– Да хоть чёрту душу заложу, – засмеялся Траст.
– Ну, это другое дело, тогда, я думаю, наши дела сразу же сдвинуться с мёртвой точки. Только смотрите, не передумайте, – засмеялся Денница.
– Да ни за что на свете, – покатываясь от смеха, ответил Траст.
– Смотрите, у меня память хорошая, – вторил Денница.
– Ну, мне пора к своим – просмеявшись и затем, пожав нам руки, откланялся Траст.
– Да вы, я смотрю, без работы не можете, – присев назад, спросил я.
– А как же иначе, от меня, как от главного акционера, зависит будущность стольких людей, – попивая вино, проговорил он.
– Я что-то не пойму. Вы сейчас о чём? – спросил я.
– Ну как же, разве ты не знаешь главного акционера компании? – с деланным удивлением задался вопросом он.
Я же, поняв по его ответу, что об очевидном не следует спрашивать, промолчал. Деннице не нужны были вопросы, чтобы он говорил.
– А что тебя удивляет? Да я, возможно, первый капиталист, и мой капитал не разбазаривается, а только преумножается с каждым днем. И скажу тебе без ложной скромности, я довольно рачительный хозяин. Конечно, мой капитал специфический, ну и что же? – сказав это, он вдруг поворачивается к соседнему столику, за которым ближе всего к нему сидит очень красивая девушка и, протягивая к ней свой бокал с целью чокнутся, говорит ей грудным голосом: «Да, душа моя». Девушка, загипнотизированная его взглядом, поднимает свой бокал и, чокнувшись с ним, не сводя с него глаз, выпивает. Денница, как ни в чём не бывало поворачивается ко мне и продолжает:
– Скажу тебе, ничего не скрывая. Совесть – вот тот капитал, который обеспечивает наибольшую прибыль. Основы капитализма зиждутся на том правиле, что капитал должен работать, и наши современные капиталисты, следуя этому правилу, пускают в оборот самое ценное, чем обладают, надеясь получить свой кусок прибыли. Вот так они акционируют свой личный капитал и создают свои акционерные общества по интересам. В основном, это открытые общества, но есть в этом обществе и свои закрытые клубы.
И ведь, что интересно, именно те общества, позиционирующие себя, как самые открытые, и есть самые закрытые. Так что, куда ни глянешь – везде правит совестливый капитализм с человеческим лицом. Ха-ха! Покажи мне это совестливое человеческое лицо! «Да здравствует капитализм, где главный бенефициарий – всё же я!», – закатился смехом он.
Пока же он всё это мне говорил, на сцене в это время закончили подготовку, и по шумам из микрофонов, переродившихся в голос ведущей, стало ясно, что официальная часть вечера началась. Денница, сообщив мне, что ему требуется отлучиться, оставил меня одного. Но не прошло и пяти минут, как места рядом со мной заняли незнакомые мне гости, при этом место Денницы так и осталось свободным.
Если смысл пересказывать так называемую официальную часть торжества? Думаю, что нет, все они со своими речами калькируются в одном месте, и только разве что, разняться именами и названиями. При этом все номинанты напряглись в ожидании перевода их в доминанты.
Но я всё же попытаюсь, расставляя собственные акценты, кратко представить вам стенограмму одной из речей.
* * *
Ай-даа у-нес-лоо… лу-наа-ти-ки… ю-ли-аа-наа… доо-ми-ки… и-ди.
Оо-наа-вос-кли-цаа-лаа… – Аплодисменты. И т. д. и т. п.
Ай-даа, ай-ваа… пригласим А. А. – Аплодисменты. И т. д. и т. п.
Вы-ку-даа-смоо-три-те… до-про-сии-лии-е-го… у-нес-лоо-доо-ми-ки… э-ти-воо-проо-си-ки. – Аплодисменты.
А сейчас для вас выступит, гремевшая в своё время группа N. – Аплодисменты.
* * *
– Греметь и шуметь так, чтобы это запомнили окружающие – вот первый признак успешности коллектива, – прокомментировал, садясь рядом со мной, Денница.
В этот момент на нас со сцены полились мягкие звуки лёгкой мелодии. По всей слышимости, коллектив не стал выбирать прямых путей, а избрал свой сахарный путь к сердцам слушателей. Так он с помощью лёгких задушевных мелодий, которые, трогая сердца (в особенности женской части слушателей), резонировали в них, тем самым добивался того самого грома в их ушах.
Есть, конечно, и другие виды музыкальных коллективов, которые подходят к делу с ребяческой прямотой, и сразу же обрушивают на своего слушателя всю имеющуюся у них в наличии мощь децибелов. Гитарные рифы, раскатная дробь ударника, заполошный вой солиста – мгновенно оглушают неподготовленного слушателя, приводя его в состояние прострации. И он бы и хотел покинуть представление, но коварный децибел вдавил его нещадно в кресло, не давая возможности встать, а выход уже занят разбушевавшимися фанатами. И что же делать? А ничего, и ему приходится смириться с неизбежностью и слушать свою пульсацию вен. А как только появляется возможность сбежать, он проныривает сквозь бушующее море косматых голов и, уже оказавшись на свежем воздухе, замечает, что оглох. И когда, спустя время, он где-нибудь слышит чьё-то высказывание об этой группе, об её гремящем прошлом, он без зазрения совести может подтвердить это, и даже привести свидетеля, своего врача-ЛОРа.
– Ну как тебе, не скучно здесь, на этой демонстрации талантов? – спросил меня Денница.
– Ну, с моего места не особо рассмотришь, что делается. – Сказал я.
– Талант – не сезонный продукт и никогда не останется незамеченным, любил говорить демон Страци-Сваровски, – засмеялся он.
– Только разве что, подвержен колебанию, – вставил я.
– А как без этого. Настоящий талант не выбирает прямых дорог, он постоянно находится в движении, и внешний фактор, оказывая на него своё влияние, лишь заставляет его корректировать свой курс.
– Вот я и вижу, как наши талантливые головы, держа нос на ветру, остро чуют внешнюю конъектуру и, в зависимости от неё, придерживаются наиболее верного в данный момент курса своего направления деятельности.
– Я смотрю, ты уже начинаешь меня понимать, – самодовольно заметил Денница.
– Ну, понимание никогда не будет лишним.
– Тогда я хочу, чтобы ты проявил своё понимание ещё в одном вопросе, – наклонившись ко мне, проговорил он.
– В каком же? – предчувствуя неладное, спросил я.
– Только, сначала выслушай внимательно, а уж потом отвечай, – всё в том же вкрадчивом тоне проговорил Денница.
– Хорошо, – не возражал я.
– Я хотел с тобой поговорить по поводу Атеиста. Только не перебивай, – заметив моё движение в эту сторону, остановил меня Денница – Так вот. Ты наверняка понимаешь, что мне найти его не составит труда. Не в этом проблема. Всё дело во времени, которого у меня, в отличие от него, предостаточно. Я думаю, что ему уже хватит бегать, и пора предстать, если не предо мной, то хотя бы перед своим творцом. Видишь, я выступаю только опосредственно, забочусь, можно сказать, об общем благе.
– Что-то мало верится. – Ответил я.
– А вот в этом-то и заключается ваша проблема. Маловерие – вот бич современности.
– Но вы-то всегда делали ставку на науку.
– А разве наука не требует от себя веры? Веры – в её всеобщую постижимость, веры – в её функциональную роль в создании мироздания, да и, в конце концов, веры – в себя, требующей беззаветного служения науке.
– Ну, тут вы смещаете акценты…
– Я бы сказал иначе. Ставка, она на то и ставка, что не бывает постоянной. Она зависит от моего на то желания – сделать её. – Сказал Денница.
– Значит, сейчас вы ставите на опосредованность.
– Я бы сказал так, благо Года – есть и моё. Но давай всё же вернемся к конкретике. Я хочу, чтобы ты повлиял на Атеиста, объяснил ему что ли, что пора уже вернуться к своим истокам.
– А с чего вы взяли, что он ещё раз появится у меня? – спросил я.
– Уверяю тебя, что он, несомненно, захочет тебя увидеть, – масляно сказал Денница.
– Любопытно узнать, почему?