Завкафедрой шмыгнул горбатым носом, сочувственно улыбнулся и протянул зачетку:
– Всего хорошего!
Митя злобно схватил её и, уходя, негромко буркнул в сторону:
– Kike! (Жид, – англ.)
Тем не менее, профессор услышал оскорбление, побледнел и поджал губы.
Сбежав по широкой дубовой лестнице, Митя вывалился на посыпанную песочком дорожку кампуса. В сердце его пылала ярость. Проклятый жидяра! Завалил, нарочно завалил, скотина! Был бы нормальный англосакс, всё бы обошлось, они Совина уважают… А евреи всех, кроме своих, ненавидят! У-у, сионисты проклятые! Христа, несмотря на то, что свой, и то, распяли!
Поджидавший на лавочке телохранитель Кузя, по лицу хозяина прочитавший о провале экзамена, тактично промолчал и пристроился в кильватере. Вообще-то, его звали иначе, но наш герой, Митенька Совин, не хотел заморачиваться, и всех своих телохранителей звал Кузями.
На стоянке Митя оттолкнул его от водительской двери бэхи-пятерки:
– Садись назад, я сам поведу!
С визгом и дымом из-под колес рванулся вперед, но уже через полсотни метров вынужден был затормозить перед пешеходным переходом: дорогу пересекал какой-то эфиоп. Не спеша. Понаехали тут всякие черномазые, в доброй старой Англии теперь плюнуть некуда, чтоб в черную рожу не попасть!
Высунувшись из окна, Митя раздраженно рявкнул:
– Эй, ты, долбанный ниггер! Шевели задницей! Не видишь, белый человек торопится?
Тот вздрогнул и засеменил быстрее. (Не то, чтобы Митя ненавидел чернокожих. Просто был убежден, что белые люди лучше во всех отношениях, а значит, имеют имеют право черными… э-э… руководить… и вообще!)
После второго перекрестка, проеханного на красный, за бэхой увязался полицейский мотоцикл. Замерцал, понимаешь, своей моргалкой, завыл сиреной, как будто других дел у него нету! Пришлось остановиться. Из машины не вышел: вот ещё! Полисмен, не более метра пятидесяти ростом, слез с мотоцикла.
– Сержант Доббинс! – козырнул полицейский огрызок, подойдя к машине, – Предъявите вашу водительскую лицензию, сэр! Пожалуйста!
Митя неохотно предъявил. Сержант внимательно прочитал документ, забормотал что-то в рацию. Через несколько минут заявил:
– Я выписываю вам штраф, мистер Совин, сэр, за проезд на красный свет. К сожалению, это нарушение предусматривает также пятьдесят штрафных очков. Ваш общий счет на настоящий момент составил сто сорок очков… Это на двадцать больше верхнего предела, поэтому я вынужден изъять вашу водительскую лицензию. На шесть месяцев. Штраф вы можете оплатить в любом почтовом отделении. Всего хорошего, сэр!
Блин! Ещё и это! Ну, что за день такой! Митя угрюмо вылез из-за руля, плюхнулся на заднее сиденье и приказал Кузе:
– Домой!
Завтра лететь в Москву. Надо выспаться, привести нервы в порядок. Эх, бросить бы эту дурацкую учебу! Нет, нельзя… Папаша сразу гайки закрутит, на хлеб и воду посадит в прямом смысле. И в переносном тоже… В город, что ли, вечерком наведаться, стресс снять? В морду кому-нибудь заехать или ещё что…
– Не советую, Дмитрий Иваныч! У любой морды хозяин есть, – изрек вдруг Кузя, не оборачиваясь, и Митя сообразил, что размышлял вслух.
– Тебя не спросил! – прошипел он.
Вот, тоже, навязал папаша сокровище! Ухо и око хозяйское! Везде хвостом таскается и никуда без него не сходить, даже к бабе! Давеча у Жанны всю ночь на лестнице под дверью простоял – и хоть бы что паршивцу! Свеж и бодр. Стоя спал, что ли? Оно бы и хрен с ним, пущай таскается, защита, конечно, нужна, но, ведь, с другой стороны, абсолютно все папашке докладывает, а тот на ус мотает и потом воспитывать пытается.
Решил никуда не ходить, а для успокоения нервов посмотреть телевизор под пивко с креветками.
Перелет до Москвы проходил буднично: в салоне первого класса была тишина и благолепие. В смысле, даже шум двигателей не беспокоил – так, мурлыкал маленько. На экране лаптопа бегал, суетился Луи де Фюнес – друг Никола перед отлетом подарил старый-престарый фильм «Фантомас». Забавно они в те времена снимали! Без компьютерной графики, так, мультипликации немножко. Зато все трюки натуральные, хотя и довольно убого поставленные: главный герой всех мочит одними же и теми же приемами. Вызвала немалый смех охрана Фантомаса: телохранители, надо же! Босса какой-то журналюга лупит по роже совершенно беспрепятственно! Кто их, таких, на работу-то взял! Сортир деревенский охранять, и то, не потянули бы! А подводная лодка в конце – это круто! Надо папку попросить такую купить, а то на яхте уже надоело…
Стюардеска принесла обед. Ничего, так, пташка, симпотная. Хотел потрогать её за попу, но – лениво, господа! Поковырял обязательную икру, помусолил рыбу. Мясо есть не стал: пережарили, гады! Отравить хотят, не иначе! Съел на десерт пошлые консервированные персики. Да, никакого уважения к клиенту! Могли бы хоть шампузу приличную предложить, Вдовушку Клико, что ли, а не этот позорный Моэт.
Делать ничего не хотелось. Подремал, укрывшись мягким пледом и натянув черную шелковую слепуху на глаза. Приснился странный сон: он, с каким-то здоровенным ниггером, оба в кольчугах и шлемах, спина к спине отбиваются мечами от целой толпы наседающих на них, вопящих воинов, норовящих покромсать их на куски! Всюду кровища потоками… Б-рр! Сон не понравился категорически.
Забулькал динамик, извещая пассажиров, что ероплан заходит на посадку в аэропорту Шереметьево-2. У кресла возник Кузя, потоптался, кашлянул в кулак:
– Дмитрий Иваныч…
– Чего тебе?
– Прошу прошения, напомнить хотел… Я, по инструкции, первый выхожу, не спутайте, а то будет, как давеча…
– Ладно, ладно! Пошел вон!
Кузя сгинул.
Вот и посадка. Сложив лаптоп, поднялся. Все-таки, свинья папаша порядочная! Ведь, двадцать один год уже человеку исполнился, полетов уйма: из Лондона в Москву на выходные, на Мальту позагорать, на Мальдивы понырять, с пацанами в Австрию на горных лыжах покататься, в Австралию на серфинг – да мало ли куда! Свой ероплан нужен? Нужен позарез! А он: скромнее надо быть, я в твои годы круче мопеда ничего не имел! М-да…
Задрав подбородок, пошел на выход. Ничего, купит папка ероплан, никуда не денется!
На трапе притормозил, осмотрелся. Опять из гаража дряхлый роллс прислали! Ему ж пять лет в обед! Перед людьми стыдно, ей бо… Спустился, подал Тимофеичу два пальца. С ним за руку не зазорно, все-таки шеф охраны, друг отца, от него многое зависит. Остальным кивнул. Плюхнулся с отвращением в роллс. Поехали!
Всю дорогу мрачно молчал. Тимофеич тоже помалкивал: если молодой хозяин к разговору не расположен, значит, в тишине поедем.
Вот и ворота. Проехали КПП, долго ползли по петляющей дорожке к дому. Выйдя из машины, обратил внимание, что дворня выстроилась как положено, встречает со всем почтением. Кивнул дворецкому Гиви. Тот просиял улыбкой сквозь усы, отдал честь по-военному. Ладно…
– Здравствуй, сынок! – выкатился на крыльцо папаша, – С приездом!
– Хелло, папаня! – ответствовал Митенька, уклоняясь от объятий, тем самым давая почувствовать свое некоторое неудовольствие.
– Проходь, проходь! Обед через пятьдесят минут, искупайся пока с дороги. Выглядишь молодцом! Загорел, заматерел! Извини, побёг: у меня там на проводе Африка, переговоры, значит, закончить надоть, – Иван Пантелеевич уже нетерпеливо пританцовывал.
Прошествовав в Отчий Дом, Митя направился прямиком в бассейн. Содрал с себя одежду, бросил на пол и голяком плюхнулся в прохладную подсвеченную воду. Вынырнул, отфыркиваясь: да, бассейн – это хорошо! Поплескался минут десять, потом подплыл к бортику, надавил кнопку. Рысью вбежал камердинер Васька с простынкой, халатом и шлепанцами.
– С приездом, Дмитрий Иваныч! – поклонился он.
Не удостоив его ответом, Митенька вылез из воды. Васька проворно накинул простыню, растер спину.
– Костюмчик какой к обеду приготовить, Дмитрий Иваныч? Сорочку? Галстук?
– Сообрази сам, не маленький! – рассеянно махнул рукой молодой хозяин, – И исчезни, скотина, думать мешаешь!
Ни о чем таком важном он сейчас не думал, но строгость-то нужна, верно?
Шаркая задниками шлепанцев пошел гардеробную. Васька уже стоял наготове с песочным костюмом от Гуччи. Опустившись на колени, натянул на протянутые ноги носки, разгладил складочки. Подал рубашку, брюки, завязал галстук, вдел в манжеты запонки.
Посмотревшись в трельяж, Митя остался доволен, а, посему, Васька избежал подзатыльника.
Обед был накрыт в малой столовой. За столом папахен, очередная мачеха Верка (чуть старше пасынка!) и Тимофеич. Сел, заложил салфетку. Официанты разнесли закуски, сомелье Гастон набулькал винишко.