Мир Опустел. Начнем Сначала!

– Какие предложения? – так же тихо спрашиваю я, выцеливая больного, похожего на вожака.

– Давай так. Ты раз лежишь – лежи. Начинай аккуратно стрелять, а я буду вместо мотора. Не дам лодке выплыть на сушу и увезу нас отсюда если потребуется.

Я выбираю новую цель. Вожак ушёл за камень и не появляется.

Лысый, агрессивный обжора выбегает на середину пляжа. Для ходьбы он использует все четыре конечности, в отличие от тех, кто ещё не утратил волосы – они предпочитают ходить ногами, хоть и пригнувшись.

Бах!

Выстрел вздымает столб песка возле его ног, и он падает на землю притаившись. Пытается разобраться, откуда исходит опасность.

Бах!

Второй выстрел проходит точнее, и на бледном боку появляется несколько маленьких дырочек, из которых в ту же секунду начинает вытекать кровь. Обжора подпрыгивает метра на полтора в воздух, визжит, как побитая собака и, расталкивая соплеменников, несётся подальше от пляжа. Я выцеливаю очередную жертву и, подобрав, как мне кажется, лучший вариант, луплю пучком свинцовой дроби прямо в брюхо.

Он, невезучий, задумал посмотреть на нашу лодку и подошёл к самой кромке воды. Снова целая россыпь маленьких отверстий, снова визг, крики и бег с заносами по желтому песку.

Сразу несколько обжор замечают лодку и, подбежав к воде, начинают подпрыгивать на манер встревоженных обезьян. Они кричат и оглядываются, словно призывают на помощь всю стаю. И стая отзывается.

Отовсюду в нашу сторону бегут больные. Они появляются буквально ниоткуда, и с каждой секундой их становится все больше. Некоторые из них бросаются в воду, и я слышу, как начали хлюпать вёсла, кажется, нервы у моего напарника сдали. Он решил уплывать.

– Подожди! Кричу я ему, дай влеплю по ним весь магазин!

Хлюпанье замедляется, и целиться становится удобнее.

Бах! Бах!

Сразу два выстрела достигают цели. Дробь, выпущенная в тело с расстояния в двадцать метров, всегда находит, куда попасть. Хоть одной крупинкой, но зацепится за жертву.

Один больной с разбегу напарывается грудью на выстрел. Со стороны может показаться, что он врезался в невидимую стену, упал навзничь и даже не шевелится. Второму несколько дробинок угодили в лицо, лишив глаз, уха и желания продолжать атаку.

– Ты охренел так мазать?! – кричит на меня Олег, – у них бошки на части должны разлетаться! А ты еле задеваешь!

В этот раз, целясь основательнее, я делаю подряд три выстрела, и три обжоры валятся на землю, корчась от лютой боли и зарываясь в песок. Крики раненых приводят стаю в замешательство. Все, кто бежал к воде останавливаются, а те, кто уже успел окунуться, разворачиваются и, преодолевая сопротивление воды, брызгаясь и спотыкаясь, пытаются выбраться на сушу. Одному из них я попадаю в спину и, видимо, перебиваю позвоночник, потому что он молча уходит под воду, напоминая о себе только крупными пузырями на поверхности и расплывающимся красным пятном.

Следующему выстрел залетает в затылок. На момент попадания он в 15 метрах от кончика моего ствола, и этого расстояния достаточно, чтобы дробь вошла в полную силу, не успев по пути ее растерять. Голова больного взрывается, как арбуз. Красные мясные ошмётки летят вперёд, и некоторые из них даже умудряются долететь до суши.

Ну, хоть какая-то его часть успела выбраться из воды.

Я вынимаю из ружья рожок и трясущимися пальцами запихиваю в него патроны. Вставляю обратно, выпускаю весь боезапас по тем врагам, кто ещё не успел сообразить, что пора прятаться и убиваю ещё четверых. Снова заряжаю и снова стреляю. В этот раз стараюсь попасть в тех, кто прячется за камнями.

Наконец, опустив руку, я не нахожу ни одного патрона и понимаю, что пора сбавить обороты.

– Олег, есть, чем стрелять?

– Осталось штук десять. Не помогает! Смотри, они попрятались за камнями и смогут прятаться там ещё неделю. Ты просрал 20 патронов, а убил их не больше десятка. Никуда они не разбежались! Наш план – кусок дерьма.

– Можно подумать, что если бы я убил 20 штук, что-то бы изменилось, – ворчу я, но понимаю, что Олег абсолютно прав. Так как мы задумывали, на берег нам не прорваться.

Молча мы доплываем до яхты. Ребята сбрасывают трап и помогают забраться на палубу. Они ничего не спрашивают. И так все понятно.

Крики сотен обжор на берегу становятся ещё громче.

– В общем, план такой, – сурово произносит Олег после того, как допивает не отрываясь, полную бутылку воды, – сейчас снимаемся с якоря. Заводим посудину и уходим поглубже. Метров на 200-300. Чтоб животным глаза не мозолить. Затем… Мужчина вдруг замолкает, не закончив и перегнувшись за борт, начинает полоскать в воде ладошки. – Затем идём вдоль берега. До яхт-клуба. – И это… – добавляет он, вздохнув, – все это время не перестаём молиться. Богу… Природе… Инопланетянам-создателям…

Потому что у нас 10 патронов и несколько литров дизеля. Так что, если эти твари, – он махнул рукой в сторону берега, – за нами начнут охотиться – нам конец.

Перед отплытием мы забрасываем в резинку всякого хлама из каюты. Формируем что-то похожее на человеческие фигуры и толкаем лодку в сторону берега. Пусть животные, всем понравилось новое название, отвлекаются на приманку. Лишнее время нам пригодится.

Всей команде легко и радостно. У нас снова маленький праздник. Мы отплыли уже на 5 километров от места ночной стоянки, и за нами никто не гонится. Мы проплываем яхт-клуб, но решаем не заходить в него. Машин там нет, оружия тоже.

Олег вспоминает, что где-то неподалёку должен располагаться небольшой курортный городок и предлагает доплыть до него, если хватит топлива. Если же не хватит – будем высаживаться на берег и топать вдоль моря пешком.

– А все-таки яхта стоящая вещь, – говорит Таня с сожалением, – как легко и приятно плыть вот так по морю! Ни забот, ни хлопот.

– Это пока ветер не поднялся, – возражает Олег, – первый шторм, и вся твоя романтика исчезнет, словно не бывало. Я для себя вывел, что если уж ты богатый и хочешь иногда гулять по морю на собственной посудине, лучше брать мощный катер. Такой, чтоб с каютой, с палубой. На нем раз! И ты в море. А потом – раз! И ты снова на суше. А все эти яхты – сплошная морока. Поднять паруса…Спустить паруса… Свистать всех наверх. Тьфу!

Таня ничего не ответила, но вдруг замычала Варя, указывая куда-то в сторону берега. У меня внутри екнуло. Подумал, что появились обжоры, но оказалось, что она заметила аккуратный маленький домик. Мы доплываем до него и видим ещё один в отдалении. А потом ещё и ещё.

– Приплыли, – констатирует Олег, – не помню названия этого города, но помню, что он очень маленький. И очень скучный.

– Эй, капитан, – обратился он к Грише, который встал полчаса назад за штурвал, – давай-ка, двигай на мель. Постарайся, чтобы мы вышли прямо к той лестнице, – он указал на длинное железное строение вскарабкивающееся по горе, – по ней можно подняться прямо в центр. Надеюсь, нам хватит патронов, чтобы живыми найти машину в этой глуши.

Мы изучаем улицы города, который оказался на редкость милым и уютным. Дома, по большей части, походят на поздравительные открытки. Цветные стены и причудливые крыши, заборчики на любой вкус. Только лужайки напоминают о том, что мир перевернулся с ног на голову. Некошеная трава местами доходит до пояса. Получившие право на жизнь сорные растения стараются наверстать упущенное. Мы ходим от дома к дому своим небольшим караваном, и в каждом дворе нас ждёт разочарование. Ничего полезного. Ни одной машины.

Такое впечатление, что жители вообще ими не пользовались.

Попасть внутрь дома тоже оказывается непростой задачей – все двери закрыты металлическими роллетами, а на окнах решётки. Олег объясняет, что здешние дома, в основной своей массе, являются сезонными. Что с наступлением осени улицы пустеют, а зимой вообще сложно встретить даже собаку. Он указывает на торчащую между крыш красно-белую вышку и предлагает пройти к ней, там маяк и метеостанция. Может, и найдём что-то полезное.

Через полчаса хода, конфетно-пряничные домики начинают раздражать. Совершенно одинаковые, несмотря на разнообразие, они похожи на жизни своих хозяев. Люди работают и копят, хитрят и бесчинствуют ради бутафорской мечты. Получают ее и не знают, что делать дальше. Живут в ожидании чуда, вместо того, чтобы поискать счастье внутри себя. Не снаружи. Разве важно, сколько спален на твоей даче? Восемь или одна? Главное, чтобы сны были добрыми и приводили за руку в доброе утро…

Мы по очереди перелазим через невысокий кирпичный забор и оказываемся внутри двора полностью застеленного асфальтом. Двухэтажное здание метеостанции выглядит пустым и покинутым. Одно из окон разбито, возле него рассохшийся от дождя стол. Похоже, что кто-то использовал его, чтобы забраться внутрь.

Олег начинает ворчать, потому что машины на парковке мы не находим.

– Что ж, – говорит он, – значит пойдём до дома пешком. Думаю, что к концу лета… – он задумался, – будем на середине пути!

– У меня идея! – говорит Гриша и показывает на вышку, – помогите разобраться, как неё залезть, и я посмотрю с высоты. Поищу транспорт.

Лестница на вышку заперта металлической дверью, и нам приходится выломать замок. Гриша оказывается внутри и ловко карабкается вверх, приговаривая по дороге, что всю жизнь боялся высоты и что это его реальный шанс со своим страхом справиться.

Преодолев две трети, он останавливается, смотрит на нас и кричит, что голова кружится, мы предлагаем ему спускаться, а он вместо ответа решительно продолжает подъем. Забравшись на самую макушку, парень смотрит в разные стороны, но порадовать нас хорошей новостью не торопится.

– Гриша! – кричу ему я, – не томи! Рассказывай, что видишь!

– А ничего не вижу! В одном дворе стоит катер!

– Угу, – язвительно замечает Таня, – но на катере по асфальту медленнее, чем на ногах. Гриша! – кричит она, – смотри внимательнее. Мы, если ты забыл, в безвыходном положении!