Последняя битва Корнилова

***

Пребывание на враждебном Ставрополье было недолгим; повернув на юго-запад, уже 23 февраля Добровольческая армия вошла в пределы Кубанской области. Здесь было совсем другое отношение к добровольцам, их встречали радушно, как говорится, «с хлебом и солью». Это вселяло надежду на удачный исход Кубанского похода. Всех, от мальчишек-юнкеров до фронтовых офицеров, охватило волнение. Через весь организм армии, от низа до командующего, как бы проходил ток деятельного движения к конечной цели похода – Екатеринодару. «Кубань – земля обетованная» – было у всех на устах.

Вечером 24 февраля в станице Незамаевской Корнилов, разложив на столе походную карту, определял дальнейший путь армии к Екатеринодару. Кратчайшая дорога лежала через станицы Ново– и Старо-Леушковску, Березанскую и Кореновскую. Она была сопряжена с опасностями: дважды придется пересекать железную дорогу – Ростов-Кавказскую и Екатеринодар-Тихорецкую, где у красных были бронепоезда.

Корнилов невольно вспомнил свои Туркестанские экспедиции. Сколько тогда у него было молодости, энергии, желания изучать другие края, народы, языки!..

Туркестанские экспедиции

По окончании Михайловского артиллерийского училища перед Корниловым открылась перспектива службы в гвардии или в столичном военном округе, однако молодой офицер выбрал службу в Туркестанской военном округе. Он получил назначение в 5-ю батарею Туркестанской артиллерийской бригады. Это было не только возвращением на его малую родину, но и передовым стратегическим направлением при намечавшихся тогда конфликтах с Персией, Афганистаном и Великобританией. Через два года службы Корнилов получил чин поручика.

В Туркестане Лавру Георгиевичу было мало рутинной военной службы, он занимался самообразованием, просвещением солдат, изучением восточных языков. Его неуемная энергия и настойчивый характер не позволяли оставаться в поручиках, и он подал рапорт на поступление в Академию Генерального штаба.

В 1895 году, блестяще сдав вступительные экзамены, Корнилов зачисляется слушателем Николаевской академии Генерального штаба. За время учебы в Академии у него произошли изменения в личной жизни. В 1896 году он женился на дочери титулярного советника Таисии Владимировне Марковиной, а через год у них родилась дочь Наталья[11 - В дальнейшем у четы Корниловых родились сыновья Дмитрий (скончавшийся в возрасте полутора лет от менингита) и Юрий.]. В 1898 году, окончив Академию с Малой серебряной медалью, Корнилов досрочно получил чин капитана и вновь отправился служить в Туркестанский военный округ.

С 1898 по 1904 год он служил в Туркестане помощником старшего адъютанта штаба округа, а затем – штаб-офицером для поручений при штабе. Как и везде, молодому капитану не сиделось в штабах, и он предложил командованию округа провести разведывательно-исследовательскую экспедицию по Восточному Туркестану (Кашгарии) и Афганистану.

Корнилов вспомнил, как он, переодевшись туркменом (туркменский язык он знал в совершенстве) вначале провел рекогносцировку британской крепости Дейдади в Афганистане. Затем под видом купца совершил длительную экспедицию по Кашгарии. Он изучал сопредельные с Российским Туркестаном края, знакомился с китайскими чиновниками и предпринимателями, изучал новые языки, одновременно налаживая агентурную сеть.

Все теперь знают Корнилова как военачальника, а ведь известность он приобрел как военный разведчик, географ и исследователь. Свои исследования он описал в книге «Кашгария, или Восточный Туркестан», выпущенной в 1901 году в Ташкенте. Этот труд был оценен как русскими, так и британскими специалистами, внимательно следившими за продвижениями русских в этом регионе. За эти экспедиции он был награжден орденом Святого Станислава 3-й степени.

И вот новая экспедиция отряда русских разведчиков под командованием капитана Корнилова по Восточной Персии, еще одному белому пятну на картах, известному, как Степь Отчаяния. Здесь, на Дону и в Кубани, нужно было сражаться с превосходящими по численностями отрядами большевиков, а там шла борьба с бесконечными песками, пронизывающим жарким ветром и обжигающими солнечными лучами. Все путешественники, пытавшиеся прежде изучить этот опасный район, погибали от нестерпимой жары, голода и жажды. Британские разведчики обходили этот район стороной, только русские могли тягаться с «отчаянной степью». Результатом похода капитана Корнилова стал богатейший географический, этнографический и военный материал, который Лавр Георгиевич широко использовал в своих очерках, публиковавшихся в Ташкенте и Санкт-Петербурге. В них он сделал выводы, что Великобритания намерена расширять свое влияние в этом регионе и границы России там необходимо укреплять. По итогам экспедиции Корнилова по Восточной Персии он был удостоен орденов Святой Анны 3-й степени и Святого Станислава 2-й степени.

С ноября 1903 по июль 1904 года Корнилов находился в официальной командировке в Индии с целью «изучения языков и нравов народов Белуждистана», а фактически – для анализа состояния британских колониальных войск. За время этой экспедиции Корнилов посетил Бомбей, Дели, Пешавар, Агру, где был военный центр англичан, и другие районы. Корнилов наблюдал за британскими военнослужащими, анализировал состояние колониальных войск, контактировал с британскими офицерами, которым уже было знакомо его имя. В 1905 году его секретный «Отчёт о поездке в Индию» был опубликован Генеральным штабом.

Каждая экспедиция была длиною в маленькую жизнь, а весь туркестанский период, который длился без малого более десяти лет (малым была учеба в Академии Генерального штаба), стал целой эпохой, давно ушедшей, самой романтической в его жизни. Итогом стало избрание Корнилова 29 ноября 1904 года действительным членом Императорского Русского географического общества и присвоение ему очередного чина подполковника.

За это время он изучил девять языков. Кроме обязательных для выпускника Генерального штаба немецкого и французского языков, он хорошо овладел английским, туркменским, персидским, казахским, монгольским, калмыцким языками, а также языком народа урду, на котором говорили жители Пакистана.

Именно в Туркестане раскрылись главные таланты Лавра Корнилова – разведчика и исследователя, как и у его предшественника Чокан Валиханова.[12 - Чокан Валиханов (1835-1865) офицер-разведчик Генерального штаба Русской Императорской армии, казах по национальности, выдающийся ученый в области географии и этнографии, востоковед и смелый путешественник, член Русского географического общества. Особенно он известен своими экспедициями в Семиречье (Заилийский край) и Кашгарию, описаниями флоры, фауны этих стран, торговых путей, а также своими исследованиями истории и быта казахов.].

Политические лозунги и генеральские разборки

Воспоминания Корнилова о романтическом прошлом в Туркестанском крае прервал визит Родзянко и Алексеева. Они вошли в кабинет командующего, отряхивая и снимая мокрую от снега и дождя верхнюю одежду. На фоне тучного и вальяжного барина, Михаила Родзянко, сухонькая фигура его тезки выглядела комедийно маленькой. Родзянко сел за стол, вытирая платком потное и оплывшее лицо. Алексеев подошел к командующему и положил ему на подпись финансовый отчет о расходе денежных, продовольственных и фуражных средств за последнюю неделю. Корнилов бегло просмотрел и подписал бумаги. Алексеев тоже сел за стол, и было видно, что оба не собираются уходить. «Зачем пожаловали Михаил Владимирович с Михаилом Васильевичем?» – подумал про себя Корнилов. Теперь они оба смотрели на него как на старшего, а ведь всего год назад его политическая карьера только начиналась, и он всецело зависел от этих людей. Родзянко ему симпатизировал и продвигал по военной карьере, Алексеев же всячески препятствовал.

Лавр Георгиевич прощать обиды не умел и не хотел, но интересы дела удерживали командующего в рамках внешней терпимости по отношению к своему заместителю – генералу Алексееву.

В 1917 году генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев дважды выражал недоверие Корнилову. 2 марта 1917 года председатель Государственной думы Родзянко после Февральского переворота назначил на пост командующего Петроградским гарнизоном Л. Г. Корнилова. Такой «революционный» путь назначения, минуя военное командование, не понравился Ставке. Начальник Ставки генерал Алексеев возражал, однако в тот же день отдал приказ: «Допускаю к временному главнокомандованию войсками Петроградского военного округа… генерал-лейтенанта Корнилова». Алексеев считал Корнилова выскочкой и не видел его в числе военной элиты страны. Но разве мог он знать тогда, что через год вынужден был признать его превосходство в командовании им же созданной Добровольческой армией!

В последних числах апреля 1917 года Корнилов подал в отставку с поста командующего Петроградским гарнизоном в связи с его полным разложением. Гучков в бытность тогда военным министром рекомендовал Корнилова на должность командующего Северным фронтом, наиболее важным в связи с близостью к столице. Именно из Пскова, где была ставка фронта, можно было влиять на события как на фронте, так и в Петрограде. Но генерал Алексеев, занимавший тогда пост Верховного главнокомандующего, встал в позу: или он – Верховный, или Корнилов – командующий Северным фронтом. Алексеев сослался на недостаточный командный стаж Корнилова и неудобство обходить старших начальников. В результате командующим Северным фронтом стал генерал Драгомиров, а Корнилов – командующим 8-й армией.

Это был второй эпизод, дающий ключ к разгадке установившихся между генералами Алексеевым и Корниловым отношений.

Корнилов выжидающе смотрел на Родзянко и Алексеева. Первым заговорил Родзянко:

– Лавр Георгиевич, – начал он, – мне кажется, нам надо на Кубанской земле обнародовать нашу политическую программу, показать казакам и иногородним, за что мы боремся, к чему стремимся. Михаил Васильевич мне показывал вашу программу переданную ему вами еще в Новочеркасске. В целом мы с Михаилом Васильевичем ее одобряем.

При этих словах Родзянко Алексеев достал из папки два листа бумаги, исписанные мелким почерком Корнилова, и передал их Родзянко.

Корнилов избегал предавать бумаге свои политические мысли, но, находясь на Донской земле, счел уместным изложить свои политические взгляды и обосновать цели войны с Советами. Политическую программу он передал Алексееву 2 февраля 1918 года[13 - В целом политическая программа Корнилова носила буржуазно-республиканский характер с родни политики, проводимой Временным правительством. Главными тезисами в ней были восстановление попранных большевиками демократических свобод, свободы предпринимательства и передачи всей полноты власти Учредительному собранию.].

– В нашей программе, Лавр Георгиевич, 14 пунктов. В первом пункте вы говорите о восстановлении гражданских прав, попранных большевиками. Хорошо, что вы говорите о равенстве всех перед законом, но уничтожение классовых привилегий – это что-то сродни Декрету большевиков об отмене сословий и гражданских чинов.

– Мы что, сейчас будем осуждать мою программу? – вдруг резко перебил его Корнилов.

– Нет, но мы должны определить узловые моменты политической платформы Добровольческой армии, – парировал Родзянко.

– Какие, например?, – не унимался Корнилов.

– Ну, хотя бы восстановление законности и порядка, попранных Советами, вопрос о новом созыве Учредительного собрания, разогнанного большевиками, о сохранении единой и неделимой России, об исполнении союзных обязательств, о доведении войны до победного конца в тесном единении с нашими союзниками, наконец, вопрос о земле.

– Хорошо давайте по порядку, – произнес Корнилов. – Первое, что мы должны сказать казакам, – продолжал он, – это то, что мы пришли разогнать Советы и вернуть им попранные большевиками их права. Но вот лозунг «Вся власть Учредительному собранию» надо временно снять. Вспомните, много ли он нам помог на Дону?

– Но что же мы предложим? Восстановление монархии? Я знаю, что среди добровольцев много монархистов, и казаки были верной опорой Романовых. Но не для того мы всю Великую войну боролись с монархией, чтобы ее реставрировать в той или иной форме, – вспылил Родзянко.

При этих словах Алексеев улыбнулся, он вспомнил, как в Феврале Родзянко не прочь был вести переговоры с Николаем II о конституционной монархии. Но промолчал.

– Я всю войну воевал на фронте с внешним врагом, а не боролся с монархией, – отпарировал Корнилов.

– Но, Лавр Георгиевич, вы же участвовали в аресте императрицы и отвечали пред Временным правительством за охрану царской семьи в Царском Селе, – напомнил Родзянко.

– Только по долгу службы и потому, что считал: династия Романовых себя дискредитировала перед народом.

– Я согласен с командующим, что лозунг «Всю власть Учредительному собранию» надо придержать. Да и поддержки идеи «единой и неделимой» среди казаков мы не найдем, казачьи атаманы страдают болезнью самостийности, – вмешался в разговор Алексеев.

– А как же быть с войной до победного конца и верностью союзническим обязательствам? – не унимался Родзянко. – Насколько мне известно, сепаратные переговоры большевиков с немцами в Брест-Литовске сорваны, и они наступают по всему Восточному фронту. Красногвардейские отряды бегут, немцы уже заняли Двинск, Минск, Полоцк. Враг рвется к Петрограду, пали Таллин, Псков, Нарва. По последним известиям, немцы вступили в Киев.

– Да, положение удручающее, нам еще предстоит поднимать народ на войну с немцами, надеюсь, союзники нам помогут. Для этого мы здесь, на юге России, создаем новую Русскую армию. А пока наша задача – пробиться к Екатеринодару и поднять кубанцев на борьбу с Советами, а потом, я надеюсь, поднимется и Дон. А сейчас, господа, нет ничего лучшего, чем выспаться. Нам завтра предстоит длинный переход, – подвел черту этому малом политическом совещании Корнилов.

Дурные вести

25 февраля войска прошли около 60 верст. У станицы Ново-Леушской был выход на железную дорогу – Ростов-Кавказскую. На ее узлах, Тихорецкой и Сосыке, были сосредоточены большие силы красных. Чтобы не попасть под обстрел бронепоездов, армия круто повернула на юг и пересекла железную дорогу. Взорвав полотно, корниловцы первыми вошли в станицу Ново-Леушскую. Затем подтянулась вся армия. Одновременно отряд разведчиков взорвал железную дорогу северней станицы Ново-Леушской. Снаряды, посылаемые с бронепоездов у разорванных полотен, ложились в степи далеко от станицы. Спокойный ночлег был обеспечен.

Но радость удачного перехода была омрачена дурными вестями. От перебежчиков и из советских газет добровольцы узнали о заключении Советским правительством в Брест-Литовске мира с Германией и ее союзниками.

Вечером в хате, выбранной квартирьерами для командующего, собрался командный состав Добровольческой армии.

– Поздравляю с похабным миром, господа офицеры, – съязвил генерал Марков, переступая через порог хаты.

– Да, кайзеровские деньги сыграли свою роль. Как у этого подлеца Ленина хватило наглости исполнить свою заветную мечту – заключить мир, не спрашивая у народа, – подхватил тему генерал Боровский.

– Могли ли мы представить еще год назад, господа, что Польшу, Прибалтику, Белоруссию, Украину, наши завоевания на Кавказе эти большевики отдадут немцам, австрийцам и туркам. Псу под хвост три с половиной года войны, кровь, пот, наши потери и победы, – громко возмутился полковник Тимановский.

– Это еще не все, – вмешался в разговор, присутствовавший на совещании Родзянко. – По моим сведениям, Финляндия получает независимость, Балтийский флот выводиться из своих баз в Финляндии и Прибалтике. На Украине вновь у власти Центральная Рада. Черноморский флот передается Германии и ее союзникам. Кроме того, Россия еще должна выплачивать контрибуцию золотом и продовольствием.

– Боже мой! – в отчаянии воскликнул генерал Деникин. – Еще века не прошло, как Россия диктовала свою волю Европе… И что же – все это смиренно положить к ногам немцев?

– Не надо отчаиваться, господа, – вмешался, наконец, в разговор Корнилов. – Ни мы, ни наши союзники не признаем Брестского мира. В России еще найдутся силы… Мы еще не выдохлись… Поборемся! Отстоим Россию! И накажем, жестоко накажем виновных! Дайте срок…