На обратном пути собаку тошнило. Дома её положили на диван. Она металась в полудрёме. Судороги отходящего наркоза сменялись периодами забытья.
Хозяйка всё время сидела рядом, тихонько пела и гладила собаку по голове. Казалось, та спала. Но стоило мелодии споткнуться, хозяйка время от времени засыпала, как собака открывала глаза.
– Спи-спи… Прости.
Туман, сплошная пелена.
Мой день опять вблизи окна.
Окна автобуса, работы,
Безделья или же заботы…
Окна из тьмы на светлый двор.
Где нет беды, смешон – забор,
деревья, птицы и кусты…
Прозрачные ручьи чисты.
Пленительно-спокоен плес,
И добрый, лопоухий пес
Моргает влажно у порога,
И отгоняет прочь тревогу.
Меняет жизнь на ломтик неба.
Благодарит за крошку хлеба.
Он, как и я, погибнуть рад
За твой, но только верный взгляд.
Мой мир так просто обмануть,
как псу тому – хвостом вильнуть.
Опустошителен предлог:
"Я полюбил бы, если б смог…"
Какая мелочь – расстоянье
Впитала противостоянье
Чужому искреннему злу
Судеб гордиеву узлу
Я ж полюбила в одночасье.
Такое вот со мной несчастье.
И не могу остановиться.
Душа моя к тебе стремится.
И чье-то частое вниманье,
И редкое непониманье…
Я все отдам за твой "порок":
"Я позабыл бы, если б смог…"
Когда утром хозяйка открыла глаза, то первым делом обнаружила, что собаки на диване нет. На полу лужица крови и дорожка капель, в сторону выхода.
– Ты куда?!
Собака стояла на дрожащих ногах у двери и недвусмысленно давала понять, что ей надо выйти.
– Не ходи никуда, давай тут!
– Нет. Пойдём, выйдем.
– Тут давай, не дури.
– Открой дверь же!– собака стукнулась лбом о дверь.
Делать нечего. Пришлось открывать. И идти, попеременно переставляя одну ногу за другой. Так медленно, чтобы собаке не приходилось догонять. Хозяйке было больно смотреть на это безрассудное перемещение в пространстве. Но, едва оно благополучно подошло к своему логическому завершению, как одному нетрезвому типу вздумалось показать свою несусветную дурость. Ни с того не с сего, размахивая кулаками, влекомый алкогольными парами, он пошёл на хозяйку. То ли не увидел собаку, то ли не посчитал её, бредущую в окровавленных бинтах, серьёзной помехой.
Собака упредила нападение, даже не воспользовавшись зубами. Подпрыгнула и ударила хулигана в нос. Тот взвыл, отпрянул, даже протрезвел слегка и с криками “Помогите, убивают!” побежал прочь.
Вечером, принявшись за перевязку своей защитницы, хозяйка не ожидала увидеть ничего хорошего. И оказалась права. Швы на животе разошлись. Все до единого. С ужасом взирая на то, что должно было быть сокрыто под кожными покровами, хозяйка не знала, как ей быть. А собака? Она спокойно лежала на спине и наслаждалась безраздельным вниманием со стороны любимого человека.
Что ещё надо?! Её жалеют, ею дорожат, о ней заботятся. А пузо… Да, фиг с ним. Ерунда. Зарастёт. Как на собаке.
В этой собаке было много не совсем обычных качеств. К примеру, она никогда не унижала себя лаем. Любила дворняг. Не подпускала их к себе, держала на расстоянии, но с удовольствием наблюдала, когда хозяйка кормила этих бедолаг, приговаривая:
– Понимаешь, у них ни мамы, не папы. Кто угостит их вкусным? Кто проведёт рукой ласково от носа к ушам? В лучшем случае не пнут…
Собака была согласна с хозяйкой и спокойно наблюдала, как та беседует с соплеменниками. Она не ревновала её и к тем, кто время от времени жил с ними вместе дома: к крысам, рыбкам, котам. Принимая их присутствие в доме, распространяла своё покровительство и на них. Расстраивалась, когда кто-то исчезал. Чувствовала свою вину в этом, хотя её не было. Да и быть не могло.
Неумолимое время умилялось такому положению вещей и старалось обходить стороной дом, в котором жила эта необыкновенная собака. Но не посещать его вовсе, оно права не имело. И собака стала стареть. Серебряная щетина не портила её образ. Но крупное статное некогда тело стаяло довольно скоро. Как новогодняя фигурная свеча, в одну ночь. Или в один год.