– Здравствуйте, батюшка! – проговорил тот.
– Что? Все лопоухий в корню-то бегает?
– Все он, батюшка.
– Добрый конь, выносливый…
– Нет, у вас вот так лошадки! Невелички, а с огоньком.
– Чего там! Одры, так они одры и есть! – проговорил отец Иван, польщенный похвалою Хорька, садясь в тарантас рядом с становым.
– Трогай!
XXXIV
Хорек подобрал вожжи, осторожно выехал со двора, чтобы не зацепить за верея колесами, поворотил направо, свистнул сквозь зубы и легонькой рысцой покатил по улице села. Отец Иван, перекидываясь то направо, то налево, глаз не сводил с лихой тройки и, любуясь ею, даже облизывался как-то, словно и невесть какую сласть во рту держал.
Выехав из села, они спустились в лощинку, переехали мостик и только было вылетели на гору, как увидали впереди какую-то жирно раскормленную тройку, едва тащившую ноги по гладкой полевой дороге. Отец Иван первый увидал ее.
– Ну, – проговорил он: – кто-то нам навстречу едет!
– Уж не ко мне ли! – вскрикнул становой. – Беда, как задержат!.. – Обратясь к Хорьку, спросил: – не знаешь, кто это?
– Не разгляжу что-то, Аркадий Федорович; далеко еще…
Но отец Иван перебил Хорька.
– А я так разглядел! – проговорил он: – лошади знакомые…
– Чьи?
– Анфисы Ивановны.
– Быть не может!
– Ее.
– Неужто она сама едет?
– Кто едет – не разгляжу еще, а лошади ее, вон и Абакум на козлах.
– Господи! Неужели она! – засуетился становой. – Уж не ко мне ли насчет моста. Чур меня, чур меня! – бормотал становой, крестясь и отплевываясь. – Я спрячусь, ей-ей спрячусь…
И, быстро сбросив с себя шинель, он укрылся ею с головой. Но опасения станового оказались напрасными, ибо, только что он успел спрятаться, как отец Иван, продолжавший пристально всматриваться в тройку, вдруг вскрикнул:
– Успокойся! не она это, а Мелитина Петровна.
Услыхав, что ехавшая им навстречу была не Анфиса Ивановна, а ее племянница, становой быстро выскочил из-под шинели и принялся хохотать во все могучее свое горло.
– Вот так штука! – кричал он. – Сама полиция струсила!..
И он продолжал хохотать даже в то время, когда обе тройки остановились, поровнявшись между собой.
– Что это вы хохочете? – крикнула Мелитина Петровна, не сходя с дрог: – уж не над моим ли экипажем?
Становой взглянул на экипаж и, увидав высокие и длинные дроги, на которых Мелитина Петровна имела вид воробья, сидевшего на крыше, и кучера Абакума, преспокойно набивавшего себе нос табаком, захохотал еще пуще.
– Чего он хохочет? – спросила Мелитина Петровна отца Ивана.
– С радости, сударыня, с радости.
– С какой это?
– Думал, что Анфиса Ивановна едет, и испугался, а когда увидел, что это вы, то обрадовался.
– Послушайте-ка вы, веселый человек! – проговорила Мелитина Петровна, подбегая к тарантасу и толкая станового за плечо: – будет вам хохотать! Я к вам…
– Ко мне? – вскрикнул становой: – виноват, некогда…
– По очень важному делу! – перебила его Мелитина Петровна.
– Что такое? – спросил становой. И вдруг словно окаменел и насторожил уши.
– Ходатаем являюсь…
– За кого?
– За рычевских крестьян. Вы у них весь скот описали, дали две недели сроку… Завтра срок этот истекает, следовательно, завтра вы являетесь в Рычи и распродаете скот.
– Распродаю.
– Послушайте, голубчик, не делайте этого.
– А подати?! Нет, этого невозможно!..
– Вы выслушайте.
– Не могу-с! Я глохну, когда дело касается податей; я слепну, немею… и перестаю быть человеком.
– Да вы не горячитесь. Через неделю они получат арендную плату с кабака князя Изюмского, со склада графа Петухова, с лавочника, с трактирщика и деньги вам внесут, но только не завтра, а через неделю.
– Что же они молчали, подлецы! – крикнул становой, мгновенно, как порох, вспыхнув от гнева.
– Фи! как вы ругаетесь! – перебила Мелитина Петровна, и даже слегка ударила его зонтиком.
– Как же не ругаться-то! За что же они, скоты, целый-то день промучили меня. Ведь я охрип с ними! Ах, подлецы! ах, мерзавцы!
– Видно, что старого леса кочерга! – подшутила Мелитина Петровна.