Грачевский крокодил

– Нагнись! Под этой перекладиной ты увидишь небольшой булыжник, снимай его и на этом месте копай.

И, проговорив это, он медленным шагом пошел домой.

– Ну, – проговорил он встретившему его на крыльце Асклипиодоту:– я послушал тебя и отдал им деньги.

А немного погодя вбежали в комнату Жданов с Серафимой и, увидав отца Ивана задумчиво сидевшим на диване, упали к его ногам.

Дня через три после описанного по дороге, ведущей из села Рычей в губернский город, можно было видеть три подводы. На передней, запряженной парой, сидела женщина, окруженная несколькими детьми, а на остальных двух был навален разный домашний скарб. Тут были и корыта, и кадушки, две-три перины, большущий медный самовар, сундук, окованный жестью, несколько чугунов и ухватов, а поверх всего этого возвышались объемистые плетушки, наполненные курами, гусями и утками. Позади последней подводы шел мужчина в панталонах и жилете и слегка понукал привязанную к телеге корову. Нечего говорить, что то возвращалась в город семья Ждановых, щедро наделенная отцом Иваном.

XLIX

Значительно изменилась за это время и жизнь в грачевской усадьбе, в этом уютном, утонувшем в зелени сада домике Анфисы Ивановны. И в нем тоже, как и в домике отца Ивана, забегала и зашумела целая семья малых детей; с тою только разницей, что к отцу Ивану семья приезжала на несколько дней, а сюда, в Грачевку к Анфисе Ивановне, как видно навсегда, ибо Анфиса Ивановна не замечала ничего такого, что могло бы не только говорить, но даже предвещать скорый отъезд наехавших к ней незваных гостей. Семья эта принадлежала ее племяннице, Мелитине Петровне, на этот раз уже не вымышленной, а настоящей, проживавшей, как нам известно, в Петербурге, где-то на Песках. Семья эта прибыла в Грачевку благодаря опять-таки тому же следствию, которое столь тщательно производилось над Асклипиодотом. Не будь этого следствия, не разыщи следователь пребывания настоящей Мелитины Петровны, она извековала бы себе на Песках, в своем подвале, терпя и голод и холод, и даже не помышляла бы никогда о возможности перекочевать в теткину усадьбу. Но заданные ей вопросные пункты словно ярким лучом осветили мрак окружавшей ее жизни. Мелитина Петровна словно воскресла, словно переродилась! Теперь ей было известно, что Анфиса Ивановна не только жива и здорова, но что принадлежит к разряду самых нежных и любящих женщин, гостеприимно и радушно готовых принять даже мало известных родственников и родственниц. Мнимая Мелитина Петровна, пользовавшаяся расположением старушки и прогостившая у нее довольно продолжительное время, представляла тому ясное и неопровержимое доказательство. Поэтому нет ничего удивительного, что как только Мелитина Петровна додумалась до этого, так в ту же минуту распродала все свое скудное имущество до последнего утюга, с грехом рассчиталась за квартиру и с кухаркой и, собрав всех своих детей, которых было пять человек, распростилась с Северной Пальмирой и, горя нетерпением поскорее обнять Анфису Ивановну, полетела в сельцо Грачевку.

Мелитина Петровна, успевшая, года два тому назад, овдоветь, была женщина лет тридцати, но, забитая нуждой и перебивавшаяся кое-как со дня на день скудными заработками, сплошь да рядом недоедавшая и недопивавшая, казалась на вид совершенной старухой. Бледная, худая, со впалыми, постоянно заплаканными глазами, с костлявыми руками, острыми приподнятыми плечами и впалой грудью, она несравненно более походила на мумию, чем на живого человека, Она даже и говорила как-то не по-людски, не как живой человек, а каким-то замогильным голосом, и раздражавшим вас и в то же время наводящим тоску.

Мелитина Петровна приехала в Грачёвку утром и, боясь стуком колес напугать может быть спавшую еще Анфису Ивановну, приказала ямщику остановиться не у крыльца, а немного поодаль. Затем, осторожно спустившись с телеги и сняв по очереди всех детей, она направилась вместе с ними в дом. Не встретив никого в передней, Мелитина Петровна присела на стул и принялась слегка покашливать, желая кашлем этим вызвать кого-либо в прихожую, но, просидев в ней с полчаса и все-таки никого не дождавшись, она решилась, наконец, привстать со стула и приотворить дверь, ведущую, повидимому, в залу. Погрозив на детей, чтобы они сидели смирно и не шумели, она на цыпочках подошла к двери, полуотворила ее и как раз лицом к лицу встретилась с подходившею к той же двери Анфисою Ивановною.

– Вам кого угодно? – спросила ее. старушка, попятившись назад, и изумленно вытаращила глаза на стоявшую в дверях женщину.

– Мне, мне… Анфису Ивановну!.. – робко отвечала та.

– Я Анфиса Ивановна, что вам угодно?

– Я… я… Вы меня не знаете, конечно…

– Не узнаю, извините…

– Оно и не мудрено забыть… Это было так давно… Я была еще грудным ребенком, говорят!.. Я и сама даже ничего не помню… и говорю только по слухам… как мне самой рассказывали… Я ваша племянница, Мелитина Петровна, дочь вашего покойного брата, Петра Иваныча…

Услыхав это, Анфиса Ивановна до того растерялась, что даже не нашлась, что ответить, и только жестом руки пригласила ее войти в залу.

– Позвольте уж и детей! – пролепетала Мелитина Петровна, тоже смутившаяся.

– Пожалуйста…

Мелитина Петровна собрала детей и, вводя в залу, заставила их поочередно прикладываться к ручке Анфисы Ивановны.

– Это… тоже, братнины дети? – спросила Анфиса Ивановна.

– Нет, матушка, это мои собственные.

– Так вы были замужем?

– Да, была, тетушка, за Скрябиным…

Анфиса Ивановна вспомнила что-то и даже обрадовалась.

– Ну что, как? – спросила она: – поправился ли он?

– Нет, тетушка, муж скончался… И вот оставил меня одну, с детьми, без средств…

Анфиса Ивановна перекрестилась, хотя и чувствовала очень хорошо, что в голове у нее происходит что-то такое, чего она сама не могла себе, разъяснить.

– Не вылечился, стало быть? – спросила она.

– Нет.

– Еще бы, разве это возможно, поправиться! И руки и ноги оторвало…

На этот раз смутилась уже и Мелитина Петровна и, испуганно смотря прямо в глаза старушке, проговорила:

– Помилуйте, тетушка, ему никто не отрывал ни рук, ни ног…

– Как?

– Так, очень просто, тетушка…

– Да ведь ему на сражении оторвало…

– Помилуйте… Мой муж даже никогда военным не был…

– Да ведь вы сами же говорили мне! – вскрикнула Анфиса Ивановна.

Но, вдруг что-то вспомнив, она мгновенно замолчала, поднесла руку ко лбу и, как будто силясь собрать какие-то мысли, сдвинула брови.

– Да, да, постойте! – проговорила она.

И, пристально взглянув на Мелитину Петровну, спросила:

– Так вы кто же такая?

– Я – Мелитина Петровна.

– Так, так, так… Теперь все вспомнила… Ведь та была не настоящая… А вы… вы настоящая?

– Я настоящая…

– Ну! очень рада, очень рада.

И, поспешно обняв Мелитину Петровну, она расцеловала сначала ее, а потом всех детей и даже обрадовалась при виде приехавших.

– Вы меня, пожалуйста, извините, – говорила она торопливо: – но все это так неожиданно случилось, так внезапно, что я даже не имела времени сообразить. Старуха уж я, память-то у меня ослабла.., но теперь… теперь я все и сообразила и припомнила… теперь я все знаю… Очень, очень рада… Пойдемте, пойдемте…

И, введя всех в гостиную, она радушно рассадила их по местам и затем позвала Домну. Та не замедлила явиться на зов.

– Домна! – обратилась она с приказанием к вошедшей: – поскорее чаю Мелитине Петровне и детям.

И тут же, заметив испуг Домны, прибавила, смеясь: