Телевизор по имени Васька. Фантастические повести

– Лопнем, но не дрогнем!

– Есть надо чаще, но помногу! – возвестил Сергей через полчаса, лениво прожевывая колбасу, на которую он намазал масло и положил кусок сыра.

Ел он без хлеба, утверждая, что бережет фигуру.

– Это точно! – подтвердил, сыто отдуваясь Семен, приканчивая огромную яичницу из перепелиных яиц.

– Ценный кадр, твоя предместкома! – похвалил Сергей.

Семен слегка побледнел, и ничего не ответил. Василий же занимался под столом глубоким сравнительным анализом сёмги, осетрины и угря. Все они, безусловно, уступали хеку. Впрочем, угорь… Ничего, жирненький. Сойдет!

За едой Сеня рассказал о виденном. Сергей нахмурился.

– Черненко, говоришь… Не, с этим каши не сваришь. Жалко, Юрий Владимирович недолго прожил!

Заинтересовал его рассказ о дебатах в Верховном Совете.

– Это надо вдумчиво изучить, там каждое слово важно. Ладно, давай отснятые пленки, я проявлю. И бобины магнитофонные тоже. Послезавтра я уже тебе компанию составлю, вместе смотреть будем. Три сеанса получается?

– Три. В шесть утра, в полдень и в шесть вечера. Чаще нельзя, заболеет.

– Попробуем в другие часы, вдруг чего новое поймаем… Все равно, ведь, время не совпадает?

– Ага, не всегда!

– Тогда я пошел… Конфискую у тебя кофе – ты его не пьёшь, и коробку конфет: мне для своей благоверной надо, а то бесится последнее время.

– Ой, с дорогою душою! Только горсточку кофе отсыплю, я начальнику обещал.

Глава девятая

А через пару дней друзья увидели репортаж о гражданской войне в Нагорном Карабахе. Сотни армян и азербайджанцев ранены, десятки убитых. Горящие дома. Бородатые мужики в полувоенной одежде, стреляющие из автоматов и гранатометов. Старуха в черном, прижимающая к груди голого мёртвого ребенка, воет, глядя в камеру огромными безумными глазами. Беженцы вереницей. Мелькнула пару раз фамилия нового генсека – Медынов.

Трясущимися руками Семен выключил аппаратуру и погладил очнувшегося Ваську. Тошнило, сердце колотилось отчаянно.

– Как же это, Сережа? – прошептал он растерянно.

Сергей ответил не сразу. Лицо его, бледное и враз осунувшееся, подергивалось.

– Тот, кто допустил это – преступник! – медленно процедил он наконец.

Встал, закурил. Предложил Семену «Яву». Тот отказался, закурил беломорину.

– Раньше этот Медынов не попадался?

– Нет, Сереж, первый раз.

– Тогда… смотрим дальше.

На следующий день они поймали часть передачи, в которой удалось хорошенько рассмотреть генсека. В окружении рабочих ВАЗа он выразил пожелание сделать Тольяттинский завод законодателем мировой автомобильной моды. Говорил без бумажки, увлеченно захлёбываясь словами, плохим русским языком с сильным южным акцентом, неправильно ставя ударения и, вообще, путая слова.

– И это – новый правитель великой империи? – пробормотал Семен изумленно, – Такое ничтожество?

– Да уж, сразу видно курицу по полету, а добра молодца – по соплям! Такую чепуху порет! И, главное, стержня в нем нет, в слабаке. Куда он страну заведет?

В последующие дни они увидели, как льётся кровь в Баку, Тбилиси и Вильнюсе. А Генеральный Секретарь ЦК КПСС, вместо того, чтобы срочно навести в стране порядок, разводил с экрана пухлыми ручками, и бормотал что-то о назначении специальной комиссии по примирению сторон.

Семен совсем впал в депрессию от всего виденного. Не помогали даже свидания с Ниночкой. Они встречались два раза, но он все время угрюмо молчал, не в силах выгнать из головы ужасы будущего. Ниночка обижалась, не понимая, в чём дело.

Анна Апполинарьевна уехала с мужем отдыхать в Пицунду, предварительно предприняв ещё одну атаку на Сеню, но он отбился, сославшись на обострение простатита.

Сергей смотрел и писал все полдневные сеансы, когда Семен был на работе, старался также не пропускать вечерние. За десять дней они накопили достаточно материала, чтобы, пусть и в общих чертах, представить, что будет происходить в стране до 1990 года. Некоторые вещи потрясали и заставляли сжиматься сердце от боли и гнева, некоторые изумляли до полного онемения, как, например, сюжет о частном предпринимателе Артёме Тарасове, заплатившем девяносто тысяч (!!!) рублей партийных взносов за месяц!

Сергей составил краткий конспект просмотренных событий, пытаясь выстроить их в хронологическом порядке. Общая ситуация, особенно после прихода к власти Медынова, была ужасная и безрадостная. Небольшая кучка прохиндеев лихорадочно обогащалась, воруя все, что плохо лежит, остальной народ стремительно нищал. Чудовищный разгул преступности, мафия, коррупция и инфляция, на фоне тлеющей пока по краям страны, но готовой вспыхнуть в любой момент в центре, гражданской войны, чёрными жирными штрихами дополняли картину. Все это называлось переходом к рыночной экономике.

– Возможно два пути развития событий, – объяснял другу Сергей вечером одиннадцатого дня, сидя на кухне за чаем, – Первый: будет полный распад страны и коллапс экономики. Возможно, кое-что уцелеет, но восстановление займет кучу времени. Второй: жесткая центральная власть, диктатура, прекращает все безобразия. Затем, тщательно и осторожно, не пуская ничего на самотек, проводит реформы, развивает частный сектор, возможно, денационализируя при этом некоторые предприятия и хозяйственные отрасли. Сельское хозяйство, например. Мужик страну накормит, не надо только ему мешать. До революции Россия всю Европу хлебом кормила.

– Но, ведь, если диктатура, кровищи будет море! – нерешительно возразил Семён.

– Сеня, во время хирургических операций всегда кровь. А если операцию не сделать, то будет мертвый гниющий труп, который и резать уже незачем, и воскресить невозможно!

Сергей помолчал, затем, пристально глядя другу в глаза, тихо произнес:

– Мы, благодаря Ваське, знаем будущее. Мы должны его изменить. Мы должны спасти страну. Ты и я.

Семен, не колеблясь, молча протянул руку. Сергей сжал её.

– Суетиться не будем. Время есть. Да, забыл тебе сказать: я послезавтра поступаю в Академию! Так что…

– А как ты… мы…

– Я, для начала, посмотрю, что можно на этого Медынова наковырять. Если что-то найду, то использую, если нет, то создам искусственно. Короче, его надо подставить. Капнуть нашим, заслать матерьяльчик в западную прессу. И не видать ему ЦК, как своих ушей!

– Умно. И… без крови.

– Хм, радикально мыслишь! Хотя, конечно, товарищ Сталин говорил: нет человека – нет проблемы. До этого, надеюсь, не дойдет. Я другого боюсь: этого устраним, а к власти придет другой, тоже с новым в кавычках мышлением.

– А, может, тут все дело в историческом процессе? Общественно-экономическое развитие не обойдешь и не обманешь… Страна-то у нас – насквозь искусственная! Все контролируется и регламентируется… Когда пахать, когда сеять – все по указке сверху. Сколько кофточек сшить и какого цвета – тоже. Все хотят джинсы носить, за контрабандные по две зарплаты платят, а промышленность не может обеспечить: ГОСТа на краситель с индиго нет! Все на зарплате, а делают дело, или нет, никого не волнует. Личная заинтересованность в производстве только на энтузиазме. Врачам, учителям, инженерам деньги платят смешные. Частное предпринимательство, которое есть самая рациональная вещь на свете, загнано в подполье… Да ты все сам знаешь! Вот и зрел гнойник, зрел, да и лопнул? Как в семнадцатом году, а?

– И это тоже, Сеня, и это тоже… Реформы нужны, но постепенные и осторожные. И одному человеку с этим не справиться. Но этот слизняк совершенно не годится Союзом управлять, тем более в такое трудное время. Согласен?

– Согласен!

Глава десятая

Утром двенадцатого дня Семен привычно настроил и включил аппаратуру и задействовал кота.

Телевизор, прогревшись, начал показывать Танец Маленьких Лебедей. Через минуту кадр сменился и Семен увидел… Серёгу! Он смотрел в камеру, постаревший, со шрамом на щеке. Генеральская форма со Звездой Героя. И взгляд, пронзительный и суровый, всепроникающий. Взгляд сильного человека с большой буквы Сэ.