Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Когда граф Эссекс узнал, что должность генерального солиситора Ф. Бэкону не светит, он немедленно отправился к своему protеgе. Эссекс чувствовал себя виноватым, что не сделал для Фрэнсиса все, что мог. «Я умру, – сказал граф в отчаянии, – если не сделаю хоть что-то для вашего благополучия (fortune). Не отказывайтесь принять от меня кусок земли, который я вам дарю»[289 - Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 1 (8). P. 371.]. Речь шла о Твикнем-парк (Twickenham-Park).

Немного подумав, Бэкон ответил Эссексу: «Что касается моего благополучия, то это не главный вопрос, но предложение вашего сиятельства напомнило мне, что говорили, когда я был во Франции, о герцоге Гизе – он был самый большой ростовщик во Франции, потому что превратил все свои земли в облигации; имея в виду, что он не оставил себе ничего, кроме нескольких верных ему людей. Сейчас милорд, я не дам вам возможность повторить его поступок, не превращайте столь большими подарками ваше состояние в облигации, ибо тогда вы обнаружите вокруг себя много плохих должников»[290 - Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 1 (8). P. 371.].

Однако Эссекс не внял этому мудрому предостережению и продолжал настаивать. В итоге Бэкон согласился, но заметил: «Милорд, я вижу, что должен-таки стать вашим вассалом (homager) и взять землю, которую вы мне дарите. Но знаете ли вы порядок вассальной присяги (homage) согласно закону? Она подразумевает сохранение верности королю и другим лордам, а потому, милорд, я не смогу быть вашим в большей степени, чем я был ранее… и если я стану богатым человеком, вы позволите мне возвратить ваш дар некоторым вашим последователям, не получившим награды»[291 - Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 143–144.].

Подарок Эссекса, который Бэкон потом продал за 1800 фунтов, позволил последнему чувствовать себя в материальном отношении много уверенней, чем раньше. Кроме того, у Фрэнсиса появилось время спокойно оценить сложившуюся ситуацию. Неполучение должности он сравнил с удалением больного зуба («я был рад, когда [в детстве] это было сделано»[292 - F. Bacon to the Earl of Essex // Bacon F. The Letters and the Llife. Vol. 1 (8). P. 372–373; P. 273.]). Единственное, о чем он жалел, так это о потере уймы времени, которое «можно было посвятить лучшим целям»[293 - Ibid. P. 272.].

Вместе с тем эта история, по крайней мере в том виде, как она была рассказана самим Бэконом, показывает, что он всегда – вежливо, но твердо – держал дистанцию между собой и графом, понимая, что чрезмерное сближение с Эссексом может стать политически опасным.

И действительно, дела его патрона шли не лучшим образом. В ноябре 1595 года в Нидерландах была опубликована посвященная графу книга, затрагивавшая запретную в Англии тему престолонаследования после смерти Елизаветы. «Книга была неприятна Елизавете по многим причинам: потому что напоминала ей о возрасте и скорой смерти, потому что автор называл законной претенденткой на английскую корону испанскую инфанту и не в последнюю очередь потому, что вредная книга оказалась официально посвящена графу Роберту Эссексу. Он и сам был поражен этим неожиданным посвящением и считал это происками иезуитов, решивших скомпрометировать его в глазах королевы»[294 - Дмитриева О. В. Елизавета Тюдор. С. 237.]. Елизавета так рассердилась на Эссекса, что тому пришлось срочно впасть в меланхолию и долго не выходить из дома. Но в итоге она поверила в его невиновность.

В 1596 году Эссекс, объединившись с адмиралом Чарльзом Ховардом и Уолтером Рэли, предпринял экспедицию с целью захвата Кадиса. План был смелый и в случае удачи сулил богатую добычу. Однако Елизавета отнеслась к этой затее весьма прохладно. Она, как всегда, думала о расходах и не собиралась давать ни пенни. Но фавориты убедили королеву, и она, хоть и неохотно, согласилась пожертвовать из казны пятьдесят тысяч фунтов стерлингов на реализацию их плана. Этих денег было мало, и тогда Эссекс добавил свои. В июне 1596 года эскадра, направляемая Ховардом и Рэли, с большим десантом, которым командовал Эссекс, двинулась к берегам Испании. Кадис взяли без труда, но желанной добычи там не оказалось, еле-еле хватило на выплаты солдатам и матросам. Кончилось тем, что главари экспедиции перессорились и отправились восвояси. (Задержись они еще ненадолго, и огромная добыча сама приплыла бы к ним в руки в виде испанского флота с серебряными слитками.) Эссекса в Лондоне встречали с триумфом. Все, кроме Елизаветы. А чему, собственно, ей радоваться? Королеву обуревали не великодержавные эмоции, а забота о государственной казне, тогда как привезенная добыча – меньше, чем на 13 тысяч фунтов – не покрывала ее расходов на экспедицию. Все нагрели руки на этом походе, кроме нее. По Лондону ходили слухи о привезенных золотых цепях, ящиках с ртутью, дорогих тканях, португальских винах, да и сами испанцы утверждали, что потеряли несколько миллионов. И где все это?

Не меньшее неудовольствие королевы вызывали бурные восторги, щедро расточавшиеся Эссексу в народе. Слава подданного, даже фаворита, не должна затмевать славу монарха.

Уже в Плимуте граф получил письмо королевы, в котором она описывала его миссию как «подвиг чести и победу над врагом, принесшую бо?льшую добычу армии, чем нам (т. е. госказне. – И. Д.)»[295 - MacCaffrey W. T. Elizabeth I. P. 498.]. Чуя неладное, Эссекс помчался в Лондон. Там на приеме у Елизаветы его ждали не горячие восторги, но холодная отповедь. Елизавета запретила печатать отчет о победе под Кадисом, хотя пропагандистский памфлет был уже готов. Эссекс, как человек недалекого ума и весьма поверхностных чувств (в том числе и патриотических), никак не мог понять, что происходит.

Но кое-что он оценил сразу. Во время его отсутствия Сесилы многого добились. После многолетних проволочек королева назначила Роберта Сесила государственным секретарем, а его друга – сэра Джона Стэнхоупа (John Stanhope; ок. 1549–1621), – казначеем королевской палаты. Однако, чтобы утешить Эссекса, Елизавета сделала его дядю сэра Уильяма Ноллиса (William Knollis; ок. 1545–1632) членом Тайного совета и контролером финансов королевского хаусхолда. По мнению Энтони Бэкона, последние назначения должны были уравновесить политическое усиление Сесилов.

Понадобились трезвый взгляд и красноречие Ф. Бэкона, чтобы объяснить графу ситуацию. По мнению Фрэнсиса, «склонить королеву на свою сторону» можно, но добиваясь ее «благосклонности или приязни». В данной ситуации необходимо использовать «иное соответствие и покладистость»[296 - Bacon F. to Essex, 4 October 1596 // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 2 (9). P. 40–45; P. 40.]. Ведь кто такой Эссекс в ее глазах? «Неуправляемая натура, человек, который пользуется ее привязанностью к нему и осознает это; человек с состоянием, не соответствующим его величию, популярный, имеющий в своем подчинении множество военных… Я спрашиваю, может ли возникнуть более опасная картина в воображении любого монарха, а тем более женщины на троне?»[297 - Ibid. P. 41.] И пока королева будет видеть его (Эссекса) именно в таком образе, его сиятельство не найдет у Ее Величества «ничего, кроме стремления держать такого подданного в состоянии подавленности и униженности, пресекая все его действия и выражая недовольство ими, умаляя и подрывая его заслуги, с презрением отмечая его недостатки и придираясь к его манере поведения; хорошие манеры, воспитанность и мужество – все это будет оборачиваться против него… [она будет стараться] подчинить его и отвлечь от него тех, кто колеблется; навязать ему постылые службы и обязанности, подорвать его репутацию, оскорбить его и накормить пустыми разговорами и демонстрациями, отстранить от участия в серьезных делах… и рисковать его головой в опасных и безнадежных предприятиях… Такие инструменты никогда не подводят государей»[298 - Ibid.].

Отвечая на главный вопрос графа – «так что же ему делать?», – Бэкон советовал Эссексу не давать повод думать о себе как о человеке неуправляемом, своенравном и безрассудном упрямце (совет совершенно неподходящий, ведь именно таким Эссекс и был!). Бэкон настоятельно советовал ему перестать «избегать сходства» с Лестером или сэром Кристофером Хаттоном[299 - К. Хаттон (Sir Christopher Hatton; 1540–1591) – политик, фаворит Елизаветы I, лорд-канцлер Англии в 1587–1591 годах.]. «В ваших отношениях с королевой, – уговаривал графа Бэкон, – вам принесет больше пользы, если вы будете при каждом удобном случае ссылаться на них как на примеры и образцы»[300 - Ibid. P. 42.].

В разговорах с королевой Эссексу, по мнению Бэкона, следует избрать более доверительный тон и говорить с ней в более «правдивой манере (oratione fida)»[301 - Bacon F. to Essex, 4 October 1596 // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 2 (9). P. 42.]. Что же касается его военных успехов, то всякие восторги по этому поводу следовало бы оставить в Плимуте. Слава сама его найдет. Королева предпочитает мир и спокойствие, ненавидит перемены, поэтому не надо демонстрировать ей свое рвение и стремление к подвигам.

И не надо бороться за высокие посты графа-маршала и смотрителя артиллерии (которые Эссекс таки получил в 1597 году). Вполне достаточно должности лорда-хранителя личной печати – «прекрасные почести, спокойное место и тысяча фунтов в год жалованья», и кому как не фавориту королевы, несущему ее образ в своем сердце, хранить оный и на ее личной печати. И тогда у Ее Величества никогда не возникнут подозрения, будто ее избранник, мало того, что неуправляем в своих поступках, так еще и жаждет воинского величия (martial greatness)[302 - Ibid. P. 43.].

Конечно, популярность Эссекса сама по себе куда как хороша, но обращаться с ней следует крайне осторожно («tenderly», как выразился Бэкон), она не должна затмевать популярность Ее Величества, а потому чрезмерно вспыхнувшую «popular reputation» надо гасить, но, разумеется, «verbis and not rebus» – только на словах, тогда как на деле следует активно пожинать плоды народной любви[303 - Ibid. P. 44.].

«Используйте в разговорах с королевой все возможности, чтобы горячо и с негодованием высказаться против [собственной] популярности и стремления к ней, порицайте в этом всех остальных; но при этом спокойно идите вашей дорогой славы к общему благу, что вы и делаете. По этой причине я не советую вам влезать в монополии или обременять себя какой-либо иной зависимостью. Разве что в парламенте ваше сиятельство будет высказываться за выделение денег на войны, что станет для вас благом»[304 - Ibid.].

«И наконец, – буду откровенен с вашим сиятельством, – ничто не сможет заставить королеву или весь мир думать, будто вы приходите к ней, предусмотрительно заботясь о вашем благосостоянии, если вы перемените некоторых ваших служащих»[305 - Ibid. P. 45.], поведение которых многим кажется подозрительным.

И последнее, что посоветовал проницательный и циничный Бэкон своему патрону в этом очень откровенном письме: «уступить дорогу какому-нибудь другому фавориту», убедившись, что «он не испытывает ничего дурного или опасного по отношению к вам»[306 - Ibid.].

Фактически Бэкон предложил своему патрону заняться полезным государственным делом, перестав играть в войну, наивно полагая, что он сможет, как потом скажет герой Бена Джонсона, «уничтожить всех испанцев одной своей дворянской персоной». Иными словами, Бэкон предложил Эссексу сделать то, на что тот был совершенно не способен. Прежде всего граф не мог взглянуть на себя и на ситуацию, в которой оказался, глазами Елизаветы. А уж о том, чтобы уступить место фаворита кому-нибудь другому – и речи быть не могло. Поэтому советы Бэкона были мудрыми, но бесполезными, и он это понимал.

Разумеется, Бэкон прекрасно разбирался в механизмах власти и психологии властителей, в частности Елизаветы, тогда как та всегда «тонко чувствовала ту меру унижений и обид, которую были способны вынести ее фавориты»[307 - Дмитриева О. В. Елизавета Тюдор. С. 243.]. Она вернула графа ко двору. Но тут начались новые испытания.

Штурм Кадиса больно ударил по самолюбию испанского монарха. Зимой 1596/97 года пошли слухи, что Филипп II готовит морские силы против Англии. В свою очередь Елизавета планировала нанести два удара по испанскому флоту. Участие Эссекса в планируемой операции было под вопросом. В процессе подготовки флота королева имя Эссекса не упоминала. В итоге она предложила ему разделить командование с Томасом Ховардом и Уолтером Рэли. Эссекс, как и следовало ожидать, отказался, за что получил нагоняй от королевы, после чего, как водится, заперся в своем дворце и просидел там две недели.

Как раз в это время граф получил неожиданный подарок от Бэкона – только что отпечатанный экземпляр первой книги Фрэнсиса «Опыты, или Наставления нравственные и политические». До того «Опыты» ходили в рукописных копиях, и возникла угроза появления пиратской версии. Бэкон поторопился с изданием, и 7 февраля 1597 года его сочинение было выставлено на продажу по цене 20 пенсов.

«Опыты» быстро обрели популярность. Казалось, было естественным посвятить их Эссексу, многолетнему патрону автора, тем более что мудрость бэконовских изречений могла бы пригодиться графу в его выступлениях и в беседах с королевой. Однако Бэкон был слишком хорошо информирован о шаткой позиции графа при дворе, чтобы делать тому подарок на глазах у всей придворной публики. «Опыты» были посвящены Энтони, «верному и любимому брату» Фрэнсиса, с трогательным предисловием:

«Любезный брат мой! Я поступаю ныне подобно тем владельцам садов, которые, имея плохих соседей, собирают плоды, прежде чем они созреют, опасаясь, чтобы их не разворовали. Эти плоды моих размышлений готовы были выйти в свет. Задержать их выход было бы хлопотно и могло подать повод к толкам; пустить их на волю судеб значило бы подвергнуть их опасности искажения или приукрашивания, как вздумалось бы любому их издателю. Вот почему я почел за лучшее издать их самому так, как они некогда вышли из-под моего пера, что не грозит никакими неприятностями, разве что автора их упрекнут в слабости. Я всегда был того мнения, что изъятие своих произведений из обращения (за исключением особых случаев) может быть поступком столь же тщеславным, как и навязывание их читателю. Так что я в этом случае сам явился себе цензором и не нашел их ни в чем противными религии или же вредными для нравов, но, скорее, как кажется мне, целительными. Единственно, почему я выпускаю их неохотно, это потому, что они будут подобны новым полупенсовым монетам: серебро в них полноценно, но монеты очень уж мелки. Но раз уж они не остались со своим создателем, а хотят гулять по свету, я представляю их тебе, как ближайшему мне по крови, посвящая их, каковы они есть, нашей любви; она во мне так сильна (уверяю тебя), что я иной раз желаю себе твои недуги, дабы ум твой, столь деятельный и сильный, мог служить Ее Величеству, а я имел возможность посвятить себя всецело созерцанию и занятиям, которые всего более мне по душе»[308 - Бэкон Ф. Опыты, или наставления нравственные и политические. 1597–1612 // Бэкон Ф. Сочинения. Т. 2. С. 349–481; C. 351. (Посвящение датировано 30 января 1597 года.)].

Все акценты расставлены умно и точно: Энтони представлен фигурой социально беспомощной, но желающей активно служить королеве, Фрэнсис же позиционирован как человек, мечтающий проводить время в созерцательных занятиях. Но это для публики, и в основном придворной.

Посылая Эссексу экземпляр книги брата, Энтони пишет в сопроводительном письме от 8 февраля 1597 года: «В силу нераздельной и почтительной любви к вам со стороны как моей, так и моего родного брата, кои связанны с вашим сиятельством бесконечным числом уз, я осмелюсь представить вашему взгляду и вкусу те плоды, которые мой брат вынужден был поторопиться собрать еще не созревшими, чтобы предотвратить их воровство. И потому я, как и мой брат, смиренно просим ваше сиятельство принять в знак нашей взаимной неколебимой братской привязанности сочинение, украшенное посвящением мне, с тем, что ваше сиятельство, в чьем распоряжении и повелении я полностью и ненарушимо поклялся пребывать и с которым я связан по принадлежности и по праву, позволит, по вашей благородной и исключительной доброте по отношению к нам обоим, сначала перенести посвящение мне на ваше сиятельство, а затем смиренно просить вашего благородного принятия сего дара и самого достойного покровительства»[309 - A. Bacon to the Earl of Essex // Bacon F. The Works. Vol. 12. P. 288.].

Таким образом, Энтони призывает Эссекса любить обоих братьев, но одновременно распространяет посвящение «Опытов» и на графа, в распоряжении которого он всецело находится. Кстати, не исключено, что оба текста – посвящение «Опытов» Энтони и письмо последнего Эссексу – вышли из-под одного пера.

25 февраля 1597 года Эссекс помирился с королевой, но 4 марта рассорился с Робертом Сесилом, после чего, пользуясь испытанным приемом, покинул двор, правда, на этот раз граф удалился не в свой тихий Уонстед, что на восточных подступах к Лондону, а в Уэльс. Два дня спустя умер лорд Кобэм (Sir William Brooke, 10th Baron Cobham; 1527–1597), что спровоцировало новую ссору, на этот раз по поводу назначения губернатора Пяти портов (группы портов в юго-восточной Англии, с особыми привилегиями: Дувр, Сандвич, Ромни, Гастинс, Хайт). На это место претендовал сын покойного, Генри, но Эссекс хотел, чтобы должность досталась сэру Роберту Сидни. Когда же королева твердо заявила о своей поддержке младшего Кобэма, граф ответил, что у него есть причины ненавидеть Кобэма, поскольку тот его оскорблял, и «если Ее Величество окажет ему [Кобэму мл.] эту честь, у меня будет право думать, что она мало расположена ко мне»[310 - Цит. по: Jardine L., Stewart A. Hostage to Fortune. P. 188.]. Елизавета на такой шантаж не поддалась и назначила Г. Кобэма. Эссекс уже готов был по обыкновению покинуть двор, но по дороге встретил лорда Бёрли, который убедил его поговорить с королевой наедине. Мудрый совет опытного придворного дал хороший результат: Эссексу была предложена должность Смотрителя артиллерии (Master of the Ordnance), которую он с удовольствием принял.

Тем временем Ф. Бэкон активно искал новых патронов. В частности, он написал лорду Бёрли, что готов служить Ее Величеству секретарем Звездной палаты безвозмездно. Но из-за болезни Бёрли и по другим причинам предложение Бэкона не было принято.

Когда указ о новом назначении Эссекса был подписан (18 апреля 1597 года), Фрэнсис решил напомнить графу, что, поскольку тот своего добился, теперь самое время позаботиться и о своих сторонниках. Но графу в тот момент было не до Бэкона. Он задумал экспедицию к Азорским островам, чтобы подстеречь там испанские корабли с золотом. Однако его затея провалилась. Экспедиция не принесла ему ни чести, ни славы, ни добычи, только тяжелые обвинения со стороны казначейства и самой Елизаветы.

Мало того что Эссексу пришлось пережить неприятный разговор с королевой, смириться с производством адмирала Ховарда в графы и назначением Роберта Сесила канцлером герцогства Ланкастер (оба были врагами Эссекса), да еще Ф. Бэкон изволил сказать ему колкость: «Милорд, когда я впервые пришел к вам, я обратился к вам как к врачу, который желает вылечить болезни государства; но сейчас я убеждаюсь, что вы подобны тем врачам, которые предпочитают держать своих пациентов в неудовлетворительном состоянии, чтобы всегда быть нужными»[311 - Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 145.].

От фиаско, которое Эссекс потерпел во время экспедиции к Азорским островам, граф так и не оправился: его психологическая связь с реальностью начала ослабевать, он становился все более подозрительным и грубым, участились резкие перепады настроения – от головокружительных приступов необоснованного оптимизма к спазмам черной депрессии.

Пока Эссекс отсутствовал (осень 1597 года) Бэкон нашел неплохой, как ему казалось, способ улучшить свои дела. Выше уже упоминалось, что Фрэнсис был первым кандидатом на должность секретаря Звездной палаты. Тогдашний секретарь Уильям Милл (W. Mill) попал под подозрение в коррупции и вот-вот мог лишиться должности. В принципе, назначение в палату было бы неплохим шагом для дальнейшей карьеры, но, как заметил Фрэнсис, эта должность «могла улучшить мои перспективы, но не заполнить мой амбар»[312 - F. Bacon to Th. Egerton, n. d. [summer/autumn 1597] // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 2 (9). P. 60–64; P. 61.], а «амбар» у него был, хоть и пустой, но обширный.

И тогда Бэкон предложил Т. Эджертону, который с 1596 года совмещал должности хранителя свитков и лорда-хранителя, сделку: Эджертон передает ему должность хранителя свитков, а Бэкон откажется от места секретаря Звездной палаты в пользу сына Эджертона Джона. Конечно, надо еще, чтобы такую «рокировку» одобрила королева, но почему не попробовать. Однако этот замечательный проект реализовать не удалось, поскольку, во-первых, Эджертона назначили судьей в деле Милла, а во-вторых, в ходе разбирательства было решено, что последний невиновен.

Когда рассмотрение дела Милла еще только готовилось, Елизавета спросила у Бэкона, – который накануне выступал в парламенте против депопуляции страны и огораживаний, – что он думает о кандидатурах судей и советников для ведения этого дела. На что Бэкон ответил: «Мадам, мое мнение хорошо известно. Я против всяких огораживаний, и особенно против огораживания правосудия»[313 - Bacon F. Apophthegms, contained in the second edition of the Resuscitatio (1661), and not in the original collection // Bacon F. The Works. Vol. 13. P. 388–398; P. 393.]. Красиво сказано!

В октябре 1597 года собрался очередной парламент. В отличие от предыдущего, он проходил спокойно. Не было попытки лордов диктовать решения нижней палате, не было давления на коммонеров со стороны королевы. 24 октября лорд-хранитель выступил с речью, которая была близка сердцу Бэкона – необходимо сократить число законов, многие из которых уже устарели, а некоторые были малопонятны и противоречивы.

Он активно участвовал в заседаниях, но память о его неудачном выступлении в 1593 году была еще жива, поэтому в этот раз Бэкон решил не нагнетать страсти и выступил в поддержку субсидий.

Между тем Эссекс по возвращении из безрезультатной экспедиции к Азорам не появлялся ни в парламенте, ни при дворе почти два месяца, сказавшись очень больным. Впрочем, как только он узнал, что Елизавета сделала его графом-маршалом, его самочувствие внезапно улучшилось, и в конце декабря он показался на публике.

«Со временем шалун стал грубоват»[314 - Донн Дж. Метемпсихоз, или Путь души. XLV. Пер. Г. Кружкова.]

Среди обилия проблем, занимавших королеву в середине 1590-х годов, пожалуй, более всего ее волновала ситуация в Ирландии, где уже три года продолжалось восстание. Внезапная смерть Томаса Бурга (Thomas Burgh, 3rd Baron Burgh; ок. 1558–1597) в октябре 1597 года оставила армию в Ирландии без командующего. Бэкон считал Эссекса вполне подходящей кандидатурой на эту должность, что несколько странно, поскольку Фрэнсис отнюдь не преувеличивал полководческих талантов своего благодетеля. Но, возможно, он решил рискнуть: а вдруг миссия Эссекса окажется успешной. Тогда положение графа – если он не наделает глупостей – укрепится, а следовательно, заметно возрастут шансы Бэкона занять какую-либо придворную или государственную должность.

Сам же граф колебался. С одной стороны, он желал возглавить армию и покорить Ирландию, но с другой, наученный печальным опытом, не желал оставлять двор, где его противники смогут укрепить свое положение за время его отсутствия. В ходе одного из споров о лорде-депутате Ирландии, проходившем в присутствии королевы, раздраженный Эссекс повернулся к ней спиной и пробормотал что-то непочтительное в адрес Ее Величества. Елизавета, услышав его слова, немедленно наградила графа оплеухой. Тот непроизвольно схватился за шпагу, но тут между ним и королевой встал лорд-адмирал Ноттингем (Чарльз Ховард). Эссекс удалился, сказав, что не стерпел бы такого даже от самого Генриха VIII. Когда именно произошел этот инцидент, точно неизвестно. Скорее всего, в июне или июле 1598 года. Около пяти месяцев королева ждала от Эссекса извинений, но безуспешно. Т. Эджертон пытался образумить графа, но получил в ответ резкую отповедь: «пусть тот, кто в своей близости к властителям ищет презренной пользы, не замечает оскорблений» и т. д.[315 - British Library, Additional MS, 74286, f. 133r.], он же, граф Эссекс, которому нанесли незаслуженную обиду, не смирится.

А что, собственно, произошло? Эссекс нагрубил старухе-королеве, та влепила ему затрещину. Граф, вместо того чтобы извиниться, обиделся и занял позу поборника рыцарского достоинства и противника притеснений со стороны властителей[316 - Впрочем, этот инцидент можно рассмотреть и в более глубоком контексте, см., например, монографию: Gajda A. The Earl of Essex. P. 159–165.].

4 августа 1598 года умер лорд Бёрли, верой и правдой служивший Елизавете более сорока лет. Она тяжело переживала его кончину. Эссекс с унылым выражением на лице появился на похоронах, но примирение с королевой произошло позднее, примерно месяц спустя, по случаю чего Бэкон написал графу: «Я убежден, что из всех ваших затмений, это было самое длинное и оно станет последним»[317 - Bacon to Essex (s/d) // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 2 (9). P. 104.].

Что касается событий в Ирландии, то Фрэнсис всячески подчеркивая, что находится «в стороне от этого дела»[318 - A Letter of Advice to the Earl of Essex, to take upon him the care of Irish causes, when Mr. Secretary Cecil was in France // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 2 (9). P. 94–96; P. 96.], тем не менее заметил при случае, что действовать там можно не только силой, но и переговорами, а также путем сокращения злоупотреблений. Однако мирно уладить конфликт не удалось.

В августе 1598 года английские войска потерпели серьезное поражение в сражении при Йеллоу-форде (2 000 убитых). Нужно было принимать срочные меры. И Елизавета решает-таки назначить Эссекса главнокомандующим.

27 марта 1599 года граф во главе 17-тысячной армии (16 000 пехотинцев и 1300 всадников) вышел из Лондона под ликующие крики толпы. У. Шекспир включил в пьесу «Генрих V», над которой тогда работал, несколько строк, предвкушая победное возвращение Эссекса из Ирландии:

Когда бы полководец королевы
Вернулся из похода в добрый час —
И чем скорее, тем нам всем отрадней! —
Мятеж ирландский поразив мечом.
Какие толпы, город покидая,
Его встречали б!..[319 - Перевод Е. Бируковой.]

Однако при дворе многие отнеслись к назначению Эссекса лордом-лейтенантом Ирландии с опасением. Один из придворных наставлял Джона Хэрингтона (Sir John Harington; 1561–1612), известного в свое время литератора и крестника королевы[320 - Ему приписывают изобретение унитаза.], сопровождавшего графа в походе: «он (граф) идет впереди не для того, чтобы служить королеве, но для удовлетворения своего чувства мести»[321 - Цит. по: Jardine L., Stewart A. Hostage to Fortune. P. 556, n. 6. В Дублине скончался (то ли от дизентерии, то ли от яда) отец Эссекса – Уолтер Деверё (Walter Devereux, 1st Earl of Essex; 1541–1576), граф-маршал Ирландии.].