Лиза

– Ну, это ещё даже не начало. А вокруг Кремля ты ходила, бродила по Китай-городу, в сквере у храма Христа Спасителя сидела, гуляла по бульварному кольцу? А в музеях: Третьяковке, Изобразительных искусств, в Останкино, Кусково, в Шереметьевке? А в парках: Измайловском, Сокольниках, Парке Культуры? Ходить тебе не переходить…

– Что же мне одной ходить?

– Почему одной? А я для чего. Назначь удобное для тебя время, и я к твоим услугам, благо у меня сейчас никакой работы нет.

– Тогда вот что, приходи завтра вечером. Я попрошу маму или младшую сестру посмотреть за детьми. С удовольствием поброжу с тобой по Москве.

– Договорились! – протянул я руку Лизе.

Лиза крепко пожала мне руку и удивлённо сказала:

– Какая у тебя маленькая рука.

– Портновская, – засмеялся я. – Только вот никак не научусь иголку держать в руках. Если у меня отлетает пуговица или отрывается вешалка, для меня это настоящая трагедия. А наперсток и вообще приводит меня в ужас. До сих пор не знаю, на какой палец он надевается. До завтра!

V

Вечером следующего дня мы с Лизой долго бродили по Москве. Когда мы подошли к храму Христа Спасителя, Лиза взмолилась:

– Иосиф, я страшно устала.

– Здесь, в сквере, мы посидим и отдохнём, – сказал я.

Был тихий, тёплый апрельский вечер. Река сильно разлилась. Вода почти вплотную подошла к зданиям противоположного берега, освещённые окна которых отражались в Москва-реке. Создавалось какое-то и реальное, и фантастическое впечатление. Там, где мы сидели, была Москва, с её знакомыми силуэтами Кремля и храма Христа Спасителя, напротив – что-то напоминающее Венецию, какой представлялась она в нашем воображении. Всё было необычно и красиво. Мы долго молча любовались открывшимся видом.

Большая вода давала себя чувствовать веющим холодком.

– Знаешь, Иосиф, я продрогла, – призналась Лиза.

Я обнял её и прижал к себе. Лиза порывисто отстранилась.

– Не надо! Я рассержусь!

– Что ты, Лиза? За что? Я без всякого злого умысла, просто немного согреть тебя… Если бы на мне был пиджак, я охотно бы уступил его тебе, но на мне толстовка… – и снова сделал попытку привлечь её к себе.

– Не надо! Это нехорошо!

– Да что же нехорошо? Не понимаю! Если бы рядом сидел твой брат, он сделал бы то же. Тебе и в голову не пришло бы сомневаться, что это вполне естественно. Ты же мне сестрёнка, да ещё самая любимая… Уж не принимаешь ли ты меня за кавалера? Я тебе честно признаюсь, если бы вместо тебя сидела здесь нравящаяся мне девушка, я на это вот так сразу не решился бы.

– Не надо, – опять повторила Лиза.

– Тогда пойдём! Ты простудишься. Я тоже, кажется, продрог.

– Но я так устала…

– Раз так, то подчиняйся! – Я крепко прижал её спину к своей груди.

Лиза покорилась.

Странное дело, как только я ощутил её прижавшееся тело, я почувствовал, что обнимаю не только сестру, но и желанную женщину. Спустя некоторое время я тихо спросил:

– Ну что, Лиза, так теплее?

– Теплей, – смущённо отвернув голову, проговорила Лиза.

– И мне тоже! Отдохнешь немного, и я тебя провожу.

Мы опять недолго помолчали.

– Скажи, Лиза, почему ты так рано вышла замуж?

– Мне было восемнадцать лет, а в Америке выход замуж в этом возрасте ранним браком не считается.

– Считается или не считается, но всё же это ранний брак, – возразил я. – Наверно, были какие-нибудь причины, сильное чувство или другие не менее важные обстоятельства?

– Нет, особенных причин не было. Всё было очень обыкновенно…

– Как обыкновенно? Выйти замуж, да ещё в таком возрасте, ты считаешь обыкновенным делом? В моем представлении, браку должен предшествовать увлекательный роман, о котором помнишь всю жизнь…

– Так бывает только в романах, в книжках… – рассмеялась Лиза. – В жизни совсем проще.

– Как проще? – недоумевал я. – Расскажи, это очень интересно.

– Всё очень просто. Мы с папой жили не на самостоятельной квартире, а в семье его двоюродного брата. Я кончила школу. На продолжение образования необходимых средств не было. В Америке высшее образование дать своим детям могут лишь состоятельные люди. Мне пришлось поступать работать на швейную фабрику. Девушка, работающая на фабрике, как бы привлекательна она ни была, у нас на блестящую партию, конечно, рассчитывать не может.

У семьи, в которой мы жили, были родственники, семья из трёх человек: муж, жена и единственный сын, молодой человек двадцати трёх лет, самостоятельно зарабатывающий. Он мне тоже приходился дальним родственником, троюродным или четвероюродным братом, как у нас называется, кузеном. Мы с ним были даже однофамильцами. Сэм, так его звали, часто заходил к нам и начал за мной ухаживать. Красивым его, конечно, назвать было нельзя, но он был высокий, немного худощавый и стройный шатен. Это уж кое-что значило. Мне высокие, может быть потому, что я сама небольшая, всегда нравились…

– Значит, с моим ростом у меня не было бы никаких шансов, – не утерпел я вставить.

– Ну тебя! Сэм стал приглашать меня в кино, театры и другие увеселительные места, делал приятные подарки. Видишь, как всё просто получается. Над нами наши родственники сначала дружески подшучивали. Когда мы шли гулять, они посмеивались: «Вон пошли длинная пятница с короткой субботой». На еврейском языке это звучит забавней. Потом обе семьи стали приглядываться к нам внимательнее.

Спустя некоторое время Сэм сделал мне предложение. Я наотрез отказала, мотивируя тем, что я слишком молода и не питаю к нему таких сильных чувств, чтобы выйти за него замуж. Казалось, дело откладывается в долгий ящик. Но ты сам понимаешь, если существуют две близкие семьи и в одной есть молодая девушка, а в другой молодой человек, то все старшие теряют покой. Желание во что бы то ни стало их поженить становится главной заботой.

И вот началась, как у вас здесь говорят, обработка, в которой принял участие и мой папа. Когда узнали, что Сэм сделал мне предложение, а я отказала, тут пошло: о чем я думаю, не надеюсь ли я, что мне сделает предложение сын Рокфеллера или Моргана, что Сэм имеет хорошо оплачиваемую работу, единственный сын у родителей, которые только для него и живут, разве плохо зажить самостоятельной жизнью, ни в чём не нуждаться, вместо того чтобы гнуть горб на фабрике, что Сэм во всех отношениях привлекательный и скромный человек и любая девушка была бы рада до небес, если бы он сделал ей предложение, и прочее и прочее…

Ну, сам понимаешь, на фабрике было работать нелегко, жизнь в чужой семье тоже надоела, перспектива самостоятельной жизни была заманчивой, к тому же я была так молода, и им не понадобилось много усилий, чтобы меня уговорить. Не прошло много времени, и мы поженились…

– Значит, ты не любишь мужа?

– Как не люблю? – отпрянула от меня Лиза. – Мы же с ним живём восемь лет, у нас дети, мы живём очень хорошо. Правда, он у меня немножко тряпка, я его часто тираню, не могу ему забыть, что он так меня добивался… но это уж мой дурной характер.

– И всё же это не любовь, – настаивал я.

– Не знаю, я как-то об этом не думала. Однако проводи меня домой, я отдохнула. Уже поздно, и стало прохладно.

Мы поднялись и быстро пошли. Прощаясь, Лиза сказала:

– Вот и сегодня ты опять ничего о себе не рассказал. Снова говорила я одна, и, кажется, такое, о чём не следовало говорить… меня даже немного мучает совесть.