Зеркальный бог

Невероятная по своей таинственности история приключилась в нашем уезде.

Недалеко от города П. жил одинокий дворянин Сергей Ильич Стрешнев.

Он был очень богат, имел дорогой дом, женился.

Сразу же после свадьбы отправились они с женой в свадебное путешествие по Италии. В дорожной карете проехали вдоль всего побережья, купались в изумрудных водах двух морей – Тирренского и Средиземного, обедали в небольших тавернах, покупали на рынках жареную рыбу, медовые груши, жирные маслины и сочный виноград. А еще пили прохладное вино в веселых кабачках. Побывали в Ватикане – в галерее Борджиа, стояли у Пизанской башни и у подножия Везувия, сидели на каменных скамьях Колизея и, затаив дыхание, дивились на фрески великого Рафаэля в церкви Санта-Мария дель Пополо. Словом, путешествовали на славу!.. Но однажды утром, проснувшись в номере маленькой римской гостиницы, молодой дворянин обнаружил, что его жена исчезла… Он поднял на ноги всех карабинеров Вечного города, но юная супруга как в воду канула!.. Целых три месяца посвятил супруг поискам жены. Он был потрясен, почти что сломлен и все не мог поверить в случившееся. Однако, так ее не найдя, – убитый горем, вернулся в Россию.

С той поры жизнь для молодого дворянина, видимо, потеряла всякий смысл. Он перестал выезжать в свет, интересоваться друзьями, забросил хозяйственные дела… Имение потихоньку приходило в упадок, но он этого не замечал.

Однажды, в конце мая, заехал к нему в имение старинный друг Александр Привалов, не ведавший про беду Сергея Ильича. С трудом узнал он в полуседом бородатом человеке с потухшим взором – еще недавно молодого беспечного влюбленного. Погоревав с ним за дюжиной привезенных бутылок шампанского да выкурив несколько трубок, Александр решил встряхнуть друга и предложил Стрешневу съездить в город на открытие нового частного театра купца Афонина.

Хозяин вначале наотрез отказался ехать, но чуть захмелев, согласился и даже обрадовался такому предложению, ибо не был в городе уже давно. Он велел достать из сундука фрак. После проведенных над Сергеем Ильичом цирюльничьих манипуляций, Привалов был рад отметить, что друг его приобрел почти прежний молодцеватый вид. Поехали.

Вот проехали городскую заставу, вот экипажи остановились у городского сада, напротив которого расположилось роскошное здание нового театра. При входе – Стрешнев кинул мимолетный взгляд на богиню Талию, держащую в одной руке комическую маску, а в другой – бубен, и отметил про себя, что лицо ее кого-то напоминает. Фасад украшали статуи девяти муз размером в человеческий рост, располагавшиеся на небольших постаментах. Привалов схватил его под руку и потащил внутрь…

Не дожидаясь, пока Керубино переоденется в платье Сюзанны, Стрешнев незаметно покинул театральную ложу в тот момент, когда Александр усердно поедал глазами дочку статского советника. Получив назад от швейцара свои перчатки, трость и цилиндр, Сергей Ильич поспешно вышел на театральную лестницу. Он уже протрезвел, и память его, задремавшая на время, стала вновь мучить душу.

Заметив хозяина, кучер Харитон подъехал поближе к ступеням и даже распахнул дверцу. Стрешнев еще раз кинул взгляд на богиню комедии, и вдруг… странная мысль пронзила его. Он схватился рукой за колонну, чтобы не упасть.

– Сережа! – раздался позади голос Привалова. – Вот где ты, беглец! Ну, неужто так можно: покинуть меня да еще вначале пиесы?! – Он посмотрел на него. – Э-э-э… да тебе, братец, нехорошо!..

Стрешнев только показывал рукою куда-то наверх.

– Она… – бормотал он. – Это она…

– Кто она?! – удивился Привалов, тщетно пытаясь увидеть то, что разглядел Стрешнев, и чего он сам не замечал.

– Ия… Муза Талия… Жена моя!.. – выдохнул Сергей Ильич и рухнул в объятья друга.

Тот растерянно огляделся по сторонам и, заметив внизу стрешневскую коляску, отчаянно замахал кучеру, но Харитон и сам уже бежал со всех ног.

– Хватай барина да вези-ка домой, – посоветовал Привалов. – Худо ему очень. Видать, умом тронулся.

Поддерживая Сергея Ильича с обеих сторон, спустились к экипажу.

– Виданное ли дело: каменную девицу признать своей женой, – кивнул Привалов в сторону мраморных богинь.

Харитон тоже мельком глянул на них и вдруг прошептал, быстро перекрестясь:

– Господи!.. Никак, барыня Ия Кузьминишна!..

На следующий день Стрешневу по просьбе Привалова нанес визит доктор, который был тут же отправлен восвояси. Это укрепило Александра во мнении о болезни друга. По городу проползли слухи о тяжком нездоровье Сергея Ильича.

Прошла неделя. Стрешнев почти не вставал с постели, о чем-то все время напряженно думал.

Наконец, в первое воскресенье, под вечер, он поднялся с кровати и позвал челядь:

– Филька! Васька! Чтобы к ночи были готовы. Поедем в город. И никому про то ни слова!..

Сергей Ильич велел им взять с собой крепкий длинный канат и несколько больших покрывал. Харитону же приказал снять с дуги колокольчики, а перед городской заставой свернуть.

– Через лесок, что ли? – удивился кучер.

– Именно, – ответил Стрешнев. – И тем же путем обратно.

– Ох, не застрять бы, барин! – с тревогой покачал головой Харитон. – Дорога, сами знаете: сплошной кисель. А возле оврага, не дай Бог, и вовсе завязнем.

– Делай что говорят, – холодно буркнул Сергей Ильич.

– Воля ваша, – обиделся Харитон. – Только после не извольте сердиться.

Как только часы в каминной пробили полночь, коляска с закрытым верхом спешно выкатилась со двора.

Весь день шел дождь, а к ночи еще и ветер поднялся. Стало сыро и промозгло. Настроение у слуг был прескверным.

– Может, вернемся?.. – вновь проворчал Харитон.

Сидящие с ним рядышком лакеи с надеждой прислушались, что ответит хозяин из-под кожаного навеса. Но тот молчал, закутавшись в плащ. Тяжело вздохнув, Харитон стегнул вожжами лошадей, и те нехотя припустили трусцой по темной вязкой дороге.

Обогнув городскую заставу и мостом перебравшись через Белоглинский овраг, они ехали к Театральной площади. Газовые фонари тускло освещали улицы. Стрешнев мысленно благодарил Бога за посланную непогоду. Вокруг не было ни души, лишь изредка тявкали из-под ворот сонные собаки. Да и то их голоса, почти что не были слышны из-за сильных порывов ветра и шума дождя.

К счастью, театральные светильники из экономии оказались погашены. На голове Музы Комедии красовался венок из роз, а сама она была изображена в развевающемся платье. Теперь, при сильном ветре, оно казалось настоящим и очень легким!

Читатель, конечно же, разгадал опасную затею Сергея Ильича. Но слуги по-прежнему ни о чем не догадывались.

Стрешнев поднес ладони ко рту, ибо голос его с каждым порывом ветра относило в сторону, и криком велел своим лакеям нести покрывала.

– А ты, – обернулся он к Харитону, – привяжи канат к запяткам коляски!..

Подойдя к скульптуре, Сергей Ильич сам начал крепко обвязывать статую другим концом каната. Филька и Васька очумело посмотрели на него.

– Убьетесь, барин!..

– Молчать! – гневно закричал он на них. – И пошевеливайтесь!

Слуг взяла оторопь. Но опасение, что театральный сторож может застукать их в самый неподходящий момент, заставило тотчас же броситься помогать хозяину.

Когда канат был привязан, а покрывала приготовлены, Стрешнев приказал Харитону отъезжать. Сам он встал с поднятыми руками возле статуи, чтобы тут же поддержать ее, когда Талия оторвется от пьедестала.

Канат сильно натянулся, казалось, он даже зазвенел на ветру. Статуя покачнулась…

Внезапно молния расколола небо на две части. Ярчайшая вспышка ослепила похитителей. Над головой, что есть силы, ухнул громовый раскат, эхом отозвавшийся за городским садом.

– Небо за воровство гневится! – крикнул Филька прямо в ухо Ваське.

Тот не успел ответить, как вторая молния разорвала непролазную тьму и с треском чиркнула по статуе. Тысячи искр брызнули во все стороны, жаля руки и лица, словно разозленные пчелы.

Слуги лихорадочно крестились: