Невеста из Холмов

Эшлин старалась не смотреть вниз, только вперед. К счастью, щит не качался, будто лежал на твердой земле. Но когда они с Мэдью ступили на шестой щит, тот задрожал, а воздух вокруг сгустился и так сдавил путешественников, будто они пытались протиснуться сквозь колодец, набитый песком.

Впереди темнело густое дождевое облако. Ударом в спину обоих втолкнуло прямо в его середину, и они пролетели сквозь влажный туман, пахнущий мхом, деревом и болотом.

Когда Эшлин открыла глаза, так и не отпустив руки брата, они уже стояли на песчаной тропе, а густой туман клубился со всех сторон, открывая лишь около двадцати шагов впереди и столько же позади. По обеим сторонам тропы, сквозь серую дымку и сумерки, иногда проглядывали очертания людей, холмов, леса, поля, реки или замка. Они были зыбкими и сменяли друг друга, как тени, что приходят в беспокойном сне.

Что-то было не так. Туман должен был отпустить, но он все так же сдавливал, толкая вперед по тропе. Было тяжело дышать и стоять на месте. За спиной то блекли, то снова проявлялись очертания скалы, с которой они шагнули. Впереди то открывалась часть дороги, то снова исчезала в густом тумане. Все пространство между мирами взбудораженно дышало, и Эшлин почувствовала себя соринкой, попавшей в нос великана, который вот-вот чихнет.

Мэдью стоял, наклонив голову, и сопротивлялся изо всех сил, пытаясь сделать несколько шагов назад, туда, откуда они пришли. Эшлин он тянул за собой.

– Надо вернуться, мы тут задохнемся!

– Нет, поздно уже, – с трудом выдохнула Эшлин.

– Поздно будет, когда нас размажет так, что уши найдут в будущем, а зад истлеет в прошлом!

– Не знаю, что это, но пока не размазало.

– Идем назад, позовем старейшину, он поможет, а то и я здесь Кристалл потеряю!

– Испугался?

– Просто у меня голова есть… и у старейшины… а у тебя…

В этот момент поднялся вихрь, и Эшлин не смогла удержать брата за руку. Их разнесло в стороны, она лишь видела, как вспыхнул зеленым его Кристалл у выхода к скале. Ее же тянуло вперед, в самую гущу тумана.

– Я позову… – успела она расслышать голос брата, прежде чем пахнущий прелой землей туман окутал ее целиком. Уши наполнились низким гулом, мир вокруг дрожал, и сквозь эту дрожь, которая отзывалась во всем теле, Эшлин вдруг услышала свой голос. Он пел песню, что строит мост между мирами. Только она могла поклясться, что летит сквозь пространство кувырком, не открывая рта.

А потом сознание окончательно ее покинуло.

Глава 3

Среди людей

Щеку царапнуло. Это было хорошо. Значит, она точно жива.

Эшлин открыла глаза и увидела, что лежит среди замшелых камней. Пахло дымом и сыростью. Небо было затянуто серым, но кое-где проглядывали голубые прорехи. Над лицом поднимался на стебле лиловый полевой колокольчик, который так трепало ветром, что казалось – он вот-вот зазвенит.

Обычный выход из Врат был совсем в другом месте, неподалеку от замка с серыми башнями, в сосновом лесу. Куда же ее выкинуло? С такими мшистыми камнями это место могло оказаться далекой от людей окраиной мира, где обитают чудовищные фоморы. Воины Дин Ши в вечной Зеленой войне теснят их к морям, отвоевывая скалистую голую землю, где потом поднимутся цветы, травы и леса.

Эшлин повернулась на бок и осмотрелась. Она лежала на склоне, как на краю огромной чаши, поросшей травой. Сердце забилось чуть медленнее. Фоморские скалы это определенно не напоминало. Уже неплохо.

На дне «чаши» стояли пять высоких камней, а со склона спускались каменные ступени, сильно подпорченные временем. В кругу камней собрались люди со свечами в руках – четверо по краям и один в середине. Эшлин не слышала слов, но почувствовала, что именно они пытаются звать, и сердце ее стиснул страх. Это место дышало огнем. Оно легко могло превратить искру внутреннего пламени в бушующий поток.

«Люди такие мастера понастроить каменных стен вместо того, чтобы держаться подальше от опасных мест. Но они наши младшие братья. Часто неразумные, меньше знающие и умеющие младшие братья. Видишь человека в беде – вмешайся», – так говорил отец.

Вот-вот здесь вспыхнет пять живых факелов. Что за убийственная глупость! С этими мыслями, еще не осознав, что вновь чувствует мир и магию в нем, Эшлин поспешила по истертым ступеням вниз, норовя скатиться туда кубарем. Голова кружилась.

Подбежав ближе, она резко замерла. Люди стояли с закрытыми глазами, а над их поднятыми кверху ладонями поднималось легкое золотисто-рыжее сияние. Фигурой же в середине был… Брадан.

Он почему-то повзрослел за неполный год, пока они не виделись, но его лицо по-прежнему будто отражало пламя того костра, у которого Эшлин отдала ему душу. То же восторженное, как у малыша, изумление от красоты и силы огненных духов. Наверное, он уже увидел их танец там, куда был обращен его разум.

Зачем он здесь со всеми этими людьми? Ему не нужны ритуалы, чтобы вернуться. Или он не хотел возвращаться? Он обманул ее?

Эшлин стояла в трех шагах от него и чувствовала, как все крепче сжимаются кулаки. Она напоминала себе тонкий лист, который раздирают надвое. Одна ее часть хотела высказать все, что за год темной тиной опустилось на дно души. Другая так же отчаянно желала прижаться и, коснувшись носом плеча, почувствовать запах его волос, сладковатую горечь вереска и солнечной сосновой смолы.

Вдруг по лицу Брадана пробежала судорога боли. Он еще не понял, что саламандры уже начали пожирать его изнутри, что он ими больше не управляет. Эшлин чувствовала боль этого человека, как свою. В груди распускался огненный цветок, и было трудно расправить легкие для песни. Перебить поток, что из недр земли стремится войти в человека, неспособного его выдержать. Фигуры в круге стояли неподвижно, этот ритуал нельзя прервать изнутри, когда ты уже стал его частью, пусть даже искры уже целуют одежду. Песня воды была слишком тяжелой и медленной, облака здесь оказались мало напоены водой.

Эшлин поняла, что не успеет сделать все тихо и правильно, и решилась на некрасивый, опасный, зато действенный шаг. Она резко бросилась в середину круга и с размаху толкнула Брадана, чтобы разорвать огненные нити заклинания. Так они вместе и полетели на мшистую землю.

Ее сил все-таки хватило, чтобы, шурша по камням и прогоняя огненные силы в те глубины, откуда они поднялись, пошел дождь. Он быстро наполнял сложенные древними умельцами каменные желоба, в которых когда-то горел жертвенный огонь.

Едва Эшлин сбила Брадана, остальные тоже попадали как подкошенные. Фигура была разорвана.

Девушка пыталась прийти в себя и понять, где земля, где небо, но понимала лишь, что в носу щиплет от обиды. На шее Брадана даже не было ее Кристалла. Украл бы для дела, но просто… чтобы положить в сундук и забыть. Как же так?

Виновник ее злоключений тем временем медленно открыл глаза. Кажется, он пока плохо понимал, что избавило его от духов огня, которые должны были терзать тело. Потом недовольно оглядел, словно незнакомую, растрепанную девицу, сбившую его с ног и помешавшую ритуалу. Удивленно покосился на ручейки воды, что охлаждали и несли облегчение. Встряхнул головой. Вернулся взглядом к девушке.

Эшлин чихнула, и несколько прядей выбились из-под фибулы, служившей ей заколкой.

– Зачем ты это сделала, девица? – наконец спросил Брадан.

– Чтобы от тебя пепел не остался, – ответила она обиженно, – или ты так грезишь саламандрами, что и сгореть не жалко?

– Откуда ты знаешь, что делать? Кто тебя научил? И кто тебе разрешил вмешиваться, в конце концов! – приходя в себя, он явно начинал злиться.

– Даже мой брат знает, что в местах, где огонь земли подходит близко к поверхности и его силу много лет брали, подтягивая источник все ближе, нельзя делать огненные ритуалы! Здесь и в грозу прятаться нельзя. Тем более свечи зажигать! И мне не нужно разрешение Брадана, ученика друида, чтобы спасать его глупую голову.

– Я не знаю, о ком ты говоришь, девица. Но никто из учеников, пока не прошел Три Урока, не может участвовать в ритуалах, и тем более мешать им, рассказывая всякие глупости про свечи. А уж новеньким вообще здесь не место. Разве тебе разрешали покидать Дин Эйрин?

Раздраженно произнося все это, Брадан с трудом поднимался с земли, поправляя одежды и пояс. Теперь он осознал, что его спутники лежат на земле, и некоторые из них едва шевелятся, приходя в себя. Сам еще двигаясь нетвердо, он подошел и склонился над одним из них, затем перешел к следующему. Эшлин видела, как он достал из поясного мешочка какую-то склянку, вдохнул сам и сунул под нос лежащему юноше, тот застонал, приходя в себя. Брадан оглянулся и поймал ее взгляд.

– Помоги мне, девица, раз уж оказалась здесь и едва не натворила беды, а теперь любопытствуешь. Как тебя зовут?

– Эшлин. Удар о камень унес твою память? – Она подошла ближе, помогая приподнять голову следующего ученика над лужей, в которой тот очутился. – Не помнишь не только кто я, но и кто ты? Если ты укоряешь меня за ливень, то сложно рассчитывать силы, когда по твоей вине я год прожила без них!

Брадан поморщился от приступа боли, потер висок.

– Эшлин. Для будущего мага ты слишком много болтаешь, и притом глупости. Не рассчитывай, что я помню всех, кто поступил только вчера. Даже девиц, пусть вас и немного. Хотя сейчас я тебя уже вряд ли забуду. Из-за тебя придется все делать сначала…

Рядом с учеником, приходящим в себя, Брадан осел на землю. Боль и усталость явно догнали его, овладевая телом и сознанием. Возмущение Эшлин копилось и рвалось наружу, как вновь обретенная магия.

– Поступила я на эту землю не вчера, а сегодня. И не только поступила, а изрядно потопталась. Какой олух вам вообще сказал, что делать? Эти ваши друиды? Если тебе не хватает сил, то сначала пусть в каменные круги наберется вода, а потом… вам надо не зажигать свой огонь, надо звать тот, подземный. Но в центре должна быть жертва. И она сгорит!

Подошли остальные ученики, которым явно досталось меньше, столпились вокруг учителя, удивленно поглядывая на девушку.

Брадан смотрел куда-то в сторону:

– …течет вода, горит огонь… Нам нужно возвращаться. Надеюсь, что вы, дева Эшлин, найдете дорогу туда, откуда пришли. Если не найдете, просто спросите постоялый двор Университета. Вам покажут.