Мир Опустел. Начнем Сначала!

В конце фразы я, войдя в роль мореплавателя, приветствующего туземцев, бью себя в грудь кулаком, но мальчик, повторяет мое движение. Видимо, хочет показать, что понимает меня.

– Заходите в дом, – говорит мужчина и, развернувшись, скрывается в прихожей, утаскивая за руку парня.

Мы переглядываемся с друзьями, и я вижу, что некоторые, глядя на меня, хихикают.

– Ты всегда быть в моем сердце, – тихо дразнит Татьяна и, заливаясь беззвучным смехом, бьет себя в грудь, – заходи давай!

Внутри дома чисто и уютно. Полную тишину нарушает только громкое тиканье старых, видимо ещё советских, часах, прибитых к стене.

Мы проходим через гостиную и оказываемся на кухне, где, сидя за широким дубовым столом, нас уже ждут хозяева.

Они молчат и улыбаются. Мы улыбаемся в ответ.

Наконец все расселись за стол, и дед, произнося слова абсолютно обычно, спрашивает: "Голодные? Есть хочется?"

Некоторые кивают, и тогда он коротко бросает мальчику: "Енот, тарелки".

А сам тянется под стол и вытаскивает оттуда блестящую кастрюлю. Мальчишка чинно поднимается из-за стола и вынимает из шкафа нарядные тарелки, расставленные за стеклом. Ставит перед каждым по одной и садится обратно.

Дед смотрит на него с улыбкой и, отвесив лёгкий щелбан, добавляет: "Енот, приборы!"

Парнишка непонимающе смотрит на него большими чёрными глазами, и тот беззлобно разъясняет: "Ложки, вилки… Приборы".

Положив каждому в тарелку по две вареные картошины, приправленные свежим укропом, дед рассказывает, что "только утром варили" и просит обьяснить подробнее, откуда мы и как здесь оказались.

Услышав каким образом нам удалось их отыскать, он вдруг мрачнеет и строго кричит: "Роберт! А-ну, быстро сюда".

Кажется, теперь понятно, почему мальчик выскользнул из-за стола, когда наш рассказ дошёл до места, где мы увидели на дороге крест.

Очевидно, что это его рук дело. Причём, дело не согласованное со старшими.

– А почему, – тихо спрашивает Таня, – вы его сейчас Робертом назвали, а до этого все время звали Енотом?

– А потому, – мужчина говорит совершенно серьезно, – что вам только кажется, что это мальчик! А на самом деле, это помесь обезьяны с котом! И собакой, – он складывает пальцы перед глазами, изобразив очки и добавляет, – этим енотам сама природа выдала масочки вокруг глаз. Как у бандитов… Хулиган мой Роберт! Вот, почему.

За столом раздаётся дружный смех.

В это время Роберт-Енот заходит на кухню. Очень грустно, шаркая ногами и не поднимая головы, подходит к лавке и усаживается рядом с дедушкой.

– Знаешь, что хочу тебе сказать? – спрашивает хозяин строго.

– Пока не знаю, – покорно отвечает мальчик, по-прежнему чеканя каждое слово.

– Я хочу тебе сказать, что ты у меня большой молодец! И уже совсем взрослый!

Парень недоверчиво поднимает голову, вытирает кулаком проступившие слёзы и, словно маленькая молния, вскакивает, чтобы повиснуть у дедушки на шее.

– Не послушался деда и оказался прав! А дед оказался не прав! Молодец!

Мальчик все-таки расплакался, а дедушка продолжил, обращаясь уже к нам:

– Это он сам придумал. Крест – чтобы вертолёт увидел. Объявления – чтобы те, кто прилетят, поняли, где искать. А я запретил. Я сказал, что ничего не получится. Что нет больше никого, кроме нас.

Варя, глаза у которой тоже на мокром месте, спрашивает через брата, почему мальчик так странно разговаривает. Дед внимательно смотрит на неё и отвечает, что в следующий раз она может обращаться к нему напрямую.

– Не нужно через брата, – добавляет он, – я знаю язык жестов. У меня на нем внук разговаривал. Его лицо на миг мрачнеет, но быстро возвращается обратно, – он не странно разговаривает, он просто учится говорить. Он нерусский. У него другой язык родной. А нашему, я его как могу, обучаю. Стараюсь говорить проще, без сложностей, и тогда он все понимает. Но ведь одно дело понимать, а самому говорить всегда сложнее. Иногда забывается и начинает тараторить по-своему. Ни слова тогда разобрать невозможно.

– А какой язык у него родной, дедушка? – задавая этот вопрос, Гриша утягивает из тарелки сестры недоеденную картошку и быстро отправляет в рот.

– Так английский. Роберт у нас потомственный американец.

Заметив интерес к своей персоне, Енот отлепляется от деда и кокетливо посматривает в нашу сторону.

– Я раньше каждый день выезжал из дома. Ездил по соседним городам и посёлкам. Стоял где-нибудь бибикал, ждал, чтобы кто-нибудь отозвался. Два месяца этим занимался. Потом нашёл его, – он гладит мальчика по чёрным волосам, – так спокойнее мне стало, – голос мужчины дрогнул, – в общем, с тех пор вдвоём и живём. Он сначала вообще меня не понимал. Ну, вот и пришлось учиться, чтобы выходить из ситуации. Йес, олл корректли? – неожиданно перешёл он на английский, – мне тоже пришлось пару слов выучить. Так сказать, чтобы сократить пропасть непонимания.

– Извините, пожалуйста, – Олег, поднял руку, – но я до сих пор не знаю, как вас зовут!

– Меня зовут Андрей. Если неудобно Андреем, седина смущает и все такое, зовите дедом Андреем, или дедушкой или вообще, дедом. Мне все нравится. А вы, дайте-ка повторю, – он поочередно указывает на нас пальцем, – Олег, Варя, Таня, Гриша и Илья! У меня память хорошая. Если запомнил, то навсегда.

Дед Андрей рассказывает, что недалеко от того места, где мы встали на морскую ночевку, практически перед самым концом затеяли большую стройку. Несколько тысяч строителей согнали. Построили для них свою маленькую деревню из бытовок и лёгких домиков. Он наблюдает за ними иногда, у них там теперь свой мир. Отдельная цивилизация. Лучше обходить их стороной.

Дедушка предполагает, что мы своим визитом привлекли их внимание и что он давно хотел с ними разобраться, но все руки не доходили. К тому же, сюда они не ходят. Им тут есть нечего.

– Как вы думаете, – спрашиваю я, – можно ли как-то вернуть наши машины?

– А тут и думать нечего, – отвечает дед, – сегодня все и вернём.

Закончив обед, мы благодарим за угощение. Рассказываем, что никто уже и не помнит вкуса овощей.

Хозяин довольно улыбается и объясняет, что сам все вырастил и что мы ещё местных яблок не пробовали. Приглашает осенью сюда наведаться и оценить, что такое настоящий яблочный сад.

Мы спускаемся в мастерскую. Оборудованная в подвале, она прекрасно освещена, причём, свет исходит откуда-то с потолка, но не имеет электрической природы. Заметив наше изумление, дедушка объясняет, что подвал освещается солнцем, с помощью системы линз и зеркал. Солнце светит на крышу, попадает на специальный уловитель, и уже некуда ему деваться, отправляется работать на благо изобретателя.

Он подводит нашу делегацию к большому деревянному ящику. В нем, как спички в коробке, охотничьи ружья. Пахнет машинным маслом и заводским пергаментом. Этот запах возвращает веру в себя. Заряжает энергией для предстоящего приключения.

– А это специальный лот нашего аукциона! – дед Андрей разворачивает зелёный армейский брезент и вынимает автомат Калашникова, – игрушка для самых маленьких!

Мы немного ошарашены, и хозяин подвала объясняет, что ружья для ребёнка пока великоваты, но укорочённый автомат в самый раз. Просит, чтобы мы не переживали, что мальчик стрелять из него обучен и в подтверждение своих слов даёт Роберту два автоматных магазина, скреплённых между собой изолентой.

Енот ловко всаживает рожок на место, передёргивает затвор и, сопровождая свои действия голосовой озвучкой, пускает по стене импровизированную очередь.

Тра-та-та-та!!

Затем также отработанно вынимает рожок, выдергивает затвором пущенный в ствол патрон, ловит его на лету и добавляет обратно в магазин. Поворачивается к деду, говорит: "нельзя ходить, пока заряжен" и под сопровождение наших отвисших до пола челюстей, гордо уходит наверх по лестнице.

– Если готовы, – дедушка Андрей стучит ногтем по ружью, – пойдёмте в гараж, будем заводить машину. Хотя, – тут же добавляет он, – вы, наверное, выходите лучше на улицу. А то места маловато. Гараж старый, машина большая, на много людей не рассчитан.

Оказавшись на улице, мы толпимся возле ворот. Рассматриваем ружья, поудобнее рассовываем по карманам патроны. Раздаётся глухой щелчок, плохо смазанные петли скрипят так громко, что Таня зажимает уши. Мы отходим, чтобы дать место открывающимся створкам и слышим, наконец, звук проснувшегося мотора.