Последняя битва Корнилова

– Совестно так, без дела, – ответил он, улыбаясь, на чей-то шутливый вопрос.

Генерал-майор Борис Иванович Казанович совсем недавно вместе с генералом Трухачевым прибыли в распоряжение армии из Ростова, где они, нелегально проживая под видом рабочих, собирали разведку для Корнилова. У командующего нет свободных частей для господ генералов, и он оставил их пока при штабе. Корнилов знаком с Казановичем еще с Туркестана. В 1917 году он командовал 6-й Сибирской стрелковой дивизией.

Корнилов, как всегда, с самого возвышенного места наблюдает за ходом боя. Несколько поодаль стоит генерал Алексеев со своим адъютантом, ротмистром Шапроном, и с сыном. Ему тяжко в его годы, с его болезнью, но никогда еще никто не слышал из его уст вздоха малодушия. Тщательно избегая всего, что могло бы показаться Корнилову вмешательством в управление армией, он бывал, однако, всюду – и в лазарете, и в обозе, и в бою; всем интересовался. Он все принимал близко к сердцу и помогал добровольцам, чем мог – советом, словом ободрения, тощею казной.

Головная колонна корниловцев едва прошла полверсты, как на окраине станицы затрещали ружья, пулеметы. Со стороны Екатеринодара показался бронепоезд и открыл огонь из пушек шрапнелью. Видно, к большевикам подошло подкрепление.

Опять Корнилов в жестоком огне, и Марков горячо нападает на штаб:

– Уведите вы его, ради Бога.

– А вы сами попробуйте, Ваше превосходительство! – отвечает, улыбаясь, всегда веселый генерал Трухачев.

Но Корнилов, как бы откликаясь на призыв Маркова, дает команду ввести в бой Офицерский полк. Едва марковцы уходят в бой, как сам командующий со штабом и кавалерией отравляется в сторону станицы Усть-Лабы.

Для обоза создается критическое положение. Он без прикрытия. Все войска в авангарде, в арьергарде тоже идет бой. Впереди и сзади трещат выстрели, ухают орудия.

Раненые поднимаются с подвод, тревожно озираются кругом. Обоз волнуется. Бой гудит и раскатывается артиллерией. Зловещий гул близится к обозу с ранеными.

– Слышите, слышите? – говорит юнкер молодому капитану с перебитыми ногами. Бой приближается к нам.

– Ничего, юнкер, Бог, не выдаст, свинья не съест. У меня револьвер с тремя патронами. Если что, после меня ваша очередь. Главное – не попасться большевикам в плен. Умучают, – нервно отвечает капитан и беспомощно откидывается на подушку…

Вдруг он отрывается от подушки и громко произносит:

– Простите меня, господа, Христа ради!!! Сегодня же Прощенное воскресение…

– Бог простит, и я прощаю! – раздается со всех сторон. Все в колонне раненых просят друг у друга прощении. Завтра начинается Великий пост, но, к сожалению, он не остановит кровопролитие.

Со стороны арьергарда показываются какие-то люди. Легкораненые хватают винтовки и залегают в цепь. У всех лица озабоченные, строгие. Слава Богу, это свои.

– Ну что? Как? – спрашивают с телег раненые.

– Ничего, наседают, отбиваемся, – отвечают спокойно идущие.

Они отделяются от обоза и направляются влево по пашне цепью. Все глаза зорко следят за ними. Вот они почти скрылись. Доносится несколько одиночных выстрелов.

– Стало быть, и там большевики, – слышен ропот по обозу.– Обхватывают с трех сторон.

Близиться полдень, а исход боя неизвестен. Вот впереди особенно ожесточенно затрещали выстрелы, но треск их стал удаляться, как будто волны уносили его.

– Слышите, слышите – удаляется, удаляется! – несется по подводам.

– Обоз вперед! Обоз вперед! – раздается команда начальника обоза генерала Эльснера.

У всех камень падает с души. Теперь ясно: большевики отступают, наши занимают станицу.

А тем временем охват корниловцев уже обозначился. Все войска двинулись в атаку с фронта, и скоро корниловцы, марковцы и кавалерия врываются на станцию и в станицу, сбивают большевиков с отвесной береговой скалы, венчающей вход на дамбу, овладевают мостом и переходят за реку Кубань. Красноармейские части, что защищали станицу и станцию, по привычке отступают кто куда. Ослабили напор на Партизанский полк и войска Сорокина.

Следом через поле в станицу въехал штаб, кое-где разбросаны большевистские и добровольческие трупы. Через вымерший вокзал Корнилов и свита подъезжают к станичной площади. Останавливаются на привал. Но отдохнуть не приходится. Со стороны Кавказской слышны выстрелы. Что за выстрелы? Кто это? Ведь там юнкера.

Вдруг появляется вестовой от Боровского. Докладывает, что с востока, от Кавказской, подошел большевистский эшелон, разгрузился и идет к станице. Их не меньше полка, с ними артиллерия. Юнкера ведут неравный бой. Скоро на вокзале и в станице начали глухо взрываться шестидюймовые бомбы. В станице штаб и конвой – больше никого! Неженцев в пылу боя увлекся преследованием. Марковцы и кавалерия тоже гоняются по полям за красными.

Корнилов сумрачен и озабочен, ясно, что юнкера долго не продержатся. Штаб перемещается к западной окраине станицы. Ординарцы развозят распоряжения: поставить на площади батарею, повернуть на восточную окраину часть Офицерского полка, вернуть батальон корниловцев…

Проходит около 3/4 часа, пока собираются части. Борьбу ведет одна лишь батарея Миончинского и юнкерский батальон. Но скоро бегом мимо станции проследовали марковские офицеры, они вместе с корниловцами бьют и обращают в бегство подходящих уже к самой станице большевиков. Путь свободен. Станица прочно удерживается в руках авангарда армии. Со своей задачей справляется и Богаевский, сдерживая преследующую армию сорокинцев.

Из местной тюрьмы добровольцы освободили много казаков. Часть большевики расстреляли перед уходом, часть не успели. Пленных, как всегда, нет. Расстреляли всех, не спрашивая, мобилизованный или доброволец. Но Корнилов приказывает идти дальше, в станицу Некрасовскую, подальше от железной дороги. Это еще 10 верст. Всю ночь нескончаемые обозы, колонны входили в станицу, запружая ее улицы. В сутки прошли 46 верст с двухсторонним боем и переправой. Измученные люди валились в ожидании квартирьеров на порогах хат и просто на улицах. Спали и грезили долгожданным отдыхом. Сквозь сон несколько раз долетали звуки похоронного марша. Хоронили убитых и умерших. Местное кладбище обросло белыми крестами со свежими надписями. У всех мысль только одна: прошел еще один день тяжелого похода, выжил – это самое главное в данный момент. И не важно, что завтра вновь проснешься под вой снарядов и злорадный стук шрапнели по крышам.

***

Закончился еще один боевой день Кубанского похода. Не менее 15 тыс. чел. сражались в этот день с обеих сторон. У красных, как всегда, было двойное, тройное превосходство. Но победили умение и храбрость.

Корнилов невольно вспомнил другую войну, которая еще не закончилась. В Европе ее называли Великой войной, в России официально Второй Отечественной, а не официально – германской. Вспоминая свое участие в этой войне, он невольно сравнил масштабы тех боев с боями Кубанского похода, все его оперативные планы казались игрушечными по сравнению с операциями Великой войны. Только по ожесточению и напряжению сил, разгорающаяся в России гражданская война, превосходила Первую мировую войну, как потом ее стали называть.

Великая война. Сражение на реке Гнилая Липа

Летом 1914 г. разразился Сараевский кризис, было ясно, что Россия не останется в стороне от европейской войны, поэтому Корнилов подал рапорт о переводе его в западные военные округа. Рапорт Корнилова был удовлетворен и Великую войну он встретил командиром 1-й бригады 49-й пехотной дивизии 24-го корпуса генерала Цурикова. Он попал на левый фланг 8-й армии генерала А.А. Брусилова, которая, в свою очередь, находилась на крайнем левом фланге Юго-Западного фронта.

В августе началось русское наступление против Австро-Венгрии, вошедшее в историю как Галицийская битва. Первый свой бой генерал-майор Корнилов принял у реки Гнилая Липа, что недалеко от города Галича.

Изначально основные события Галицийской битвы развернулись на северном фасе русского наступления – Люблин-Холмском, где австрийцы сосредоточили основные силы. Двойное превосходство позволило им первоначально добиться определенных успехов. Перед войсками Брусилова (и соседней 3-й армией Н.В. Рузского) австрийское командование сосредоточило меньшие силы (здесь мы обладали полуторным превосходством). 5 августа 8-я армия форсировала Збруч и начала ускоренно продвигаться на запад, не встречая значительного сопротивления. Серьезные бои вскоре вспыхнули на фронте 3-й армии, на помощь которой поспешил Брусилов. Основное сражение развернулось на реке Гнилая Липа, где противник потерпел сокрушительное поражение. 24-й корпус занял позиции у Галича, прикрывая фланг армии. В составе этого корпуса, состоящего из 48-й и 49-й пехотных дивизий, была и 1-я бригада генерала Корнилова, которая впервые вступила в бой 12 августа 1914 года.

Австрийцы, ведя яростные атаки, напрягали все усилия, чтобы сломить бригаду Корнилова; последняя стойко отражала врага, переходя в энергичные контратаки.

Однако после нескольких дней кровопролитного боя, потеряв более половины своего состава, бригада начала самостоятельный отход. Корнилов, зорко следивший за ходом боя с наблюдательного пункта, поскакал верхом на лошади к отходившим стрелковым цепям. Под жесточайшим огнем противника он остановил отходивших, привел их в порядок, ободрил и сам повел в штыковую атаку на наседавшего врага. Воодушевленные и увлекаемые примером своего вождя, истомленные многодневными боями войска напрягли все свои силы и разбили врага. В этом бою под генералом Корниловым была убита лошадь, сам же он при падении получил ушибы. В последствие личное вмешательство в ход сражения стало особенностью военного руководства Корнилова.

22 августа, почти без боя, Галич был взят 24-м корпусом. Вошедшая в него 48-я дивизия захватила 50 орудий. Еще ранее, севернее, основные силы австрийцев окончательно потерпели поражение и 20 августа оставили Львов.

С взятием Галича и Львова завершилась Галич-Львовская операция южного фланга Галицийской битвы, где с обеих сторон в ней участвовало до полумиллиона солдат. Вскоре по протекции Цурикова Л.Г. Корнилов был назначен командиром 48-й пехотной дивизии[14 - В состав 48-й дивизии входили 189-й пехотный Измайловский полк, 190-й пехотный Очаковский полк, 191-й пехотный Ларго-Кагульский полк и 191-й пехотный Рымникский полк. Так как в нее входили полки символизирующие победы А.В. Суворова в Русско-турецких войнах дивизию неофициально называли Суворовской. Отменная репутация, которую завоевала корниловская 48-я дивизия, вскоре принесла ей второе неофициальное название – Стальной.]. Одновременно с ним в командование 4-й отдельной стрелковой бригады вступил генерал-майор Антон Иванович Деникин.

У красных

Ночь с 6 на 7 марта выдалась морозной и ясной. Южное небо пышно раскинулась звездами. У костра, сложенного из железнодорожных щитов, сидит группа красноармейцев Варнавского полка[15 - Такого полка в Красной армии не было.]. Того самого, что сегодня вел бой за станицу Усть-Лабинскую. Солдаты кутаются в шинели, греются и пристально смотрят на огонь, искры пламени играют в их глазах. Лица у всех суровы и напряженны. Здесь и молодые, безусые солдаты, впервые взявшие в руки винтовки, и бородаты ветераны, не первый год тянувшие лямку войны. Все добровольцы. Чуть поодаль сидит их командир с интеллигентным лицом, в новенькой шинели без погон, в защитной фуражке со звездой. Большинство в папахах. У всех красные полоски на папахах, или пятиконечные звезды, у некоторых перевернутые двумя концами верх, как коровьи рога.

– Да, дали нам сегодня, братцы, жару золотопогонники! – прервал тягостное молчание один из бородачей. Почему нас постоянно бьют кадеты? А, товарищ ротный! – обратился он к командиру.

– Наверное, потому, что у них лучше выучка, больше военного опыта, они же почти все офицеры, профессионалы. К тому же у нас еще хворает дисциплина, нет опытных командиров, – парировал ротный командир.

– А вы из кадровых? – не унимался бородач. – Кем были в царской армии?

– Нет, я мобилизованный, до германской работал на военном заводе инженером в Питере. На фронте командовал полуротой, прапорщик. В пятнадцатом году попал в плен, бежал, потом вернулся на завод. И вот сейчас у вас командую ротой. Что еще? В Красной армии добровольно.

– Значит, вас у нас повысили.

– Получатся, что повысили.

Опять наступило тягостное молчание, которое прервал второй бородач, покуривая трубочку.