Грачевский крокодил

– Ну?

– Пробрать вас надо, шкуру бы дудкой спустить…

– За что же это? – загалдели мужики.

– А за то, что ослы вы…

– Что-то ты больно чудно говоришь, Склипион Иваныч! – заметил один из мужиков.

– Не Склипион я, а Асклипиодот! – подхватил последний. – Такой святой был… празднуется он третьего июля, и в этот же знаменитый день умер Иван Скоропадский, гетман малороссийский!.. Вот что, голова с мозгом…

– Тяжелые времена, что и говорить! Спасибо еще, что в нынешнем году хлебец-то радует, а то хоть душиться, так впору, – заметил один из крестьян.

– И все-таки не поправимся! – подхватил другой. – Уж очень задолжали сильно. В прошлом году за землю не оправдались, за нынешний тоже… Скотинушку размотали!.. Начнут подати взыскивать, опосля за землю теребить, ни шиша и не останется…

– А ты не плати! – вскрикнул Асклипиодот.

– Подати-то? – спросили крестьяне.

– И подати не плати…

– Ну уж, брат, от податей-то не отделаешься…

– Еще бы!

– Знамо! Вон летом Свинорыльские тоже заартачились было, так солдат на них выслали целых, две роты… палили в мужиков-то!.. да, спасибо, ружья-то одним порохом заряжены были… Сколько бы народу положили!..

– А за землю-то и подавно платить надоть! – заметил другой: – не будешь платить, так и земли не дадут…

– Еще бы! – проворчал Асклипиодот: – с кашей есть будут!..

– Не с кашей, а сами, значит, распахивать зачнут, собственные свои посевы увеличить…

– Известное дело! Господа перчатки наденут, купцы брюха подберут, заложут сохи и марш на загоны!.. А вы все в господа да в генералы пойдете, ни солдат не будет – пушечного-то мяса, значит, – ни податей некому платить! Что тогда становым-то делать!

Мужики захохотали даже.

– И впрямь нечего!

Асклипиодот еще раз обругал их дураками и пошел по направлению к дому.

– Чудак! – проговорили мужики вслед ему.

Но в это время дверь кабака скрипнула, и на пороге показался сиделец.

– Господа старички! – проговорил он: – я кабак запирать собираюсь, завтра пожалуйте, а теперь домой ступайте, здесь сидеть нельзя…

Мужички, кряхтя, поднялись и, попрощавшись с сидельцем, разошлись по домам.

На другое утро Веденевна вошла в комнату Асклипиодота, когда тот лежал, еще в постели.

– А я к тебе!.. – прошептала она таинственно.

– Что случилось? – спросил Асклипиодот.

– Брось ты барышню эту… Не знайся ты с ней… Сейчас Иван Максимович был у меня… Неладно говорит про нее.

– А ты слушай больше…

– Смотри! – проворчала старуха и погрозила пальцем.

– Чего смотреть-то?..

– А то, что один по льду ходит, только лед трещит, а под иным проламывается…

Асклипиодот повернулся даже.

– Что такое ты городишь! – вскрикнул он.

– Не нагороди сам-то!

– Не понимаю я тебя…

– Напрасно…

И, подсев к Асклипиодоту на постель, она пригнулась к его уху и принялась что-то шептать.

– Так-то, родимый! – проговорила она вслух, покончив свое таинственное сообщение, и вышла из комнаты. Минут десять пролежал Асклипиодот в раздумье, наконец вскочил, наскоро умылся, оделся, схватил шляпу и чуть не побежал по направлению к деревне Грачевке.

XXXII

Приехал в тот же день и отец Иван.

Около двух недель пробыл он в Москве. Возвратился домой вечером, неожиданно, и застал Асклипиодота сидящим на крылечке. Тот и обрадовался и испугался.

– Батюшка! – вскрикнул он:– насилу-то! Здоровы ли?..

И он бросился было к отцу, чтобы обнять его и расцеловать, но, увидав сердитое и недовольное лицо, остановился как вкопанный…

Между тем отец Иван, сопя и кряхтя, выгрузился из тележки (он приехал с железной дороги на ямской паре), как-то искоса посмотрел на сына, снял шляпу и, поклонившись ему чуть не до земли, проговорил:

– Слава богу, здоров-с! Вашими святыми молитвами съездил благополучно-с!.. Привел господь святыням московским поклониться!..

У Асклипиодота даже сердце защемило.

– Батюшка! – чуть не вскрикнул он: – ведь это жестоко! вы мне сердце разрываете!.. пожалейте же наконец…

Но отец Иван молча отвернулся от сына и молча же направился в дом. Асклипиодот последовал за ним. Войдя в залу, отец Иван даже на образа не помолился (славно и на них рассердился!), пододвинул к окну кресло, сел на него и принялся смотреть на церковь. Асклипиодот стоял поодаль, спустя голову, и слова не смел промолвить.