн Мухаммад Касим, он же – французский консульский агент».

8 марта, в 5.30 вечера, «Корнилов» встал на рейд в Бушире. Судно встречал русский консул в Исфахане, действительный статский советник, князь Аристид Михайлович Дабижа. Порт Бендер-Бушир Ф. Классинг характеризовал в отчете как «как главный город для портовых сношений с Внутренней Персией – через города Шираз и Исфахан».

На должность агента РОПиТ в этом порту решено было рекомендовать правлению Общества г-на Муссмана, представителя голландской фирмы «Hotz & Son», «единственного в то время неанглийского европейского торгового дома в Бушире» (67).

Накануне прибытия «Корнилова» в Бушир, рассказывают документы АВПРИ, туда пришел английский крейсер 2-го ранга «Highflyer» (с 11 орудиями на борту), в сопровождении канонерской лодки «Pigeon», офицеры которых «внимательно следили за нашим пароходом» (68).

С учетом роли и места Бушира в торговле края, докладывали русские дипломаты, там остались представители всех отечественных торговых фирм, находившиеся на борту «Корнилова». «Странно только, что наши торговые дома, – отмечал князь А. М. Дабижа, – нашли необходимым послать для установления торговых сношений России с Персией немцев, армян и евреев». Исключение составил приказчик Калинин, отправившийся в Персию лишь потому, что путь на пароходе из Одессы в Бушир, как он полагал, – недолгий, не более 5 суток (69).

Представитель торгового дома «Hotz & Son», г-н Муссман, предложил русским коммерсантам сложить все доставленные в Бушир товары «на складах его доверителей, с возложением на него права продажи и заключения сделок с персидскими купцами (70).

Кто выказывал неудовольствие в связи с заходом «Корнилова» в Бушир, сообщал князь А. М. Дабижа, так это англичане. Особенно расстроило их внимание к русским, проявленное генерал-губернатором Бушира. Они даже «сделали ему замечание на этот счет» (71).

«Корнилов» привез в Бендер-Бушир «около 13 000 мест разных товаров: керосина – 7 500 ящиков; сахара и сахарного песка – 2 000 мешков; мармелада – 100 пудов; хлопчатобумажных изделий – 350 мешков» и т. д. (72).

По выгрузке русского керосина на берег и доставке на рынок «цена на него в городе снизилась с 20 до 15 кранов, – информировал посла в Константинополе наш консул. – Насчет сбыта этого продукта никаких сомнений быть не может. Он пойдет ходко, и разойдется в самом непродолжительном времени» (73).

Нет сомнений и в том, писал он, что «представители английских торговых домов будут оказывать … противодействие делу развития наших торговых сношений с Южной Персией, где они пустили глубокие корни». Как стало известно, англичане «уговаривают буширских купцов не покупать наши товары, обещая им понижение цен на свои, а также расширение кредита, до которого так падки персы» (74).

«Со времени открытия коммерческой навигации пароходами РОПиТ по линии Одесса-Бассора, – докладывал 9 апреля 1902 г. управляющий российским императорским генеральным консульством в Бушире Гавриил Владимирович Овсеенко, – Персидский залив посетили многие представители русских торговых фирм и учреждений. В марте 1901 г., еще до открытия генерального консульства в Бушире, с первым рейсом “Корнилова” прибыли в Бушир господа Беркенберг и Бернгоф. Побывали здесь представители “Мануфактуры Барановых”; “Товарищества Новой Костромской льняной мануфактуры”; товариществ Кузнецова, Эмиля Цинделя, Морозова и др.» (75).

21 марта «Корнилов» бросил якорь в Мохаммере, где «сдал 25 мест русской мануфактуры». «По наружному виду, – вспоминал Ф. Классинг, – Мохаммера также зловонна и грязна, как и все города Персидского залива, но вот по своему выгодному географическому положению, располагаясь при слиянии двух рек, Шатт-эль-Араба и Каруна, может вести большую передаточную торговлю по реке Карун с персидскими городами Ахваз и Шустер». Управляется Мохаммера шейхом, «до известной степени независимым», хотя удел его «находится в персидских владениях». Живет шейх во дворце Фахилийа, в двух милях от Мохаммеры, на реке Шатт-эль-Араб (76).

Агентом РОПиТ в Мохаммере назначили торговца Хаджи Мухаммада Раина.

22 марта в 9 часов утра «Корнилов» пришел в Басру. Судно встречал известный уже читателю титулярный советник Г. В. Овсеенко, служивший тогда секретарем русского генерального консульства в Багдаде (к исполнению должности управляющего генеральным консульством в Бушире приступил 24 августа 1901 г.). Продемонстрировал «дипломатическую хватку, и добился уменьшения для судна карантина на пять дней (обычно он составлял 10 дней)».

Агентом РОПиТ в Басре был избран г-н Гамильтон, представитель голландского торгового дома «Хотц и Гамильтон».

Во время стоянки в порту судно посетил генерал-губернатор Басры. Появление здесь «первого русского коммерческого парохода, – доносил Г. Овсеенко, – вызвало во всех слоях местного общества самый живой интерес».

Монополией на пароходные перевозки по реке Тигр, как следует из отчета Ф. Классинга, между Басрой и Багдадом, обладала в то время английская акционерная компания «Linch Brothers». Богатые коммерсанты Багдада и Басры, замечает Ф. Классинг, подумывали насчет того, чтобы «учредить новое пароходное общество» для обслуживания перевозок между Басрой и Багдадом, и, «если удастся, – под русским флагом». Инициаторы проекта подали даже соответствующее «прошение в русское посольство в Константинополе. Выразили желание привлечь в это выгодное, по-видимому, дело и РОПиТ». На реализацию данного проекта «потребовалось бы для начала около 30 000 фунтов стерлингов, причем на долю РОПиТ пришлось бы около 10 000 фунтов стерлингов» (77).

4 апреля, «взяв 250 тонн грузов для разных портов Красного, Средиземного и Черного морей, “Корнилов” покинул Бассору, направившись в Бушир, где его ждали оставшиеся там русские торговые агенты», а оттуда ушел в Линге.

Докладывая о пребывании в Басре парохода «Корнилов» (07.04.1901), титулярный советник Г. В. Овсеенко отмечал, что «слухи о посещении портов Персидского залива судами русского коммерческого флота стали ходить в Бассоре еще в 1900 г.». И представители «тамошнего коммерческого мира» с нетерпением ждали встречи с «совершенно неизвестными им далекими заморскими гостями». Иное настроение было у англичан. Их пугала «не столько возможность утраты части местного рынка, сколько невыгодные для них последствия», которые могла «повлечь за собой популяризация русского имени в здешнем крае».

Перед приходом «Корнилова», чтобы «помешать свиданию русских торговых людей с местным купечеством», англичане стали распространять «тревожные для турок слухи касательно будто бы только им известных истинных целей прихода в Персидский залив русского судна». Как рассказывал Г. Овсеенко генерал-губернатор Басры, англичане повсюду говорили о «намерении русского правительства захватить Персидский залив». Заявляли, что «Корнилов» – «правительственное судно, замаскированное под именем частной компании»; что «везет оно в Персидский залив, в Бассору, русских офицеров»; что «русские подошли уже к персидскому городу Шустеру». Высказывались в том плане, особенно вице-консул в Мохаммере и консул в Басре, г-н Вратислав, что «визит “Корнилова” носит не торговый, а исключительно политический характер» (78).

«Настроение у пребывающих в Бассоре злейших врагов наших, англичан», сообщал Г. Овсеенко, было прескверным. Их просто ошеломило «появление русского торгового флага в Персидском заливе», где до «Корнилова», развивался, как известно, «почти исключительно, один только флаг – английский» (79). Английские капитаны повсюду говорили «о ветхости русского судна и немалой опасности плавания на нем». Английский консул Вратислав, не переставая твердил «о стремлении русских силой получить место на арабско-персидских рынках» (80).

22 марта, утром, «Корнилов» прибыл в Басру. Г. Овсеенко обратил внимание на то, что г-н Гамильтон, временно исполнявший обязанности торгового агента РОПиТ, всячески «противился, вопреки обычаям Бассорского порта, приемке товаров с русского судна собственными средствами заказчиков и непосредственно ими самими». Настаивал на том, чтобы они воспользовались услугами «главного разгрузчика (хаммала-баши), материально заинтересованного в этом деле» и покровительствуемого англичанами (81).

«Несмотря на козни англичан», рейс «Корнилова» прошел успешно, информировал Г. Овсеенко. 30 марта на русском пароходе был дан обед. На нем присутствовали «все официальные турецкие лица местной администрации с генерал-губернатором во главе. Во время застольных тостов капитан распорядился сделать несколько выстрелов из двух судовых пушек». По окончании обеда устроили фейерверк (82).

На следующий день, в субботу, «власти города организовали ответный обед, в доме генерал-губернатора, – в честь прихода в Бассору первого русского коммерческого судна» (83).

«В первый день Пасхи, вечером, генерал-губернатор и другие официальные лица, а также капитан судна, – писал Г. Овсеенко, – обедали у меня». Оркестр и иллюминация дома, «снятого мной на канале, собрали массу публики» (84).

Были устроены еще два обеда. Один из них – специально для «городского головы и … видных бассорских коммерсантов», посетивших и осмотревших русское судно. На нем, по словам Г. Овсеенко, «побывал даже гарем генерал-губернатора Бассоры».

«По личным качествам, – делится своими соображениями Г. Овсеенко, – г-н Гамильтон едва ли годен в агенты РОПиТ». Он – «белоручка, привыкший отдавать приказы», не покидая конторы. Сам «сноситься с клиентами-арабами брезгует» (85). Объяснением же тому, что, несмотря на все это, г-н Гамильтон все же был выбран агентом РОПиТ, во-первых, тот факт, объясняет Г. Овсеенко, что он являлся представителем «единственного в то время, хотя и состоявшего под британским покровительством, неанглийского дома». Во-вторых, что «за отсутствием тогда русского консула в Бассоре не представлялось возможным избрать агентом подходящего человека из числа местных жителей, и поставить его под наблюдение и покровительство нашего консульства». С прибытием в этот порт русского консула, данный вопрос, указывалось в докладной записке РОПиТ, «будет пересмотрен». Агентом должно быть «лицо, вполне преданное русским интересам. Участие англичан в устройстве новой линии РОПиТ в Персидском заливе – нежелательно» (86).

Оценивая торговый потенциал Басры, Г. Овсеенко сообщает, что, подобно тому, как центром коммерческих операций с югом Персии русским купечеством «признается г. Бушир, так и Бассора должна рассматриваться ими как дверь для выхода русских товаров на рынки не только Бассорского и Багдадского вилайетов, но и Южной части вилайета Мосульского». Отмечает, что единственно крупной в то время статьей «русской торговли» в Ираке Арабском был русский керосин, ввоз которого «в 1901 г. составил 14 000 пудов». Но вот находился он «в иностранных руках», ведал им «некий индус», живший в Бомбее (86*)

В рапорте Ф. Классинга о результатах торговой экспедиции «Корнилова» содержалось несколько выводов и предложений. Дела в Заливе, подчеркивал он, «можно вести только при известной представительности». Для защиты торговых интересов в Персидском заливе необходимо назначить в Бушир и Басру, и как можно скоро, русских консулов, а также коммерческих агентов, притом из числа людей проверенных и «преданных русскому делу». Агентов торговых фирм надлежит выбирать либо из русскоподданных, либо из местных, так как «иностранные коммерческие дома находятся под английским влиянием».

Высоко оценил Ф. Классинг помощь, оказанную ему «блестяще проявившим себя» во время визита в Басру парохода «Корнилов» секретаря генерального консульства в Багдаде Гавриила Владимировича Овсеенко. «Он хорошо знаком с торговыми делами Месопотамии и Ирана, – отмечал Ф. Классинг; – очень популярен и уважаем среди местных жителей». Будучи «всей душой предан России и русским торговым интересам на Востоке», такой человек вполне мог бы подойти, замечает Ф. Классинг, на должность консула в Басре.

Обратил внимание Ф. Классинг и на то, что во всех портах Персидского залива в ходу были «индийская рупия, равная 43 золотым копейкам, а также туманы и краны»; и что от Адена до Басры «не имелось ни одного маяка» (87).

В Персидском заливе пароход «Корнилов», как следует из рапорта Ф. Классинга, постоянно сопровождали английские военные суда, «начиная с Маската до Бассоры и обратно до Линге».

Одним из «существенных недочетов» первой русской торговой экспедиции в Персидский залив российский консул в Багдаде А. Круг лов называл «присылку в эти края на первом пробном рейсе “Корнилова” компании удивительно неподходящих людей в качестве наших торговых пионеров, из коих двое были евреи, а третий – армянин» (88). Лица эти, отмечал дипломат, «оказались совершенно неподготовленными к своей задаче, как по незнанию иностранных языков и нравов местных жителей, так точно и по отсутствию у них всякого образовательного ценза, просвещенного кругозора и необходимого патриотического устоя. Естественно, что они скоро подпали под влияние здешних торговцев-армян, тяготеющих к Англии… Ничего подобного не встречается у англичан, среди коих даже самый невидный агент является удивительно приспособленным к своим обязанностям». Исполняют они их «не только ревностно, но и с долей патриотического одушевления», преследуя исключительно национальные интересы, и действуя исключительно в целях сохранения за Англией в данном районе мира «торгового и политического первенства» (89).

Успех дела по продвижению русских товаров на рынки Месопотамии и Прибрежной Аравии, указывал А. Круглов (14.06.1901), «будет зависеть от выбора доверенных лиц, на которых РОПиТ и наши промышленники возложат обязанности агентов. …Если торговым людям нашим желательно стать здесь твердой ногой, то они должны серьезно заняться выбором доверенных людей, каковыми, несомненно, должны быть люди русские», могущие горячо принять к сердцу и интересы их компаний, и интересы Отечества. Сомневаться в том, что «приход в Персидский залив русских торговых людей», купцов, промышленников и предпринимателей, встретит здесь жесткое сопротивление англичан, не приходится (90)