Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

Если восстановленные в партии оппозиционеры атаковали Брусникина? по классовой линии – мол, бывшие рабочие, наконец, входят в свои права, – то аппаратчики подчеркивали однородность ячейки. Риторическая баталия имела организационное измерение: за Брусникиным стояло общевузовское партбюро, но Кутузов? и его единомышленники имели серьезную поддержку в ячейке механического факультета – там были сосредоточены почти все бывшие оппозиционеры.

Партийную номенклатуру взялся защищать Алексей Михайлович Кашкин?: «У нас сейчас линия руководства верна, – заявил он, – спекулировать на отдельных ошибках нельзя и нечего сваливать на недостатки бюро. Обстановка сейчас трудная, и на особенно трудных этапах более слабые проявляются. <…> Последнее Бюро предупреждало о настороженности к левым, а ячейка мехфака выдвигает на ответственную руководящую работу бывших левых»[371 - Там же.].

Автор, укрывшийся под псевдонимом Томич, писал в «Красном знамени» о «новом выступлении Кутузова? на ячейке», о котором говорят как о старом, «прошлое повторяется, постоянно выступает на ячейке со скандалом». Выступления Кутузова? на партактиве ячейки механического факультета с самостоятельной резолюцией, «дружное голосование за нее бывших оппозиционеров диктует необходимость разрешения внутрипартийного положения недискуссионным порядком». В этой версии событий Кутузов? пытался использовать своих людей, сидевших в разных институтских комиссиях, но был бит общими силами Брусникина? и райкома. Его люди, Матвеев? и Платонов, были выведены из состава бюро за «примиренчество», в первую очередь в отношении Кутузова?. Все партийные активы факультетских ячеек вынесли одобряющие резолюции, констатировала газета. «Но наряду с этим нужно сказать, что обсуждение левых настроений до некоторой степени носило отпечаток дискуссии; <…> мы позволяем роскошь, дискуссируя вопросы, по которым есть решения съезда»[372 - Красное знамя. 1929. 15 декабря.].

Генеральный бой был дан при обсуждении дела Матвеева?, еще одного оппозиционера, метавшегося, как и Кутузов? с Голяковым?, между Уралом и Томском. Кутузов? этот бой проиграл, теперь жалел о нем: «Конечно, в практике работы и участия в партийной жизни ячейки я допускал ошибки, и наиболее существенная из них – это примиренческий тон моего выступления на первом партактиве (конец ноября) против левого загиба тов. Матвеева?. Ошибку эту я признал и исправил на следующем активе (4?го декабря) и на чистке»[373 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 72.].

Коммунист с 1918 года и член районного комитета металлистов, Василий Васильевич Матвеев? был сыном овчинника из Казанской губернии. После смерти отца 13-летний юноша переехал к брату на Урал, поступил в котельный цех, где проникся революционными идеями: «за участие в забастовке уволен». Во время службы в Красной армии прошел путь «от рядового до комиссара», участвовал в боях с Дутовым и белочехами. «Во время крестьянского восстания меня назначили в разведку, где попал в плен, просидел 14 дней в городе Колчедан». Матвеева? освободили, он нашел себя в рядах Чека[374 - ЦДНИ ТО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 130. Л. 76.]. Кутузов? и Матвеев? дружили между собой, равно как и с другими инакомыслящими студентами. Так, например, Матвеев? присутствовал при разговоре, когда приехавший из Новосибирска Пархомов? выступил с крамольной мыслью организовать оппозиционные «пятерки». Матвеев? был одним из тех, кто рекомендовал Кутузова? к восстановлению в партии[375 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 62 об.].

Во время заседания бюро партячейки института 28 ноября 1929 года завязался довольно острый спор о социальном составе студентов-коммунистов. Выступая с классовым азартом, характерным для первой пятилетки, Матвеев? сделал очень острое заявление, «что вся головка членов бюро является служащими, а жмут на рабочую часть ячейки, и что если так дело пойдет, то рабочие свои выбросят партбилеты». По словам Кашкина?, Матвеев? призывал к классовой борьбе в ячейке, в «очень резких выражениях охарактеризовал нашу ячейку с той стороны, что у нас ячейка раскололась на 2 части, т. е. на рабочих и служащих, и что чистка идет примиренчески к правым и слишком строго к левым. Говорил, что в результате такой политики рабочие придут, сдадут партбилеты и скажут, правьте вы партией»[376 - ПАНО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 1059. Л. 251.]. Статья в «Красном знамени» дала следующую оценку неординарной риторике Матвеева?: «Бывшим оппозиционерам не нравится, когда партийная ячейка призывается к более осторожному подходу к использованию на работе бывших оппозиционеров». Спрашивалось: правильна ли такая линия партийной ячейки? Нужно ли не допускать Кутузова? и компанию к власти? «Совершенно правильна. – гласил ответ. – Но эта линия спекулирующим рабочим стажем Матвееву? и Филатову? не нравится. Тов. Матвеев? позволил себе даже больше. Он вытащил старый из оппозиционного архива довод, будто бы рабочие-коммунисты положат вам на стол билет». Такое может сделать «только не раскаявшийся в своих ошибках троцкист. Помнятся нам эти речи Троцкого? и Ко.? Эта спекуляция, хвастовство и слепые надежды обанкротившейся троцкистской оппозиции» на то, что якобы рабочий класс их поддерживает. «Так ставить вопрос члену партии непристойно»[377 - Красное знамя. 1929. 30 ноября.].

Бюро партийной ячейки СТИ созвало расширенное совещание актива, где ставился вопрос о клеветническом заявлении по адресу партийной организации со стороны бывшего оппозиционера Матвеева?, а также о новой вылазке бывших троцкистов. «Выступление, что все рабочие бросят партбилеты – это буквально троцкистская фраза, – вопил Фельбербаум?. – <…> Матвеев? увильнул от вопроса о разрыве с оппозицией, не формально, а своим нутром». В выступлениях Матвеева? «отразились все болезненные настроения, – уверял член партбюро Букатый?. – Я считаю его заявление троцкистской оппозицией. Какая чепуха, классовая борьба в партии! Огульно брать под вопрос всех служащих, крестьян и т. д. есть Махальщина». Видимо, Букатый? (или стенографистка, записывающая его слова) ошибся в слове «махаевшина» (ненависть к интеллигенции и вера в то, что только рабочие с производства годны в коммунисты). «Один ли Матвеев?? Нет, он является лишь только рупором, и за ним прячутся остальные. Ячейке надо это разоблачить и насторожить все внимание на борьбу с уклонистами». Кашкин? соглашался с Букатым?, что выступление Матвеева? есть проявление левого шатания. Он призывал «категорически отвергнуть раскол яч[ейки] на рабочих и служащих. <…> Эта группа оставила у себя только методологию старой троцкистской оппозиции»[378 - ПАНО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 1059. Л. 254.].

Матвеев? оправдывался:

У меня сложилось впечатление, что у нас чистка идет однобоко; т. к. во время чистки активность комиссии направляется на борьбу с левыми настроениями и примиренческое отношение к правым. Впечатление это сложилось из личных наблюдений, например, не весьма строгое отношение к колчаковским офицерам. Многие товарищи из 1000 оказались по социальному положению не рабочие. Здесь, по-моему, проявилась классовая борьба в партии. <…> Во время чистки я был в ряде групп и выступал соответствующим образом. Во 2?й группе чистили Власова?, который скрыл, что он был офицер и добровольно поступил в юнкерскую школу. Я на чистке выступал с предложением об исключении его. Такой же факт имеет место с т. Халдеевым?. Один из «1000», именно тов. Денисов, также скрыл свое прошлое и давал ложные сведения о себе. Я тоже против него выступал с предложением об исключении.

Оппозиционное прошлое партийца не влияло на мнение Матвеева? о нем ни в ту, ни в другую сторону – он говорил о тех, о ком имел что сказать. «Против левых, в частности, Флюкова?, я выступал, против Харитонова? не выступал, т. к. его не знал, то же об Уманце?, о Горбатых? я выступал». Получается, напрасно к Матвееву? придирались. «Еще старое бюро выдвинуло в состав парткомов целый ряд товарищей, в работе с которыми выявилось с их стороны недоверие ко мне». Понятно почему: «Все общественные организации на каждом шагу подрывают авторитет бывших оппозиционеров». Партия от этого точно не выигрывает: «Я считаю эту точку зрения неправильной», она расхолаживает. «Эта политика булавочных уколов, по-моему, приведет к тому, что товарищи или будут бороться, или сами сдадут билеты. Раз они в партии, то, по-моему, они должны быть равноправными членами партии»[379 - Там же. Л. 251.]. В итоге Соскин? заявил, что Матвеев? болен: «Это для меня ясно, и эта болезнь у него получилась от того, что он сохранил в себе многое от троцкистской оппозиции и не пытался перевоспитаться и сродниться с партией. Известное недоверие к бывшим оппозиционерам необходимо сохранить, т. к. они еще не вполне оправдали доверие. По-моему, выступление Матвеева? является политически неграмотным. Мне кажется, что настроения Матвеева? разделяют бывшие и не восстановленные троцкисты»[380 - Там же. Л. 252.]. Кутузов? отмечал, что после слов Матвеева? о том, что «у нас в Вузовской Партийной ячейке идет классовая борьба между партийцами рабочими и служащими, …было много разговоров о его выступлении, все осудили и отмежевались…»[381 - ГАРФ. Ф. 110035. Оп. 1. Д. П-51377. Л. 143.] «Что же касаясь меня и Матвеева?, – заявил, например, Голяков?, – то иногда говорили по вопросам политики партии, как то: „вопрос колхозов, ликвидация кулачества, как класса“, но конкретно своей платформы я никогда не выставлял, вернее не было», разговоры же с Матвеевым? не носили «организационного характера, а чисто случайного»[382 - Там же. Л. 180.].

Партактив расценил заявление Матвеева? о классовой борьбе в ячейке как «троцкизм чистой воды» и выписал Матвееву? выговор. Кутузов? же не соглашался, говоря, что «бюро напрасно подняло шумиху», что «нет здесь ничего опасного» и что «не следовало бы Матвееву? выносить выговор»[383 - Там же. Л. 92.]. Комиссия по чистке поддержала Кашкина? и партбюро: «Троцкисты подняли в парторганизации СТИ борьбу, разделяя партийцев на рабочих и служащих. Кутузов? опять не только не выступил против этих болезненных явлений, а выступил с защитой бывшего троцкиста Матвеева?, дошедшего в этой борьбе до угроз, что партийцы рабочие сдадут партбилеты»[384 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 70 об.]. Причиной противостояния был авторитет, которым Кутузов? пользовался среди студентов. «Мы сейчас, обсуждая Матвеева?, бьем по воробьям, – сказал Козюкин?. – Матвеев? является выразителем левых настроений, а таковые у нас уже имеются. Здесь надо бить не по Матвееву?, а по Кутузову?. Оппозиция не пришла к нам, а она скрылась, спряталась и, желая угодить партии, впадает в другую крайность – правый уклон. Сегодня надо прямо оппозиционерам сказать крепкое слово»[385 - ПАНО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 1059. Л. 254.].

Кутузов? неуверенно оценивал поведение Матвеева?. «Я не одобряю выступление т. Матвеева?, – начал он. – Возможно, он погорячился, но все же это его не оправдывает». Впрочем, у Матвеева? была причина горячиться, ведь «бюро сделало целый ряд ошибок». Хотя Кутузов? был согласен, что тот «нечестно поставил вопрос; сейчас это нужно понимать как левую отрыжку <…> В момент выступления Матвеева? я неверно стал связывать его выступление только с его характером и этим допустил думать, что я его оправдываю». Таким образом, вопрос получал политическое значение. «На последнем активе я признал, что вывод был неверен и слова Матвеева? что „рабочие коммунисты выложат партбилеты“ нужно рассматривать как левый загиб»[386 - Там же; ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 62 об., 64.].

Однако не все считали, что дело в одном только мимолетном замечании. Выводя Матвеева? из состава общевузовского партбюро, они поднимали «бурю в стакане воды, – говорили сторонники Кутузова?. – Сгущая тучи, сгущая крамолу, вы наносите большой вред партии. Разговоры о рецидивах троцкизма – искусственное разжигание страсти»[387 - Красное знамя. 1929. 15 декабря.]. «Возможно, Кутузов? проявил идеологическую неустойчивость», – признал Николаев?. При этом он отметил, что «здесь была создана нервозность».

Даже не питавший симпатий к оппозиционерам Чирке? согласился:

По-моему, наша организация подошла к этому вопросу недостаточно продуманно, проявила большую долю горячности. Матвеев? ляпнул и тут же отказался. Нужно было сделать выдержку, подождать, посмотреть, что дальше будет.

Кутузов? откликнулся на неожиданную подмогу:

В результате того, что бюро и отдельные части ячейки – тов. Брусникин? и Усатов? – упорно постарались создать мнение, что в ячейке СТИ возродился троцкизм 27 года, это создало большой шум; по существу ведь мы имеем только один факт – дело Матвеева?. Это дело было фактически развито искусственно, обострялись факты, искусственно мобилизовалось внимание[388 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 65 об., 67 об., 70.].

Однако, превратившись в руках партбюро в важный политический ресурс, оговорка Матвеева? была воспринята не как ляпсус, а как серьезная политическая ошибка. «У тов. Матвеева?, а главным образом, у Кутузова?, еще не изжита идеология „левого“, мелкобуржуазного троцкизма – таков был вердикт. – Объяснять горячностью характера такого рода выступления может только нераскаявшийся троцкист или слепец, не понимающий политического значения подобных выступлений»[389 - Красное знамя. 1929. 15 декабря.]. Политический 1929 год выводил на первый план не идеологию (программные разногласия и дискуссия, как два года назад), а готовность к действию. Вместе с тем «чистильщикам» важно было соблюсти баланс, не перегнуть палку: самокритика позволяла избавиться от кого угодно, но тот, кто следовал лозунгам слишком ретиво, рисковал сам оказаться вычищенным. Поэтому формулировки обвинений были обтекаемы – критиковали как «правых», так и «левых».

Кутузову? не поздоровилось. Резенов? видел доказательство того, что «в настоящее время Кутузов? не занял определенной линии», в том, что «он не мог учуять ошибки т. Матвеева?». Усатов? был более категоричен: «У Кутузова? настороженность к левой оппозиции недостаточная». Константинов? заявлял, что выступлению Матвеева? Кутузов? «не дал ленинского отпора, а, наоборот, объяснял его горячностью». «Чем это все объяснить? По-моему, тем, что у Кутузова? нет ленинских установок. У него имеется устойчивость только в проведении своей линии, но не ленинской»[390 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 65, 67–68.].

Когда 30 ноября 1929 года «чистили» Матвеева?, вопросы ставились более жестко:

Вопрос: Есть ли у тебя отрыжки троцкизма?

Ответ: Был пред[седателем] профкома, делал различные доклады, отрыжки не замечали.

Вопрос: Какая разница между общественной и классовой ценностью?

Ответ: Мы зачисляли [в партию] рабочих, детей рабочих. <…>

Вопрос: Какой взгляд на 1000?

Ответ: Решения ЦК о 1000 считаю правильным, но с комплектованием 1000 я не был согласен. В 1000 попали колчаковские офицеры и т. д. <…> Заметил, что среди 1000 есть спайка-группировка. <…>

Вопрос: Какой взгляд на самокритику и демократизм?

Ответ: Самокритика развита не достаточно. В отношении демократизма, то при выборах профкома демократия была. Был один случай Горсунова?, которого Усатов? отвел как оппозиционера.

Вопрос: А какие недочеты в бюро?

Ответ: Был председатель Лабутин?, который был политически не раз[вит], беспринципен, а сейчас у нас [в] бюро молодые, из 1000. <…>

Вопрос: Скажи, что за теория врастания кулака в социализм?

Ответ: Тов. Бухарина? <…>

Вопрос: Как вы думаете, полевел ли пролетариат, и причины?

Ответ: Полевел[391 - ЦДНИ ТО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 130. Л. 76.].

Матвеев? был в руководстве института и, говоря о причинах недостаточной проработки установок пятилетки в области производственных отношений, не мог не согласиться, что «есть, конечно, и наша вина. <…> Этим вопросом не занимались – упущение со стороны профкома и парторганизации». Например, вопрос стирания границ между учебой и заводом, непрерывной производственной практики – парторганизация с этим «тащилась в хвосте».

Партийцы, знавшие Матвеева?, подчеркивали, что «если посмотреть его работу», то он подходит. За ним не замечалось «классовых извращений». Тем не менее строгая комиссия по чистке выдвинула 4 пункта обвинения:

1) Матвеев? от оппозиции отказался, «вследствие чего не было применено оргвыводов».

2) Во время чистки Матвеев? объективно стал защитником бывших оппозиционеров в части предъявленных им якобы пристрастных требований.

3) До чистки «тов. Матвеев? был против решений ЦК о тысяче, хотя потом отказался от этого и выступал [только] против неправильного подбора в тысячу».

4) В период чистки «у т. Матвеева? получилась левая оппозиционная отрыжка, выражавшаяся в заявлении о том, что внутри партии есть классовая борьба».

За «неизжитость троцкизма» комиссия решила объявить Матвееву? «строгий выговор с предупреждением». Бюро ячейки поручило установить за ним наблюдение «и в случае повторения троцкистских выступлений поставить вопрос о немедленном исключении из партии». Завязался спор. Уважавший Матвеева? Антонов? просил «смягчить» это наказание: Матвеев? «хороший коммунист, доверчив к авторитетам, попал в оппозицию из?за авторитета т. Кутузова?. Его используют. <…> Надо лучше классифицировать». Федоровский? защищал: «Т. Матвеев? наш парень, за то, что перегибает, надо его наказать». «Тот уклон был у Матвеева? синдикалистский, уклон, что в партии останутся только рабочие, – пытался понять Мальгин?. – Тем хуже, что он поддается влиянию, но вряд ли на него можно влиять. Нам не надо болтаться, нам надо твердо не сворачивать ни вправо, ни влево в настоящий момент».

Матвеев? отрицал, что призывал к всеобщей классовой борьбе в партии, а Брусникин?, по его словам, все искажал: «Я говорил о классовой борьбе только в нашей ячейке». Дульнев? тоже считал, что дело раздули: «Брусникин неверно указывал в статье, что разговор был на заседании бюро. Я был при разговоре, это был частный разговор, после 15–20 минут тов. Матвеев? говорил, что зря сказал»[392 - Там же. Л. 77, 94.].

Но были несогласные: «Комиссия подходила совершенно объективно. Т. Матвеев? политически грамотен и пользуется авторитетом. Если бы он не был рабочим, если бы он не прошел революционной закалки, комиссия исключила бы его. Партия не знает горячки, если больной – лечись, а работать не мешай. Комиссия правильно решила, что у него была оппозиционная отрыжка». Влетело Гриневичу?, который «на активе выступал и говорил, что здесь крамола, сгущение красок. Он заявил, что он за Матвеева? из?за симпатии – что в партии недопустимо». Досталось и Антонову?, когда Кулаков? предложил считать, что Антонов?, защищавший Гриневича? и Матвеева?, «проявил примиренчество». Партийная группа факультета постановила, что разбор дела Матвеева? проходил в нормальных условиях, «зажима со стороны комиссии не было»[393 - Там же. Л. 94.].

Очередная статья в «Красном знамени», посвященная чистке, вышла под угрожающим заголовком «Троцкисты втузовских ячеек пытаются скрыть свое лицо»: «Надо прямо сказать, что если мы слишком мало сделали по борьбе с правой опасностью в нашей ячейке, то с вопросом влияния на бывшую троцкистскую оппозицию у нас дело обстоит совсем плохо. К великому нашему сожалению, со стороны ячейки было недостаточно бдительности и настороженности к поведению бывших троцкистов». Через две недели в подвале газеты вышла еще одна статья «Усиливая борьбу с правым уклоном, в то же время решительно ударим по рецидивам троцкизма»: «Несмотря на то, что общевузбюро неоднократно ставило перед партийной массой вопрос о настороженности в борьбе на два фронта, мы наблюдаем у некоторой части членов партии примиренческое отношение к этому вопросу и даже больше – прямое противодействие». Направляя свое основное внимание на борьбу с правой опасностью, «мы ни на минуту не должны забывать о наличии противоположного уклона. В зависимости от конкретных условий нам приходится определить, с какой стороны партии грозит большая опасность, туда и должны направить удар, не оставляя без защиты другого фронта»[394 - Красное знамя. 1929. 15 декабря.].

Кутузов? не принимал эту риторику. Главное, что его задевало, – «комиссия не сочла для себя обязательным доказать существование группы не отказавшихся от взглядов троцкистов с центром в лице Кутузова?». Конечно, если верить статьям Брусникина? с сенсационным выводом, что в вузе существует «сколоченная группа троцкистов, ведущая борьбу за руководящие посты <…> и организованно нападающая на своих бывших противников, пользуясь чисткой», то можно поверить и в то, что «Кутузов? возглавил борьбу».

Брусникин? нагнетал еще больше:

В настоящий момент особый интерес представляет поведение бывшей троцкистской оппозиции внутри институтской ячейки. Часть бывших троцкистов, видимо, искренно вернулась в партию, осознала свои прошлые ошибки. Но есть и такие троцкисты, которые кладут усилия на завоевание руководящих мест в институтских организациях. <…> Под шумок они почитывают парижские издания Троцкого? 1929 года. В данном случае в лице тов. Кутузова? мы имеем одного из «лидеров» бывшей троцкистской оппозиции, который в свое время «поправлял» политический курс партии.

Статья заканчивалась увещеваниями: «Партийная масса должна насторожиться и не допускать вторичного обмана партии»[395 - Красное знамя. 1929. 18 октября.]. Такое обвинение не решились повторить даже выступавшие за его исключение из партии. Уже после чистки на собрании 3 февраля 1930 года выступавшие отказывались признавать, «что у нас существовала и существует сколоченная группа бывших оппозиционеров. Это было бы слишком много». Оценку комиссии по чистке, что «Кутузов? является вообще центром всех нездоровых явлений среди студенчества», ставили под знак вопроса, не было известно, «какие факты имела в виду комиссия»[396 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 1795. Л. 72.].

В некотором смысле все вернувшиеся в партию бывшие оппозиционеры были на хорошем счету – троцкизм был съеден и переварен. Но у партийного организма все еще могло случиться несварение, когда съеденное вдруг напоминало о себе. «Создание символа веры из демократизма, – считал Я. Э. Рудзутак?, – это настоящая меньшевистская отрыжка, и в этом заключалась, главным образом, позиция нашей оппозиции»[397 - Тринадцатый съезд. С. 199.]. Если оппозиция как организм была выстроена как двойник партии – настоящего, здорового организма, – то тогда начиналась борьба за существование, выживание сильнейшего, партия старалась уничтожить без остатка нездоровые элементы, девиации, не дающие ей развиваться нормально.

В общевузовском бюро были согласны в том, что бывшие оппозиционеры не составляли однородной группы, поэтому им было интересно, что скажет по этому поводу Кутузов?.