Оценить:
 Рейтинг: 0

От руки, как от сердца…

Год написания книги
2023
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 17 >>
На страницу:
5 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– …примеры номер… и две задачи… – Диктую я для тех, кто согнулся над дневником. Звонок с урока трещит, как точилка для карандашей, а через двери, распахнутые нетерпеливыми, дотошными учениками, врывается густой липкий запах жжёной пластмассы.

– Дымовуха! – Кричат из коридора, в ожидании паники или брани, но я совершенно спокоен. Беру с кафедры графин с водой и иду залить чадящую урну, затем подхожу к окну и распахиваю его, дабы от дыма не разболелась голова.

Шустрый школьник с прилипшей ко лбу чёлкой забегает на урок последним, будто бы в тронувшийся с места трамвай.

– Можно?! – С вызовом вопрошает он у меня, как у кондуктора.

– Ты до конечной или только на одну остановку? – Интересуюсь я не без иронии.

Парнишка шаловлив, но неглуп, несомненно начитан, и находит, что сказать в ответ. Одноклассники смеются, я разрешаю ученику сесть за парту, и когда он проходит мимо моей кафедры, тихо шепчу:

– Пластиковая линейка подходит для уроков геометрии, а дымовуха из неё посредственная, поверь.

Парнишка вскидывает на меня удивлённые глаза, но я невозмутим. Пусть думает, что ему послышалось.

…Я хорошо помню Глинково – деревню, что находилась прямо напротив нашего военного городка, по воскресеньям это место источало рыночный, праздничный звон колоколов, а в прочее время оттуда сливали в речку краски и реактивы. В часовне размещался склад химических войск, а потому жители деревни ходили купаться и стирать немного выше по течению. В той же самой часовне хранились плёнки от кинофильмов, о чём я узнал от Серёжки Исаакова и Сашки Сухова, моих закадычных дружков. Ну и подбили они однажды – залезть в подпол часовни, проверить, правда ли это.

Отерев со щёк паутину, в подвальном сумраке, при свете трофейного фонаря, зажатого в Сашкиной чумазой руке, разглядев на полу круглую жестяную банку, мы узнали её. Такую же приносили иногда в кабинет химии, ибо там был экран и маленький трескучий киноаппарат, которым крутили научные фильмы, озвученные противным, резиновым голосом. На уроке биологии мы портили стянутую у матери луковицу и капали на неё йодом, чтобы полюбоваться клеточным ядром, а потом за тем же самым наблюдали на экране. Но, признаться, мы больше принюхивались к запаху горячей киноплёнки, чем следили за происходящим у доски. Потому-то неудивительно, что открыв жестянку, мы замерли от одного лишь вида эдакого немыслимого сокровища, обладателем которого стали.

До того дня, дабы раздобыть горючее для дымовухи, мы караулили ночные стрельбы, и наблюдая за ними из-за забора, надеялись, что ветер подует в нашу сторону, и мы найдём парашютик белой осветительной ракеты.

А ещё прежде, я таскал фотоплёнку из семейного архива, ну, – пока отец не застукал, конечно. На обрывки плёнки мы с мальчишками обменивали даже гильзы! Да что там говорить, – мы спички-то не могли добыть так, запросто, а уж плёнку и подавно.

Сама дымовуха – это вам не просто обёрнутая газетой и обмотанная нитками трубочка. Плёнка предварительно проверялась нами «на горючесть и дымучесть». Да и кидать надо было не абы куда! Верхнюю часть требовалось поджечь, затушить и бросить туда, где обыкновенно прогуливаются девчонки, чтобы прослушать их смешной визг, чем обратить на себя особое внимание.

Но обычно-то у нас была плёнка в двадцать четыре или тридцать шесть кадров, а тут.... километры! Богатство! Золотой прииск, не иначе!

Начали отматывать, сколько смогли рассовали по карманам, остальное решили спрятать дома у Серёжки Исаакова, под лестницей, подле бочки с капустой. Сашка Сухов, которому хотелось, чтобы плёнку хранили в его подвале, сокрушался, что тот забит всяким домашним барахлом, по причине ремонта в квартире:

– Самое страшное дело – этот ремонт! – Яростно картавил Сашка, а на вопрос почему, охотно отвечал, – Родители злые, ругаются, комната пропахла краской и скипидаром, и это никак не закончится.

Наконец пристроив основную часть находки, мы раздобыли газет, состряпали несколько дымовух, но пока провозились со всем этим делом, наступили сумерки и кого-то из нас позвали домой ужинать, так что мы решили ещё разок запустить одну, напоследок, и уж тогда – по домам.

Недолго раздумывая или, скорее, не думая вовсе, Серёжка наспех скрутил дымовуху размером с четвертинку водки, зажёг её и с нею в руке побежал по дороге. Заметив, как сносимое ветром облако дыма неотвратимо надвигается на наш военный городок, я закричал: «Дурак что ты делаешь!!!», но было уже поздно, дым… дымище! – заметили командиры.

Надо ли говорить, как боялись за нас, послевоенных мальчишек: чтобы не покалечились, не подорвались ни на чём.

Потом, неделей позже, когда почти перестали болеть ушибленные ремнём места, я нашёл у себя в кармане обрывок той плёнки, и рассмотрел на свет. Это была «Сказка о Мальчише-Кибальчише», новый цветной мультфильм, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года.

Всё будет хорошо…

Пречистенка. Всего-то чуть поболе версты[12 - 1 км 130 метров], а какова… Сюда доносят вечно простуженный свой хохот чайки, в эту же сторону сносит и прозрачное облачко колокольного звона, что больше из прошлого, чем из настоящего, с той самой дороги в Новодевичий монастырь[13 - в XVI веке будущая Пречистенка была частью дороги из Кремля в Новодевичий монастырь, в те времена улица называлась Чертольская].

Мне нравится плутать по Пречистенке и её дворам, обходить каждый дом, представляя, что будто не я брожу вокруг, а они стоят в очереди ко мне и крутятся, показывая, как хороши. И эдак-то не в любой час, но особенно по утрам, когда всякий дом или прохожий, улыбчив спросонья и приветливо желает тебе доброго дня.

Впрочем, рассвет, вероятно, невероятно приятен в любом месте земли. Заметен ли он, либо происходит тайно, под плотным, не пропускающем света пологом облаков, он всё одно придаёт жизни перцу, и от грядущего ожидаешь уюта и новизны, в одно время, что странным образом мирятся с соседством друг друга.

Особенно славно в такую пору зябнуть на морском берегу, за считанные мгновения до восхода солнца. Только тогда, светлые воды холодных морей подобны тонким чашам, сквозь которые видна неспешная суета морских звёзд, а в тёплых же, под аплодисменты водорослей, – как жонглируют пузырьками воздуха рапаны.

Волны морей, те, что по велению и тяготения к ним луны, завораживают многократно. Очарование их бесконечного обновления, в его убаюкивающем душу свойстве тешить собой надежду, как игру разума:

– Всё… будет… хорошо… – Шепчут они на ухо любому, а кажется, слышно то одному тебе.

И ведь полагаешься. Веришь на слово! А после твердишь себе то же самое, да выходить – как-то не так…

– Всё. Будет. Хорошо?

Капли дождя…

Капли дождя на ветке или склонённом к земле стволе представляются сделанными из перламутра, выпуклыми заметно клавишами флейты, старшей дочке свирели. Так вот, оказывается, чем разговаривает во сне лес. Не в своём, а в нашем!

Сам по себе он не спит, быть в яви теперь – для него дело чести, особливо после зимнего бесчувствия, когда всё происходит как бы не с тобой.       Днём лес не так сговорчив, скрипят стволы, будто бы расстроенные разлаженностью игры оркестранты.

Округа лишь на первый взгляд ведёт себя, ровно каботинка. Её неудержимое стремление блистать, не имеет никакого отношения к внешнему лоску, к тому, чтобы поразить собой, но, противу обыкновения, обращается любое её поползновение в искусство и притягивает внимание продуманностью и глубиной. А простота с утончённостью столь натурально сочетаются в ней, ибо – натура такова.

Но лишь следуя её порывам, подражая, сколь возможно сердечно, можно удержаться в пределах неповторимости, в которой, самой по себе, нет ничего дурного, ибо говорено уже не раз про то, что «на свете всё на всё похоже…[14 - Ищите истину в себе! [Текст] : [стихи] / Иоланта Сержантова. – Воронеж : Научная книга (НК), 2016. – 124, [1] с.; 14 см.; ISBN 978-5-4446-0773-2, стр 62]»

Куски льда возлежат с краю дороги, как выловленная только что скумбрия на прилавке; ломти гранита, смазанные белым, будто перестоявшим в холоде маслом; сугроб, что свисает из окна, спускаясь по прислоненной к стеклу ветке, словно выпростанная сквозняком тюль… Кто с кого примером? Чей за которым пригляд? Да всяк по-своему, друг за дружкой.

Мокрый гранит сверкает рыбьей чешуей слюды.

Кувиклами[15 - кувиклы, кугиклы – несколько не соединённых в одно целое полых трубочек из тростника или полых стеблей зонтичных растений – старинная многоствольная флейта жителей Белгородской, Курской, Тверской, Калужской областей и Смоленщины] из земли – сухие, полые стебли болиголова. Ветер играет на них тихонько. Ему не страшно, он не Сократ[16 - был отравлен соком болиголова], и в стократ жив дольше.

А на ветках – капли дождя…

В иные времена

В иные времена даже невинный утренний туман пахнет порохом и мнится дымом. Так уж устроено, что не умеет порядочный человек быть вполне счастлив, ежели кому-то нехорошо, а он, пусть и не знает про то наверняка, но подозревает, догадывается или был некогда упреждён. Не напрямик, быть может, мимоходом, как бы промежду строк поздравительного, с Днём Ангела, письма.

Своеволие человечества, в самом деле, не в праве выбрать меньшее зло, выгадывая себе сиюминутный прок, но в умении добыть как можно бОльшую пользу, и не для себя одного, а для всех, ибо только уверенно утвердившееся на ногах добро может быть источником последующей общей бытности.

– Нет, ну ты представляешь, косули-то, мать и дочка, все мои яблони до корня сгрызли. Грушу, ту не тронули, у неё веточки обросли колючками, одичала уже.

– Да, вроде, мало было зимой-то снега…

– Так они это в июле!

– Летом?!

– Ну, а я про что! Чем только яблоньки те не отливала, всё бестолку, погибли. Убила бы этих негодниц.

– А чего ж не убила?

– Да что я, зверь какой, что ли?!

Тут же неподалёку, за поленницей, лёжа в уютном гнёздышке из сена и листвы, к разговору прислушивались те самые косули, которых только что упрекнули в непотребстве. В такт словам они прядали ушами, а со стороны казалось, что лесные козочки делают это не из осторожности, но потому как им смешно. Косули вполне изучили повадки местного люда, приноровились к ним, и от того-то некоторым казалось, что лес населён с избытком, а другим, что глубокая чаша чащи пустынна и лишёна зримой жизни.

Но вот именно к этому двору косули, что называется, прибились. Со временем они распробовали, какова на вкус собачья каша и облаивали в сумерках лиса, который тоже приноровился добавлять себе к ужину тёпленького из широкой алюминиевой миски.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 17 >>
На страницу:
5 из 17