Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

И вот, одним замечательным солнечным утром наивные мои родители, заговорщически улыбаясь, будят меня и вручают заветный свёрток, где… только краснопёрые, скучные и бесполые богатыри. Оказывается, были и такие, отдельные, патриотические наборы… Нежное сердце ребёнка было грубо разбито безжалостною судьбой, слёзы и сопли лились полноводными реками безостановочно часа три.

Впоследствии я упрямо наверстал упущенное в моей бессмысленной жизни и собрал уникальную коллекцию солдатиков любого фасона, униформы, вероломства и художественного исполнения. Она-то и хранилась у меня в пивном бидончике…

До тех пор, пока мой шальной младший братишка Женька не проиграл всё разом за месяц моего очередного отсутствия в славном «лагере труда и отдыха». А, чего там, проиграл и проиграл, ну и фик с ним, чего ж с тебя взять, малолетний дурилка!

С игрушками всё. Теперь мои книги. Жена моя в ту бытность Иришка (с которой, правда, нас давно уж развела судьба) – самый ненормальный человек, которого я знаю вообще, и в частности по отношению к книгам.

Однажды её легкомысленные предки задарили дочурке тогдашних, натурально, «пару миллионов денег», вырученных от реализации знаменитых ваучеров, и было это в году эдак 1996-м. По тем временам сумма была крепенькая, «девочке в адеквате» на эти «алмазные копи» можно было вполне и модненько приодеться, но безумное решение уже было принято, и со своей институтской подружкой Женькой они победоносно появились на легендарной книжной «куче», что на монументальной площади Ленина.

И Ражева начала покупать… Там, сям, распаляясь всё больше и больше, разбрасывая бренные дензнаки. С литературкой в те годы было всё очень непросто, и шустрые спекулянты являлись тогда властителями дум. И как только они осознали масштабы возможных покупок этой маленькой безумной девчушки, так сразу начали медленно и устрашающе стекаться к ней, словно зомби из «Возвращения живых трупов», беря её в плотное «неживое» кольцо. Её хватали за руки, кричали на весь рынок: «Красавица, а вот сюда посмотри, тут Пруст у меня, собраньице!».

В этот момент уже и Женька, человек весьма циничный и не застенчивый, взмолилась: «Ражева, успокойся, в руки-то себя возьми, ты теряешь уже здравый смысл!!!». Как ей удалось образумить моё «аномальное сокровище», не знаю, но, нагруженные, будто вьючные лошадки, неприподъёмными сумками с драгоценными фолиантами, подружки-филологини прибыли-таки на Ражевскую квартиру, и началась завораживающая душу сортировка…

Конечно, я не такой одержимый, но… Лишь однажды я позволил себе безответственно потратить всё «накопленное веками» на гитарный «комбарь» в легендарном «Пурпурном легионе», поскольку в очередной раз задумал решительно «порвать с Музыкой». О, вот это было восхитительное, ни с чем не сравнимое чувство, когда сладко кружится голова от осознания возможности размашисто, по-купечески взять всё благолепие от Ian Dury до «Cocteau Twins». Ну, в общем, я и хапнул тогда все сокровища сразу: и «Lynyrd Skynyrd», и Stones, и Nina Hagen, и Zappa и… И умоляю, только не вздумайте подумать лишнего, я ни о чём ни на американскую копеечку не жалею! Такого безрассудного меломанского экстаза я не позволял себе больше уже никогда… А судорожно сучащим нервными пальчиками по грифу «супергитаристом» я всё равно так и не стал, так и зачем мне, сердешному «комбик»!

С книгами моя святая любовь началась лет, думаю, с трёх, когда я был «насильно-отечески» выучен чтению моим замечательнейшим дедом по материнской линии Степаном Яковлевичем. Вспоминается отчётливо дедовский большой кулак, возникавший у моего лица, если я, как и сейчас, с удовольствием и знанием дела ленился: «А вот это ты видел?..». И учиться почему-то сразу хотелось. Да он и сам шикарно читал мне так много – сначала тонюсенькие для детишек, потом потолще для школьников, а следом я и сам проглатывал всё, что мог достать, нарыть, разыскать в моём первом ещё частном, деревянном, загадочном, будто старинная сказка, доме.

О таинственном доме этом припоминаю, кстати, одну необыкновенную штуковину, в коей весьма не уверен – у милых моих бабушки с дедушкой имелись какие-то отдельные крохотные кельи, хотя, наверное, это какая-то очередная лажа с детской памятью.

Да, пожалуй, ещё пара странных воспоминаний: моя славная мамочка с большим животом (видимо, с братишкой Женькой внутри) и почему-то перевязанным глазом, ведущая меня крошечного куда-то, да ещё глупые дети постарше, не взявшие меня «такого замечательного» кататься на весьма диковинном и редком тогда в нашем дворике велосипеде. Я робко испросил позволения хотя бы покрутить педаль рукой, но снова получил категоричный до цинизма отказ. Мне и трёх лет-то не было, а я эту горечь держу в себе, как нелепый дурак, до сих пор.

Однако хватит сладкого нытья, обратно к книгам! Не имею понятия, как это они плодились у такого крохи, ведь я не стал ещё тогда Собирателем Всех Предметов На Свете, но становилось их всё больше и больше с каждым днём. Наверное, они просто появлялись по Высшему Велению, а мне, глазастому карапузу, только того и было нужно. Все они проживали дружной компанией в старом, золотистом комоде на двух нижних самых вместительных полках. Комод этот стародавний ещё жив, а вот книг нету…

Порывистая в решениях мамулька неожиданно подарила их, можно сказать, первому встречному, какой-то там соседке по даче в деревне. Все. Сразу. Не буду больше нудно ругать мою мамочку, ибо уж наругал её, бедную, достаточно. Самое-то обидное было в том, что не отдавала она мне их очень долго, несмотря на мои мольбы и причитания, мол, «внукам пусть достанется». Ну что ж, миссия благородная, и я смирился с потерей моего Золотого Руна, лишь изредка приходя посмотреть, «поперебирать» мои Книги. И тут, как многотонным обухом…

Горевал я безутешно несколько лет, и я не преувеличиваю на этот раз, хоть и есть за мной такой смертный грешок.

Однако я весьма упрямый человек, как и утверждает мой категоричный папка, «весь в тёщу дорогую» – необыкновенную бабушку Александру Николаевну. Но мне, кстати, справедливо думается, все в нашей колоритной семье упрямцы редкостные, так что, как выражаются прогрессивные современные подростки, «по-любому» есть в кого.

И вот, вволю нарыдавшись, я, стиснув крепкие зубы, решил по памяти собрать всё то, что по праву принадлежало мне – Книгочею, Ценителю и Коллекционеру. Но беда была в том, что многих «рунических» книг я не помнил ни по приблизительному названию, ни по имени-фамилии мифического создателя, а лишь скупо остались перед глазами оформление затёртых обложек и сугубо общие впечатления от потерянного сюжета. Одним словом, я являл собой идеальное воплощение тех «очаровательных покупателей», которых сам просто «обожал» в мою «продавецкую» бытность. Они крайне любили страшно атонально напеть мелодию группы, которую давно искали или грамотно сориентировать меня-тугодума, как-то вот так: «Вы знаете, там картинка ещё такая жёлтенькая, и в одной песне поют «кам бэк, кам бэк ту ми-и-и», грустно-грустно так…».

Вот примерно так же позорно я и тусовался на бескрайних книжных развалах Олимпийского несколько мучительных лет, заказывал потерянное по почте из совершенно невообразимых городов, расспрашивал на бесчисленных форумах книголюбов и… Почти все самые волшебные впечатления моего детства триумфально восстановлены! Пусть же нежданно осчастливленный сын той соседки-разлучницы прочтёт то же, что и я, и может, ещё одним «факин крэзи» на свете станет больше.

Вот они, родимые: «Внук зелёной молнии. Тайны старого колчана» (Иван Палькин), «Капитан Суматоха» (Бенгт Даниельссон), «Приключения Солнышкина», «Волны, словно кенгуру» (Виталий Коржиков), «Руки вверх или враг номер один» (Лев Давыдычев), «Привет, картошка» (Эдуард Пашнев), «Специальный приз» (Александр Ампелонов), «Мой дедушка памятник» (Александр Аксёнов), «Олимпийские игры» (Елена Озерецкая), «Продавец приключений» (Георгий Садовников), «Волшебные бутылки» (Розалия Амусина)… Пожалуй, что пока довольно, ну уж, а за полным многотомным списком «детских нетленок» обращайтесь, как говорится, «в личку».

И ещё. Даже ни фига не зная высоколобых шедевров классики мировой литературы, так сказать, любая любопытная мелюзга, познавшая эти нехитрые, быть может, книжки, непременно станет Человеком! Уж простите великодушно, друзья и подружки, мне мою вечную, но простодушную, видит Бог, самонадеянность!

Дембельские альбомы меломана, как мы теперь без вас?

Чтобы вы знали, у «нефорья»?, как ласково и даже любовно называют нас гопнички, есть свои дембельские альбомы.

Кто знаком с этим священным для каждого старослужащего термином, немедленно представляет монструозных размеров, обшитый бархатом и толщиной в бицепс качка-середнячка, томище. Сей священный фолиант под завязку нашпигован пошлейшими стихами про то, как «боец отважный любимой сон тревожный бережёт», безумными фото-коллажами на темы армейских подвигов бравого дедушки и пасторальными рисунками местных Левитанов и Репиных на вольную тему (в смысле, «вольно – занимайтесь по плану!»).

По какому-такому «плану»… Нет, уж видно никогда мне, недалёкому, не осознать сего сакрального «по плану»… Предположу лишь, что это некий солдафонский аналог в общем-то бессмысленного, но экспрессивного «алло?ра», которым грешат знойные итальянцы, когда выразить эмоцию желательно, а подходящих слов не подобрать.

Так вот, как ни стыдно признать, но каждый приличный меломан моего поколения, а тем паче постарше, просто обязан был иметь свой героический музыкальный альбом или хотя бы вместительных размеров тетрадь, о содержании которой нужно поговорить подробнее и с подобающей деликатностью. И даже нежностью.

Всё, что проходило через жадные руки меломана – пёстрые винилы, их младшие братья – карлики «сидишки», а когда-то и легендарные аудиокассеты TDK и Denon, да ещё быстроосыпающиеся бобины, всё это фиксировалось патологически подробнейшим образом. Наиболее серьёзные люди нашего круга, белая кость и высокомерная элита признавала только винил. Но даже они не могли отказаться от волнующих воспоминаниями «дембельских альбомов» меломана.

Туда трепетно записывалось всё: имя группы, название альбома, год издания, год переиздания, выпускающий лейбл, продюсеры, со-продюсеры, трек-лист, тексты песен, участники банды, все сессионники, звукорежиссёры, художники, чуваки, которые бегали за кофе и пивом музыкантам, группиз… Я ничего не забыл? Старательно вырисовывался логотип и бережно сохранялся шрифт с оформления «пласта?». И всё это пухлыми томами бережно хранилось на пыльных полках, а иногда передавалось по наследству таким, как я, сыновьям полка.

Были и у меня такие замечательные тетради, те, что годами создавал сам, а также принятые в дар от старых волосатых наставников. С чёрно-белыми фотографиями Битлов, Хипов, Рокетсов и самодельными наивными описаниями жанров рок-музыки в представлении советского бедолаги-меломана.

Нужно ли говорить, что загадочные мои родители выбросили и это…

Остались лишь жалкие крохи, обрывки драгоценных листочков, хоть какая-то память… Память нам, восторженной касте, к коей я имею честь принадлежать, чем по праву горжусь и горжусь я безмерно!

Я, к примеру, вмиг отделяю настоящего безумного меломана от «околоплавающего», и никто из нашего закрытого круга не станет открывать трепещущую душу «поддельному», фальшивому меломану.

Зато, когда мы находим друг друга, как бестелесные вампиры, просто мистически ощущая себе подобных, то часами, да чего там, сутками можем перебирать великие имена и святые альбомы: «А как тебе Сэббэт семьдесят восьмой? М-м-м… А ты знаешь, неплохой, неплохой, недавно я его просёк! Но Дио восемьдесят третий всё равно получше! Ну-у! Дио это Дио!». Причём на дворе бушует 2012-й год, на минуточку!

Пишу и блаженно улыбаюсь курьёзной картинке. Пока есть мы, смешные рыцари Музыки, остаётся ещё что-то душевное на белом свете.

А ведь я, салага по возрасту для матёрых завсегдатаев легендарной «кучи» (о ней чуть позже, но обязательно) всегда, ещё сопливым школьником был свой, потому что я – «тру»! Ну для тех, кто совсем мимо темы – ноги произрастают от «англицкого» словечка «true», настоящий, ну то есть. Ещё теперь залихватски говорят «труёвый», но я этого смелого неологизма не полюбил. Ставлю застенчивый смайлик, конечно, но… Да чего там, вот здесь скромничать не хочу и не стану, я – «ориджинал-гангста меломан», и всё тут!

В каждом приличном городе были и есть «намоленные» места, где меломанствующий люд обменивается дисочками и нужной, как воздух, информацией по музыкальным животрепещущим вопросам. Родной Нижний далеко не последняя деревня в этом отношении. Барыги, пьяные скитальцы-философы, провинциальные музыканты и просто реальные меломаны всех мастей стекаются по сей день к магазину «Мелодия», увековеченному в старом прекрасном кино «Конец операции Резидент». Ну тот застеклённый магический «магаз», что рядом с площадью Горького.

Сбежав от жён, детей и нудных забот, здесь они каждую субботу (пропуск «кучи» – расстрел) забывают про то, что молодость безвозвратно прошла, и окунаются в упоительные волны музыки и ностальгии.

Как только мой нетрезвый заезд в Нижний совпадал с субботой, я летел туда на всех парусах, иногда с Ражевой, порой один. Покорная, она терпеливо ждала меня, наряду с другими порядочными меломанскими жёнами, а жёны меломанов это тоже каста. Как правило, это красивые интеллектуалки, а моя – ну разумеется, прекраснее всех. Ждала, когда я обойду все злачные места, лотки и импровизированные прилавки на багажниках видавших виды «Жигулей» (что несомненно усиливает щемящий сердце эффект), поговорю со всеми знакомыми и незнакомцами за Дип Пёрпл и Назарет, наторгуюсь и закуплюсь чем-нибудь редким и неожиданным.

Здесь, в замшелой моей провинции можно нарыть, как это ни удивительно, ну например, извращенцев «Tubes» или, скажем, ухарей «Dr. Feelgood». Мажорская «новая волна» (или почти презрительно «волнища») с тупорылою «панкото?й» никогда в городе Горьком не были в почёте, и такие вот «сомнительные» пластинки отдавались «в добивку» к титанам, вроде Alice Cooper. А ещё ведь случается счастье «выцепить» всякий там шизанутый «краут-рок» и милый сердцу тупорылый «трэш-метал» восьмидесятых, ну тогда обмывание раритетных приобретений затягивается на всю трудовую декаду!

Ушлые московские оптовики уже, к горькому моему разочарованию, корыстно «прочухали» это место и скупают все наши редкости в промышленных масштабах, вот ведь какое трамвайное хамство! Да, любая красивая сказка когда-нибудь, да заканчивается…

Всю жизнь свою (ну прям, житие мое) я могу живописно рассказать в связи с приобретением того или другого сакрального альбома. Индийский Хендрикс «Концерт на острове Уайт» и не менее «хинди-вид» «Крафтверк» со своим закольцованным «Компьютерным миром» (вкладыш с роботами я подло утаил при обмене) – это самые первые мои школьные творения, записанные с тазами вместо барабанов и текстами-импровизациями в жанре «что наблюдаю, то выдаю». Кстати, пламенно высылаю «рокенрольное спасибище» вам, дорогие соратнички по той куцей нашей шизофрении, братцы Лёшка Вареник и Лёха Каулин! Запиленные 76-го года «Хипы» с «пистолето-самолётом» на обложке – мой первый курс после традиционной утомительной картошки. «Сэббэт» с идиотским названием «Технический экстаз» и изуродованной дорожкой «медляка» «She’s Gone» (она была классически замазана пастой «Гои», эх вы, подонки, как же профессионально вы «киданули» меня тогда) – это я первый раз увидел Ражеву и «навеки потерял покой».

И так дальше и дальше, год за годом, пластиночка за пластиночкой, бок о бок идёт-бежит моя «диковинная» житуха, и порою так станет сказочно хорошо, что замурлычешь в меломанской нирване: «И слава Господу! И шут с этими выброшенными на помойку тетрадями! Только бы все наши были здоровы – и милые родители и волшебники-музыканты…».

Дядька Фрейд, разгадай мои сны, а не то я сам…

С «самого-рассамого» детства мне снится один и тот же упрямо повторяющийся сон. Сон про то, что я в Москве и что-то там в ней, Златоглавой ищу, а сам и не знаю чего… Даже когда я ещё был пятилетним недоумком и в столице-то этой самой никогда не бывал, странный сон преследовал меня непрестанно и утомительно. Тогда неведомая Москва снилась мне, как некое лубочное клише, что я невинным ребенком видел на рисунках в тонких книжках.

Сюжеты необыкновенного сна лишь чуть видоизменялись, но всегда присутствовал один обязательный элемент почти что эротического характера: чёрные правительственные «Чайки» влетали в арку Спасской башни Кремля и вырывались из неё с неистовой силой, едва не задев меня, крошечного пацана.

Откуда взялись эти сны? Вещими называть их – вроде как, натурально пошлость, но и отбросить их, пусть на три копейки «пророческое» значение, тоже никак не могу. Дело в том, что, ни будучи дитятей неразумным, ни нескладным школяром, ни развесёлым студентом, я никогда и не мечтал и не думал о переезде в Белокаменную свою невесту. Так какой же неведомой жаждой этого библейского исхода нужно быть заряженным, чтобы обуревали тебя и мучили сны подобного разлива?

Это уж точно было не про меня – убеждённый и законченный домосед маленький Гоша тихонько сиживал в крохотной своей комнатке среди «битлов» и «конан дойлей»… В общем, какая там жажда странствий. Но сны! Бесконечные и неведомые сны эти были явно неспроста.

Я поставил точку и, лениво потягиваясь, посмотрел в окно винилового магазина, где я отбывал трудовую повинность и… Кремль стоял на месте, Куранты пробили полдень. Всё, как и было предсказано!

«Бегу за тобой, за рыжей моею Москвой, бегу за тобой, моею запретной женой…» – когда-то так неожиданно пришли мне в голову эти непонятные строчки, и тут уж у самого дядьки Фрейда привычно и сладко взмокли ладошки. Гражданин Юнг, и что таки вы лично на всё это скажете? Ну, сделать компетентное мнение знаменитые ученые уже не успеют, а разгадать ещё один загадочный свой сон рискну я сам, и старина Адлер не даст мне соврать…

Снова изводит один и тот же «вещий», где я на непонятной квартире, полной моих родителей, родственников или просто, ну совершенно уж «неразъяснённых» граждан. Как правило, помещение слегка напоминает подзабытый весьма флэт моих «пап-мамы», только вот комнат побольше, но всё это почему-то с каким-то жутковатым привкусом общаги. Картинка всегда очень суетливая, не знаешь, где и ночевать тебе, какая кровать твоя, и не влезет ли ещё какое беспардонно-дивное лицо в твоё и без того зыбкое жилище…

Ну, с фрейдистским «однозадачным» толкованием тут всё необыкновенно просто – никакой эротики, ни жёсткой тебе, ни лёгкой. А вот все витиеватые догадки и психологические домыслы грустно свелись к одному – никогда толком не было у меня своего угла, и дурной сон этот беспощадно всё усиливает: «Добро пожаловать в реальность, парень, вот это – правда, и не закрывай же глаза, у тебя НЕТ дома!». Неплохо бы, конечно, ещё добавить гомерического хохоту, какой бывает в плохих (а, значит, хороших) китайских ужастиках, но, в общем, ничего себе, сойдёт, как водится, и так.

Ну и ладушки, с «пророческими» снами пока что закончили! Считаю, с ними мы «научно-популярно» разобрались. Остальные не мучают, просто снятся.