Юродивый

– Датчики остались далеко позади, в городе. Анатолий Петрович свой человек – разрешает мне иногда кататься. О каких проблемах ты говоришь?

Хотел Петя привести ещё доводы, да только их не осталось.

– Лучше держись крепче.

Владимир включил передачу и "копейка", подымив задними шинами, рванула из гаража на волю. За что он её любил, так это за полное "взаимопонимание" – водитель и автомобиль полностью сливались и чувствовали друг друга. Владимир вопил от восторга – не мог сдержаться. Петя же, не привыкший к таким скоростям, просто сидел, вжавшись в сиденье, белый как мел, крепко держась за ручку под крышей. Ему тоже хотелось вопить (далеко не от восторга), но весь воздух как будто вышибли из его тела. Машина несколько раз ловко входила в дрифт, обходя конец очередного ряда гаражей. Они выехали на обширный пустырь, где Владимир дал всю волю эмоциям и технике – закрутил "копейку" на месте. Авто, словно разъярённый бык, поднимало вокруг тучи дорожной пыли. Наконец, движок заглох. Композиция, как по совпадению, подошла к концу.

Петя, не сразу осознав, что они, наконец, затормозили, ещё пару секунд просидел неподвижно, после чего, не сразу нащупав ручку, распахнул дверь и высунулся наружу. Водка, вместе с тем, что он съел несколько часов назад, полезла наружу.

– Какой-то ты совсем чахлый, – Владимир говорил тяжело, запыхался, непонятно почему. Так он обычно себя чувствовал после полового акта. – Я на велике больше выжимал.

Исторгать было больше нечего и Петя, ещё несколько раз содрогнувшись, снова распрямился. Смесь эмоций и чувств, которые, казалось бы, вообще несовместимы, отражалась на его взмокшем больше чем обычно лице. Чего он только не выговаривал отцу – и проклятия, и оскорбления, и просто набор каких-то злобных бессвязных фраз – Владимир не отвечал. Он даже не смотрел на сына. В любой другой ситуации он бы осадил отпрыска, но в тот момент его внимание приковали деревья вдалеке.

Небольшая лесополоса, находящаяся за пределами префектуры. Обычное скопление дубов и берёз для любого другого человека, для Владимира она служила очередным напоминанием о том, чего его лишил режим.

Отец вот-вот умрёт – не самое лучшее осознание. Владимир всю жизнь предпочитал не задумываться о том, что родителей может не стать, но вот он уже и сам почти десять лет как родитель, пять лет как умерла мама, настала очередь папы. У всех по разному, но он с возрастом стал легче переносить смерть близких.

Он хорошо помнил тот день – больничная палата, запах лекарств, шелест аппарата ИВЛ, ломанные линии кардиограммы на экране. Его отец. Он всю жизнь был сильным человеком и оставался таковым даже на пороге смерти. Тело сильно исхудало, лицо невероятно осунулось, кожа приобрела нездоровый землистый оттенок, но запавшие глаза всё так же излучали силу, которой нет и никогда не будет у многих физически здоровых людей в самом расцвете сил.

Первое время, как Владимир зашёл и сел на стул перед койкой, отец и сын просто смотрели друг на друга, словно изучая. Потом отец начал хрипло говорить (чувствовалось, что каждое слово даётся ему с трудом):

– Слушай меня внимательно, сына. Я чувствую, что мои дни на этом свете истекают. Ещё пара дней – и помру. На тумбочке лежит конверт, – отец указал на него глазами. – Там моё завещание. Будь уверен – самое дорогое я оставляю тебе. Как будто есть ещё кому.

Тут он начал смеяться, но смех сразу же перешёл в страшный кашель. Отцу потребовалось время, чтобы отдышаться и продолжить:

– Я хочу попросить тебя кое о чём и, уверен на все 102 процента, ты исполнишь мою последнюю просьбу. Я мог бы изложить всё на бумаге и приложить к завещанию, но не стал рисковать. В самой тумбочке кое-что лежит, товарищ принёс сегодня утром.

Отец замолчал. Владимир понял, что это призыв заглянуть в тумбочку. Там оказалась урна, в которой обычно хранят прах умерших. На ней было выгравировано: "Старообрядцев Вячеслав Дмитриевич. 1965 – 2046". Такие ожидали всех в самом конце пути – хоронить тела в земле запретили, для экономии городского пространства и на пользу окружающей среды.

– В точно такую же урну насыпят то, что останется от меня после кремации и выставят в колумбарии. Пять лет назад впервые задумался об этом и решил – нахер. В урну, что у тебя в руках, я стряхивал сигаретный пепел последние пять лет. Когда придёт время, Вова, подкинь им эту бутафорию, а настоящую предай земле – хочу, чтоб всё было по-человечески. Я верю, ты найдёшь подходящее место. В последние годы я окончательно убедился, что на тебя можно положиться.

Отец слабо улыбнулся.

– Разыграем их всех напоследок?

Владимир ничего не сказал, только взял отца за руку ("Можешь на меня положиться, пап."), спрятал урну и завещание под куртку и ушёл. Через два дня отца не стало. В больничном морге произошла кремация, там он с успехом подменил урны, отстоял церемонию в колумбарии вместе с женой и детьми, а вечером выехал за пределы префектуры и устроил настоящие похороны. Он выкопал небольшую могилу под вековым дубом, вырезал отцовские инициалы в коре, немного постоял, запоминая место захоронения и ещё раз прощаясь с отцом, и пошёл домой.

Вековой дуб находился в той самой лесополосе, на которую он смотрел из салона "копейки". За пределами префектуры, куда ему было категорически нельзя ещё пол года согласно правилам условного заключения. Мигающий чип в запястье злорадно напоминал об этом, как ничто другое. Мало того, что ему пришлось проворачивать какую-то нелепую аферу, для того чтобы нормально похоронить родного отца, так теперь его ещё и лишили возможности навещать могилу. А кто будет за ней ухаживать, ублюдки?

Владимир сжал руль так, что костяшки побелели. Петя, заметивший как отец напрягся, не замолчал, но сбавил тон. Он заявлял, что хочет поскорее убраться отсюда и вернуться домой, когда над тихим гаражным кооперативом разнёсся звук. В нынешнем мире он был до боли противоестественным, сродни тарахтению двигателя "копейки". Владимир выставил руку, призывая сына заткнуться. Тот так и поступил и тоже услышал звук. Ему он напомнил клокотание пришельцев из игры, в которую играл дни напролёт, а Владимиру – рык тиранозавра из фильма про тематический парк развлечений с живыми динозаврами, который он часто пересматривал в детстве.

– Это что?– напрягся Петя.

Владимир повременил с ответом, представляя, как дальше будет развиваться вечер.

– Загоним машину обратно в гараж и я покажу тебе друзей, которых у меня нет.

***

Идти пришлось недолго, уже через десять минут они дошли до "тупичка", образованного несколькими гаражами. Трое мужчин в возрасте (по виду они были ровесниками Владимира) занимались кто чем. Рослый с рыжими редеющими волосами и кривым (наверное, сломанным в драке) носом облокотился на монструозный мотоцикл и осматривал руль. Тощий, с длинными светлыми волнистыми волосами до плеч, выглядящий как студент первого курса, несмотря на морщины, обрамляющие лошадиное лицо, сидел на ящике и настраивал бас-гитару, подключённую к комб-усилителю. Широкоплечий, представляющий из себя гору мышц, с выбритой под ноль головой, и выпученными живыми глазами, жарил мясо на угольном гриле. Все трое были увлечены своими занятиями и заметили Владимира и Петю, только когда те подошли.

– Вовочка, – бритый широко и щербато улыбнулся. – Я не ожидал, что родители отпустят тебя так поздно.

– Ага, тебя туда же, Юра.

Они поздоровались. Довольно странно – ухватили друг друга за запястья. Петя повнимательнее оглядел во что Юрий был одет и похолодел внутри. На бритоголовом была белая майка без рукавов с выведенным маркером (чем же ещё, ни один интернет-магазин не стал бы делать майку с таким принтом, даже на заказ) крестиком, пересечённым кругом и фразой – "White pride worldwide".

– Кроме шуток, не думал увидеться, – рыжий слез с байка и поздоровался с Владимиром. Уже привычно. – Ты так давно не появлялся, начал думать, что режим всё-таки тебя сожрал.

– Не мог не появиться, заслышав, как ты обкатываешь свой "харлей". А режим… Пытался, да подавился, Гай. Я не мог этого допустить. Знал, что это разобьёт тебе сердце.

Они притворно-игриво улыбнулись друг другу. Владимир помахал тощему:

– Привет, Марсин.

Тощий, слегка улыбнувшись, кивнул, продолжая натягивать струны. Они не пожали друг другу руки и Петя догадывался почему – правой кисти у Марсина не было, лишь механический железный протез, имитирующий её. У Юрия была схожая ситуация. Ноги в шортах цвета хаки заметно отличались – левая была тоньше родной правой, мускулистой как и всё остальное. Протез хоть и был выкрашен в телесный цвет, всё равно бросался в глаза.

– Ты с кем-то что-то не поделил? – Юрий с прищуром глядел в лицо Владимиру. Синяки после дневного "общения" с авторитетами криминального мира были еле заметными, но всё-таки проступали.

– Не бери в голову. Ты меня знаешь, "с кем-то что-то не поделил" – мой стиль жизни.

– Если тебя кто-то прессует – только скажи, – нахмурился Гай. – Не сомневайся, мы впряжёмся.

Владимир уверял друзей, что всё в порядке и впрягаться уже не имеет смысла, а Петя тем временем почувствовал кое-что для себя редкое – укол совести. Он ведь сразу заметил помятость отца, но даже не поинтересовался что произошло.

Наконец, на него обратили внимание.

– Что это за пацан с тобой? – Юрий подошёл поближе. – Твой новый парень?

Петя не знал как на это реагировать – он просто застыл на месте, сунув руки в карманы, пытаясь нащупать там сам не зная что.

– Выдохни, а то побагровел, – рассмеялся Юрий. – Мы тебя хорошо помним, Петя.

– Да, только когда я в последний раз тебя видел ты был намного меньше. Вширь в том числе. – улыбнулся Гай.

– Вот только я вас совсем не помню. – буркнул Петя, закрывшись скрещенными на груди руками.

– Расслабься, – произнёс Марсин. – У этих кретинов всегда были проблемы с чувством юмора.

– Дядь, не слушай этого старого пшека. – Юрий плюнул сквозь щель в передних зубах. – Если задержишься, поймёшь, что это у него юмор, как у кирпича.

Марсин оторвался от гитары и показал Юрию металлический средний палец, а Петя тем временем продолжал поражаться – эти мужики и отец вроде бы друзья, но уже столько гадостей друг другу наговорили.

Юрий заметил напряжённость Пети и подмигнул ему:

– Расслабься, пацан. Будь проще и жизнь станет такой же. – произнёс он и вернулся к грилю, на котором шипело мясо.

Петя посмотрел на отца, тот посмотрел в ответ, как бы говоря: "Ага, вот с ними я обычно тусуюсь." Они сели на раскладные стулья, стоящие рядом.