Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки книга 1. Детство и юность Виктора Анатольевича Дудко

А теперь вернёмся к записям в дневнике.

26./V111 51 г.

В Москве, начиная с 10 и до 1 августа, я жил у Богдановой и регулярно, каждый день посещал консультации в МАИ. Познакомился с девчонкой Аллой Дубровиной (с приборостроительного). Так, с простого начались наши встречи, которые окончились так неудачно вчера.

1 августа сдал математику на 5. 6-го и 9-го сдал письменно и устно русский язык, и литературу на 4. остальные: физику (12), химию (15) и нем. язык (18) сдал на 5. Итак, набрал 2249 очков или 28 баллов из 30.

Я думал, что пройду с общежитием, и спокойно уехал, ожидая получить результаты 23.

20 августа я приехал на свидание к Алле и узнал, что результаты будут известны 21– го августа.

21-го мы съездили в институт и стало известно, что я не принят. (Не прошёл по конкурсу с общежитием!)

Можно было перейти на приборостроительный факультет, но нужна была московская прописка. И я достал справку о том, что буду прописан. 23-го и 24–го, целые дни проводили в приёмной комиссии, намозолили всем глаза, познакомились с ответственным секретарём Моисеевым и, наконец, 24 августа в 9-том часу узнали результаты (с Акуловым). Меня «трясли, трясли (у меня душа в пятки ушла от этой тряски) и, наконец, утрясли».

Теперь 27 приедет отец и мы вместе уладим насчёт квартиры. Пока хватит, остальное после допишу.

30/VIII– 51 г. Здравствуй, дорогой Витёк!

Итак, значит, ты не прошёл по конкурсу, не ожидала этого, что же за оценки были у тебя, что так вышло, всё скрываешь, чего ради, неизвестно.

Давай же, корешок, подумаем вместе, куда тебе податься. Хотя уже 30-е, твоё письмо от 22 пришло только 29, т. е. вчера. Меня это очень удивляет, где оно так долго плавало.

Сходил ли ты к моему отцу, он возможно мог бы что-то сделать, т. к. должен был сходить в управление института в отношении моих документов, которые мне Киргизия не собирается высылать. Нужно испробовать все возможности и пути, только бы попасть, поэтому нужно забыть все свои щекотливые, гордые мысли о воображаемом унижении и драться до конца.

Может быть тебя смогут зачислить хотя бы кандидатом, а там своей учёбой ты сможешь доказать, что можешь быть студентом этого института.

Только не опускай руки, прошу тебя, будь мужественнее, ты должен попасть в этот институт.

Вызвал ли своего папашу, ведь тебе одному трудно всего добиться.

Я до сих пор не могу поверить, что у тебя, имеющего, как ты писал 93,3 % сдачи, мог выйти такой дурацкий провал. Как это случилось, объясни?

Я этого требую, как друг твой. Кто тебе мешал, опять я или мои письма, или, наоборот, моё молчание? Ты должен мне ответить на эти вопросы, т. к. из-за этого я считаю, что во всём виновата только я.

На моей грешной душе уже целых 3 преступления: из-за меня ты не получил золотую медаль, из-за меня ты заболел, и наконец, ещё не прошёл по конкурсу.

Да, я считаю только себя виновной во всём. Я ненавижу себя, презираю, я погубила тебя, ты должен отомстить. Совесть мучает меня, и так мне и нужно. Мне стыдно спать, разговаривать, смеяться, я не имею на это права. И я молчу, и буду теперь всегда молчать. Прошу тебя, постарайся разглядеть среди этих строк, мою душу, мои строгие глаза и жёсткую правду в них.

Признаю, честно признаю себя виновной во всём, кроме того, что ты подозреваешь меня – в измене тебе. Ты не веришь мне, здесь я бессильна.

Только знаешь ли ты, что это очень тяжело и обидно, когда на тебя падает совершенно неправильное подозрение. Но я молчу. К чему писать опять об этом. Об этом тебе уже написано, бессвязно, непонятно и (для тебя смешно), ведь какая-то Шурка пытается доказать, но нет: я ещё докажу или я буду чёрт знает кем.

Я была слишком счастлива с тобой, чтобы не заплатить за это счастье тебе. Если ты действительно болен, то должен немедленно обратиться к врачу и вылечиться до того дня, когда я приеду к тебе, с тем, чтобы окончательно стать твоей и иметь от тебя ребёнка. Я уже взрослая и могу иметь его, мне никто не запретит это! Только этим я смогу доказать, что по-прежнему твоя, и ни время, ни расстояние не заставят меня забыть тебя.

Ты скажешь, что – наверное, я больна. Если это так, то я тоже не постыжусь сходить к врачу, хотя для меня это будет означать позор. Пусть 1000 раз позор, только лишь бы ты был здоров! Это для меня дороже всего. Вика, ты должен стать здоровым, ради нашего будущего ребёнка.

Мать придралась, что я так долго сижу за письмом. Ей, видите ли, нужно знать всё и сейчас.

Так и расскажу, до каких пор я должна подчиниться этому.?. Надоело. Кричит, что я сгубила тебя письмами, хотя я не умею писать, поэтому ты не прошёл в институт. Скажи же мне открыто, прямо – она права, да? Тогда я не буду писать тебе. Винька, мой Винька, прости же свою Шурку. Много ошибок она сделала и с повинной головой идёт к тебе. Труден её путь, очень труден сейчас. Дай же мне разделить с тобой твою неудачу…

Сегодня 30-е, ещё день и нужно идти в институт. 1-го числа все пойдут учиться, а я буду ещё сидеть дома, и кто знает, когда пойду в институт.

Пока переедем в Астрахань.

Эх, жизнь проклятая. Я становлюсь затравленным зверем. Видишь, родной мой, я полностью разделяю твою судьбу. Есть ли время мне думать о каком-то русом, которого нет, и никогда не будет у меня даже на уме. Успокойся же мой маленький, уже не те годы у меня, чтобы изменять, да и зачем, когда есть ты, который любит меня. А больше мне и, истинно, ничего не нужно.

Хочешь, чижик, я буду тебе давать во всём отчёт: что я делала, куда ходила. Так знай и сейчас: вчера меня твоё письмо довело до «прекрасной» жизни: всю ночь не спала, не могла, прости, так что часа 2 спала, сегодня стирала, готовилась в дорогу, потом валялась на кровати, закрыв глаза, и думала всё время о тебе.

За те 2 часа сна увидела тебя во сне, как будто ты зовёшь меня, но как-то странно не Шура или Шурочка, а Шурчик, а мать и Люся не пускают меня к тебе, бояться почему-то.

Но я с силой рванулась и крепко прижалась к твоей широкой родной груди, а ты нежно погладил меня по голове и спрашиваешь: – "чего ты так испугалась, всё будет хорошо, вот смотри у меня уже на руках приказ ректора МАИ о моём зачислении, а ты боишься".

(((мистика какая-то!!! Этого она на могла знать!)))

Тогда я взяла твоё лицо в руки и, вдруг, увидела, что ты такой худой, измученный весь и твои волосы все разлохматились, а, когда я хотела их поправить, то ты отстранил мои руки и сказал: "не нужно, мне больно, видишь вся моя голова покрыта ранами, это от болезни…". И я проснулась, но ещё была с тобой, обнимала тебя, но уже знала, что никогда больше тебя не увижу…

Виктор, пойми же, что люблю только тебя… Я не могу поверить, что больше не увижу тебя, что всё… Нет…

Я сойду с ума от всего этого… Ругай, матери, бей ногами, плюй, мне всё равно, Разве я заслужила этого? Нет, я не должна ставить это на первый план, я должна подбодрить тебя, ведь тебе трудно, чижик чёрненький, всё моё горе «ничто» в сравнении с твоим. Держись, держись, говорю, любыми средствами, может быть можно в Куйбышев перевестись? Ты не узнавал, или в другой институт в Москве.

Ну, пока, Витюша!

Если ты ничего не имеешь против, то я буду писать тебе через 2 дня регулярно, может быть не так много, но всё же, хорошо?

Хочу дать тебе новый адрес: г. Астрахань Трусово Автосовхозтрест ул. Комсомольская № 8. БАС(у). Домашнего пока не знаю. Да, почему у тебя стала Москва 82, вместо Москва 81 как раньше?

– твоя Сашка. 30.8.51 г. 11 вечера.

Спокойной ночи, Витёк!

И ещё одно письмо от Шурочки… Оно ею было написано в каком-то порыве стресса пополам с истерикой. В нескольких местах ножницами были вырезаны кусочки страниц или – строчек.

Сколько боли было в этом письме.

А ведь последнее время я где-то осознал, что уезжая, мы больше с ней не увидимся. И заранее готовил её к этому. Нарочно придумал, что чем-то заболел, а ей сказал, что – заразился от неё. У неё действительно было ослабленное здоровье. Она часто простужалась и покашливала…

Здравствуй, Винька!

Сходи к отцу, он в Москве, может быть в чём-нибудь поможет тебе в отношении института. Остановился он на Арбате.

Винька, что ты не веришь мне, кто, кто тебе сказал, что я не любила и не люблю тебя, ах ты, боже, не могу выразить всё словами. Это неправда, я не могу слышать этого.

Это ложь, что ты забыт, я дала себе слово, что никогда я даже не подумаю о другом, пусть я буду всю жизнь одна, но верна моей первой и последней любви.

Пусть я не дождусь тебя, ты забудешь, что тебя ждёт твоя Шурочка, но поверь, она будет всегда тебя ждать.

Я не писала тебе эти 4 дня и не давала телеграммы, потому что ждала вот – вот приедет отец и возьмёт меня с собой в Москву…