Мы скакали с тобою на хивинского хана.
На восток мы неслися, покати нас шаром!
По травке-муравке, безо всякой дороги,
Где в небе коршун зоркоглазый парит!
Когда он спел эту композицию вслух, Шуршик одобрил творчество хозяина громким мяуканьем, хотя апрель ещё не наступил. Но стихотворцу виднее. Может, «апрель» был ему нужен для размера или для рифмы?
Солнце село. Закат окрасил всё в цвет пепла сгоревших роз, подчеркнув небо сначала малиновым штрихом, а затем ультрамариновым. Ещё одна ночёвка под открытым небом…
Миновала ночь, и все снова были в сёдлах. Брегет Михаила прозвонил четверть двенадцатого, когда Антип показал пальцем на тёмное пятно на горизонте:
– Вон он, улус-то!
Через час отряд вошёл в становище. Юрты стояли как попало, поэтому остановились на окраине. Местные удивления появлением войска не выказали. Вскоре подъехал важный дядька в богатом халате и белой чалме. Конь у него был, пожалуй, получше Мурзы. Тоже гнедой. Его сопровождали три нукера. Один из них нёс бунчук с двумя белыми лошадиными хвостами – знак высокого ранга вождя.
– Тысячник, Ваше Благородие, – шёпотом пояснил Антип.
«Ого! По-нашему… полковнику соответствует!» – прикинул Михаил.
– Здравствуй, есаул, – приложил дядька руку к сердцу и слегка поклонился, не спешиваясь, – Я хан Арсланг. Зачем пришёл?
– Я Звёздный, – представился Михаил в свою очередь, – Нам надобно верблюдов и коней. Продашь ли?
– Почему нет? – улыбнулся хан, встопорщив реденькие усы, – Договоримся! Но время обеденное. Не разделите ли со мной трапезу? Ты и твой хорунжий?
– Почту за честь, – с достоинством принял приглашение Михаил, и они подъехали к самой большой юрте.
Около юрты лежали, вывалив языки, три лохматых пса. При виде соскочившего с коня Шуршика они напряглись и слегка растерялись от такого нахальства. Кот же, надменно проигнорировав их, устремился вслед за хозяином в юрту, ибо не ел с утра. Он полагал, что те, кто будут кормить хозяина, покормят и его. Или сам хозяин даст кусочек мяса. У самого входа Шуршик обернулся и, грозно зашипев, дал понять собакам, что порвёт их на клочки, если только рыпнутся. Те поняли намёк и, на всякий случай, ретировались. Хан Арсланг при виде этой сцены улыбнулся:
– Храбрый у тебя кот, Звёздный! Прямо тигр!
– Ага, – согласился Михаил, – Только маленький.
Перед тем, как войти в юрту, пришлось снять обувь. Ничего не поделаешь, обычай такой. Уселись на кошмах, скрестив ноги. Войлок был закатан на аршин от земли, поэтому воздух был свежий. Сначала раб принёс блюдо с жареными в меду пончиками и кумыс. Затем, сняв с очага в центре юрты здоровенный котёл, налил в чашки бульону и положил баранины. Отдельно поставил блюдо с лепёшками. Баранина таяла во рту, даже жевать было не обязательно, но не хватало перца. Рыков предложил выпить водки, и хан не отказался. По первой выпили за нового Государя. К удивлению офицеров, хан уже был осведомлен о смерти Павла и восшествии на престол Александра. Потом выпили ещё, за Россию, за армию. Шуршика раб угостил бараньей селезёнкой.
«Вот это деликатес! Сроду такой вкуснятины не ел!» – восхитился кот.
Он ел, ел и ел, пока не съел всё. Пришлось поднатужиться: селезёнка была фунта в два весом! Но, как говорится, лопнем, но честь боярскую не посрамим! Хозяин тоже насыщался от души, несмотря на Великий Пост: странствующим и путешествующим пост разрешён. Тем более – воинам в походе.
Затем опять принесли кумыс.
– Сколько коней и верблюдов вам потребно? – открыл переговоры хан.
– Коней полсотни, а верблюдов сорок. Только, с твоего позволения, выбирать сами будем.
– Ну, разумеется! Как вы, русские, говорите: свой глазок – смотрок. Только сразу предупреждаю: монетами одна цена, ассигнациями другая, а векселями – третья. Когда ещё те векселя в городе на деньги поменять удастся.
– Мы монетами платим.
Хан легко вскочил, как будто не съел только что едва не четверть барана.
– Поехали товар смотреть!
Шуршик, раздувшийся, как шар и прилегший в сторонке переваривать, отнёсся к идее ехать куда-то с неодобрением. Но делать нечего: не отпускать же хозяина одного. Кряхтя, он с усилием запрыгнул на круп Мурзы.
Выбирать коней взяли старшего урядника Егорова, лучшего знатока в отряде, хотя и сами в конях разбирались прекрасно. А выбирать верблюдов позвали Антипа, ибо раньше сих животных видели лишь издалека. К вечеру кони были отобраны. Верблюдов отложили на завтра, ибо до них нужно было ехать часа три или четыре. Усевшись у очага, принялись торговаться. Говорил, в основном, Жомов, а офицеры только поддакивали. Хан тоже помалкивал, предоставив вести переговоры старшему табунщику Адучи. Тот предложил торговаться за каждого коня индивидуально. Жомов заявил, что это слишком долго.
– Разом за всю полусотню договоримся!
– Что ты, как можно! – ужаснулся Адучи, – Кони же все разные, двух одинаковых не бывает! Значит, и цена у каждого своя!
– Да, ежели мы по одному… уйма времени уйдёт!
Адучи покосился на хана и веско изрёк:
– Когда Аллах творил время, он создал его достаточное количество!
– Я понимаю, но хотелось бы до зимы управиться… Да, один дороже, а другой дешевле. А давай по среднему цену выведем?
Понятие усреднения пришлось долго растолковывать, ибо кочевник в математике был не силён.
– Так какая же ваша цена за всю полусотню будет? Ежели считать, что большинство коней лучше, чем наши, что уже под седлом? – пошёл на хитрость Жомов.
– Ну… как отдать… – задумался табунщик, – Скажем, по две сотни за штуку… Десять тысяч рублей!
– Милый, выпей кумысу, что ли… Остынь, короче! На ярмарке мы полсотни коняг за две тысячи купим! Вот, вы, Ваше Благородие, сколь за своего Мурзу платили?
Михаил купил коня за пятьсот рублей, но соврал, что за сотню.
– Вот, слыхал? За сотню! А это лучший конь во всём отряде! Остальные – по тридцать, по сорок рубликов!
– За такого скакуна всего сотню платил? – удивился хан, – Вот тебе триста, есаул, и он мой!
«Как бы выкрутиться?»
– Не могу, – покачал головой Михаил, – Мы с ним сдружились.
И строго добавил:
– А друзей не продают!
Хан ухмыльнулся.
Торговались до глубокой ночи, сошлись на четырёх тысячах. Михаил, рассчитывавший на три, с досадой признал, что переплатил. Зато назавтра верблюдов удалось купить дёшево! На треть дешевле ярмарочной цены, всего за четыреста рублей. Таким образом, удалось уложиться в бюджет, и Антипу была выдана премия: десять целковых и два штофа водки.
Шуршику верблюды не понравились: от них скверно пахло, а ещё они плевались. Один даже попал в Шуршика, когда тот подошёл поближе познакомиться. Полдня пришлось вылизываться! Опять же, горбы какие-то подозрительные. И запрыгивать, если что, высоковато, и сидеть меж горбов наверняка неудобно. Кони, конечно, тоже не фиалками пахнут, но всё-таки не так мерзко, как верблюды. И не плюются!