Полудница

– Валентину убили.

Тетя чуть не села мимо стула, хорошо, я успел подставить.

– Как?

– Ей отрезали голову, тело нашли недалеко в поле.

– Какая сволочь это сделала?– тетя швырнула полотенце и закрыла лицо руками.

– Анвар был с ней в поле, утехами там занимались, он всё отрицает. Орудие преступления не нашли, Анвар несет какую-то пургу про девушку с серпом, якобы, откуда ни возьмись, появилась девица и серпом отрубила Валентине голову одним ударом. Я сомневаюсь, что у девушки сил бы хватило, да и у Анвара бы тоже, если он конечно не мечом орудовал. Все очень странно.

Артур посмотрел на меня и, как бы между прочим, добавил:

– Может трава на людей по-другому действовать стала, раз они такие ненормальные вещи творят.

Еще пару минут я думал, что реабилитируюсь, и мой рассказ о Полуднице воспримется, как факт, но после этих слов надежа рассеялась как сигаретный дым.

Я понял, что понять меня может теперь только Бабка-Еврейка, поэтому я отправился к ней.

– Что пришёл? – спросила она.

– Что делать, я не знаю. Сегодня Полудница убила Валентину. Мне никто не поверит, что она действительно существует. Родная тетя считает меня сумасшедшим, а её друг наркоманом.

– Я предупреждала тебя, что она очень ревнивая. Но я смотрела свои сны и нашла способ, как избавиться тебе от Полудницы, но для этого тебе нужно набраться смелости и верить мне. В назначенный день и час ты должен прийти на то место, куда она тебе велела, но перед этим ты должен сделать три вещи.

Бабка-Еврейка достала две небольшие скляночки.

– Вот этим содержимым, – она дала одну бутылочку с желтоватой жидкостью, – омоешь все тело свое, чтобы Полудница тебя видеть могла. Потом наденешь на себя одежду женскую, чтобы она видела, но не понимала, где ты. А вот из этой баночки зелье выпьешь, когда на место придёшь и позовешь Полудницу, невесту бесовскую. А после ты ослепнешь, чтоб она душу твою через глаза не нашла, но как солнце сядет, зрение вернётся к тебе. Сил у нее в темноте нет, только страх от вида ее преодолеть надо. Вот тут ты ей молча венок на голову надень, развернись и уходи, не оглядываясь.  И, ни в коем случае, не говори с ней.

Из всего ею сказанного меня смутило лишь то, что мне придется надеть женскую одежду.

– Да как же я в женской одежде среди белого дня пойду? Меня ж засмеют все…

– Я же говорю тебе, нужно мне верить и делать так, как говорю. А на счёт того, что тебя засмеют, не переживай. После того, как тело этим раствором омоешь, никто тебя не увидит, окромя Полудницы, даже если столкнется с тобой.

Бабка помолчала и добавила:

– Люди-то и без раствора друг дружку не видят, они лишь себя чужими глазами рассмотреть пытаются, – и тяжело вздохнула.

Не скажу, что ее слова меня убедили, но выбора не было, мне все равно кроме Бабки-Еврейки никто не верил. Я взял склянки и отправился домой. Тётя уже легла спать, а у меня болела голова. В поисках таблеток я нашел снотворное, ещё оставленное мой матерью, она любила его принимать, когда надо и когда не надо. Одну таблетку я выпил, подождал немного, эффекта вроде бы не наступило, я прилёг и сразу же вырубился.

Открыл глаза от ощущения, что кто-то на меня пристально смотрит, эта была мерзкая девочка Оленька, которая стояла перед моей кроватью и, не моргая, смотрела на меня, при этом гадко улыбаясь ртом, по краям которого торчали остатки шпагата, и это делало её похожей на отвратительное насекомое.

– Проснулся, жених неверный? Она ведь всех уничтожит, кто позарится на то, что принадлежит ей.

Затем она посмотрела на фото тети, что висело на стене, и добавила:

– Красивая, жаль, что ты её убьешь.

Я хотел встать и выругался на неё, но моё тело ещё спало, и рот не слушался. Все, что я мог – это смотреть и слушать. Мою гостью видимо позабавило моя беспомощность и это доставило удовольствие. Она приблизила свое лицо и зашептала:

– Она знает, кто тебе помогает, и знает, что тебя сделали невидимым для нее, но чтобы ты не потерялся, я тебя пригвоздю, и теперь видно тебя или нет, всё одно ты будешь её.

Оленька достала огромный ржавый гвоздь из детской сумочки, наставила его в аккурат к центру груди. Я попытался закричать, но выходило только мычание, она засмеялась и вонзила одним ударом головы гвоздь в мою грудь по самую шляпку. От страшной боли я вскочил с постели, я бил себя, куда придется, чтобы заглушить ее другой болью. Наконец, она стихла, ощущалась лишь горячая пульсация в центре груди, где торчала шляпка гвоздя. От приступа тошноты и головокружения на какое-то время я лишился чувств, когда же пришел в себя, появилось навязчивое желание куда-то идти. Покинув дом, я побрел по улице, шел без какой либо цели, просто рассматривая дома, деревья и людей, пытаясь уловить мельчайшие детали всего, что меня окружало, словно вижу все это в последний раз. Не было желания ни думать, ни с кем-то делиться. Когда же я вернулся после длительной прогулки, от которой гудели ноги, то услышал смех Марины, она с тетей сидела на кухне. На столе стояла почти пустая бутылка красного вина, и настроение у обеих девушек было явно приподнятое.

– Ну, вот и он! – сказала тетя, указывая на меня.

Марина повернулась, окинула меня озорным взглядом.

– Точно, он – подтвердила она и засмеялась.

Прежде я ее веселой такой не видел, но улыбка и смех ей были к лицу, как-то стало вдруг все легко. Я сел за стол, а тетя рассказывала о нашей поездке на море, когда я окончил шестой класс, и как я пугал отдыхающих на пляже, нацепив на себя целю гору водорослей. Атмосфера была беззаботная и непринужденная.

– Ой, Герда, кажется, я наклюкалась, – сказала Марина.

– Так оставайся у нас, иди, приляг на кровать.

– Мне кажется, я одна не дойду.

Тетя велела мне проводить Марину в спальню. Я помог ей встать со стула и повел под руку в комнату. Когда мы вошли в спальню, Марина резко захлопнула за собой дверь и, повернувшись ко мне лицом, сняла с себя рубашку, под которой ничего не было. Прищурив глаза, она плотно прижалась ко мне. Я почувствовал жар его тела, и, проводя рукой в области моего паха, Марина сказала:

– Покажи мне, чем ты так напугал Валю.

И, не дожидаясь ответа, начала расстёгивать ремень. Все мое тело безумно хотело эту девушку, ее груди, ее губы. И её юбка уже как будто сама спустилась по стройным ногам на пол, осталось только взять давно желаемое. Но увиденное за ее спиной, включило то, что не должно работать в такие моменты, – мозг. А за ее спиной, ковыряясь в носу, стояла Оленька. Мозг очень реалистично нарисовал картину Марины с отрубленной головой в море крови. И я, легонько отталкивая подругу, сказал:

– Марина, ты много выпила, потом жалеть будешь.

– Возможно, я и выпила достаточно много, но я полностью отдаю себе отчёт в том, что делаю. Давай, возьми меня!

Она начала меня страстно целовать, подводя к кровати. Оленька за спиной показала знак отсеченной головы.

– Я не хочу!

Я оттолкнул Марину так, что она чуть не упала. Выражение ее лица изменилось, скулы напряглись, глаза заблестели от слез, она начала подбирать с пола одежду, я попытался ей помочь, но она оттолкнула меня, быстро натягивала на себя рубашку и юбку.

– Ты не так поняла, – попытался я сгладить ситуацию.

– Да все я поняла, дебил! – она хлопнула дверью и ушла.

Через минуту появилась удивлённая тетя. Какое-то время она постояла, облокотившись о косяк, потом вздохнула, взяла тряпку и молча зачем-то начала вытирать пыль. Я не стал ничего говорить и объяснять. С Полуднцей надо было кончать, так дальше продолжаться не могло, да и срок, отведенный мне, подходил к концу. Неизвестно, что она ещё могла вытворить, я боялся за жизнь тети больше всего. Всю ночь я не сомкнул глаз, прокручивая ситуацию возвращения венка. Вокруг что-то происходило, странные потусторонние звуки, невероятные тени скользили и кружили вокруг меня, что-то скреблось и стонало. Утром, как только тетя ушла на работу, я полез в комод, где лежали ее вещи, и принялся искать что-нибудь пригодное для себя. Выглядело это глупо, но я увлекся этим процессом. Я нашел однотонное светлое платье, которое тетя не носила, кое-как в него втиснулся и подумал стоя перед зеркалом: “Да какая разница, что я надену, все это лишь причуды Бабки-Еврейки, главное – напялить венок на эту тварь”.

– Дурацкое платье, – услышал я тетин голос.

Она, видимо, уже долго наблюдала за мной. Я жутко сконфузился, пытался что-то сказать в оправдание, но никак не мог подобрать слова.

– Оно мне никогда не нравилось. А у нас на работе график поменяли, и у меня сегодня выходной, – как бы между прочим сказала тетя, направляясь к шкафу, откуда достала другое платье и протянула его мне.

– Примерь вот это, мне его тетя Марта шила, когда я девятый класс окончила.