Под веткой сирени

Я поблагодарила маму за ужин и со спокойной совестью и чувством выполненного долга на сегодня поковыляла по лестнице в свою берлогу. От усталости это расстояние от кухни до комнаты показалось мне вечностью. Перед тем, как уйти в ванну, чтобы смыть с лица косметику вместе с усталостью этого дня, я скинула всю одежду на кресло и надела любимую растянутую чёрную футболку до колен. Встав у раковины, опёрлась на неё руками с обеих сторон и осмотрела своё изнурённое лицо через заляпанное зеркало.

М-да, без слёз не взглянешь. От изящно нарисованных утром стрелок не осталось и следа, коричневые тени практически полностью забились в складки век и напоминали грязь, а про тональный крем я вообще молчу. Всё-таки в теплую погоду стоит краситься полегче. Будь у меня карие глаза, я бы не стала сейчас использовать ни тушь, ни тени, но серые всё-таки в этом нуждаются, если хочешь сделать взгляд глубоким и выразительным. Перебрав бутылочки с многоступенчатыми уходовыми средствами, я задалась извечным вопросом, вот почему парням не нужно ничего этого делать? Они могут просто завалиться спать, не думая о своей коже.

Погасив свет, я с разбега плюхнулась животом на кровать, раскинув руки и ноги. Я схватила подушку, пододвинув к себе поближе, и громко, со звуком мычащего маньяка, простонала в неё, передав ей все накопленные за последние дни эмоции. Моё тело свернулось калачиком и не могло уснуть, постоянно ворочаясь. Совсем скоро моя жизнь изменится, и я прокручивала в голове первые дни после приезда снова и снова. Меня впервые охватывал такой мандраж.

Я не знала, как меня примут одногруппники, смогу ли влиться в их атмосферу. Я никогда не была аутсайдером, легко могла завести разговор, но волнение всё равно окутывало сверху донизу. Новое место и люди – это всегда тревожит. Еще и неопределенность насчёт жилья. Трудно решить, заселиться в общежитии или остаться в новом доме. В общаге меня могут ждать шальные студенческие дни, ведь то и дело слышу дурацкие истории от тех, кто там проживает. Тихий смешок полетел в подушку от воспоминаний о них.

У Тони, друга Эвелин, как-то раз на этаже прорвало трубы в туалете. Это произошло глубокой ночью, и поэтому происшествие было замечено не сразу, а лишь спустя пару часов. Студенты очухались, только когда запах канализации прошелся по всем комнатам, а коридоры по щиколотку плавали в фекалиях. Смешно и невыносимо мерзко одновременно. Отмывать пришлось всей общагой, а запах держался еще около двух месяцев.

Или вспомнить ту же Кристен, мою бывшую одноклассницу. После школы она уехала в колледж в Сан-Моне, при котором находилось женское общежитие. Там в принципе обучались только девушки, парней не было. Водить их к себе запрещалось, но девчонки всегда находили способы это сделать.

И вот однажды парень Кристен, Уолтер, довольно щуплый молодой человек, о тренажёрном зале знавший только из рассказов друзей и знакомых, решил забраться к ней через окно. Он подставил лестницу и по карнизу намеревался добраться дальше. Всего нужно было преодолеть метров пять вверх, а потом еще около полутора метров вправо, чтобы добраться до окна Кристен. Делать это вскоре после проливного дождя было совершенно неудачной идеей, поэтому только лишь он поднялся по лестнице и зацепился ногой о выступающий кирпич, лестница со скрежетом повалилась вниз. Бедняга Уолтер еще пару минут пытался держаться, но вскоре кубарем навернулся прямо в кусты, сломав себе копчик. Так он пролежал почти пять часов, поскольку изнутри его, похоже, никто не услышал. Саму Кристен он не предупредил заранее, а после падения первое время Уолтер не мог и слова произнести. Месяц или два ему пришлось восстанавливаться в больнице.

Хоть мне и не очень хочется подобных печальных историй, я всё же больше склоняюсь к общежитию. Самое важное и главное было то, что мне удалось найти университет. И вот после обмусоливания всех этих мыслей я, наконец, смогла уснуть.

5

В раннюю рань я услышала шорох за дверью. Это папа поднимался ко мне в комнату.

– Э-э-э-э-эн! – бодро крикнул он, шумно стуча ботинками по ступенькам.

Я еле разлепила свои глаза, потёрла их руками и, прислушавшись, убедилась в том, что меня действительно кто-то звал. Раздался короткий стук в дверь.

– Я войду? – вежливо спросил отец.

– Да, конечно, – зевая, я привстала, встав на локти, и направила взгляд в сторону дверного проёма в ожидании, пока папа зайдёт.

Дверь открылась, и я увидела, что он принёс мне кружку с чем-то вкусным и дымящимся, а на блюдце рядом лежало несколько кусочков овсяного печенья, которое я всегда ем по утрам.

– Просыпайся, соня, – он сел с краю дивана, – я принес тебе завтрак. Какао будешь?

Идеально выглаженная белая рубашка, брюки с ровной стрелкой посередине. Папа всегда просыпался очень рано, чтобы хорошо одеться и уложить свою густую копну тёмных волос. Обычно в шесть часов он уже на ногах.

– Спасибо, конечно, – сказала я с прищуренным глазом, – но будить-то зачем? Я поздно заснула и думала поспать часов до десяти минимум.

– А, да просто вспомнил, как радовалась завтракам в постель твоя сестра, и решил, что тебе, наверно, тоже понравилось бы. Все-таки последний день здесь, надо завершить его на хорошей ноте, – сказал папа, немного неловко похлопав меня по плечу в надежде сгладить моё утреннее возмущение.

Интересно. А что же, если бы не Эвелин, он бы не захотел сделать то же самое для меня? Неприятное ощущение того, что я лишняя в этом доме. Оно возникло много лет назад, периодически возвращаясь вновь.

Я поблагодарила отца, и он отправился с мамой за продуктами в дорогу. У меня же было несколько часов на сборы. Вскоре все мои вещи уже были упакованы и лежали в коробках в грузовике, который отец заказал для их транспортировки до Пенбрука, а мы втроём собрались за столом, чтобы пообедать.

– Скотт, а ты уже заправил машину? – поинтересовалась мама, нарезая нам свежий хлеб от миссис Роуз.

С грузовиком мы отправили большую часть наших вещей, а сами поедем на семейной легковушке.

– Топлива в баке хватит километров на триста, может чуть больше. Остановимся по пути. Сколько там? Чуть больше тысячи километров? Нормально, – ответил папа выглядывая из-за огромной утренней газеты.

До Пенбрука придётся ехать около тринадцати часов по лесной и местами пустынной дороге. И это при условии хорошей погоды. Я с нетерпением предвкушаю еду в придорожных забегаловках, которые нам встретятся. Там она всегда вкуснее, чем в городе.

– Пап, а мы будем останавливаться в отеле пока едем? – спросила я, цепляя из тарелки листья салата с маминого огорода.

– Ночью ехать не будем, поэтому переждём ночь где-нибудь в отеле.

– Главное найти приличный, – поморщившись, добавила мама. Чистота и опрятность у нее всегда были на первом месте. Абы где она спать не станет.

Затем он встал, поцеловал маму в щеку и направился в гараж проверять шины и наличие запаски на всякий случай, а я принялась мыть посуду. За окном бегали соседские детишки, кто-то катался на самокатах. Юные воспоминания вновь всплыли в голове. Мы с Эвелин постоянно ребячились и дрались за последнюю дольку шоколадки во время прогулок. Повзрослев, мы, конечно, уже не дрались, но часто ругались из-за того, что я утаскивала её украшения, чтобы похвастаться красивой безделушкой перед Лу.

Меня вдруг осенило, и я отпрянула от мойки, застыв на пару секунд.

– Боже! Украшения! – взвизгнула я и рванула в свою комнату.

Впопыхах я поднялась по лестнице и ворвалась к себе, чтобы достать из тумбочки важную вещь. Я совсем забыла про неё… настолько эта вещь была небольшой, что забилась практически к стенке.

Когда год назад Эвелин приезжала домой, она в очередной раз поссорилась со своим психованным парнем и после телефонного разговора с ним швырнула в мусорку их парный браслет. Мне было жалко эту плетёную лавандовую безделушку, и в итоге незаметно выудила её и спрятала к себе в тумбочку. Эвелин её купила во время поездки в Тайланд для учебной практики в Бангкокском университете, в который сестру направили трудиться лаборантом как лучшую студентку в группе. Её знания в химии всегда поражали меня и оказались полезными в разборе состава косметики, когда мы сидели и ковырялись в баночках, сидя на ковре в её комнате. С тех пор я знаю, что нужно покупать, а чего лучше оставить на полке магазина.

Я легла поперёк кровати и перевернулась на спину, с интересом вертя в руках её браслет. Эвелин всегда любила лавандовый оттенок, да и мне он кажется интересным. Симпатичная вещица… Интересно, где сейчас второй браслет?

При мыслях об Эвелин и ее парне в голове непроизвольно пронеслись её всхлипывания в телефонную трубку, и мои глаза вмиг стали влажными. Практически каждый вечер моё сердце разрывалось на миллион кусочков от жутких рассказов. Как жаль, что меня не было рядом, чтобы я могла поддержать её, тепло обнять. Может быть, тогда не случилось бы то, что случилось.

Сестра всегда говорила, что если с ней что-то случится, то значит, это сделал её парень. Я нещадно потёрла глаза, чтобы отогнать с них подступившие слезы. К сожалению, прошлого не вернуть. Полицейское заключение не подтвердило насильственную смерть.

Эвелин никогда не называла имя своего молодого человека. Просто говорила «мой парень» или «мой мужчина». Видимо не хотела, чтобы мы его искали в социальных сетях. Нас серьёзно контролировали, и маме нужно было знать всё на свете, поэтому Эвелин не любила делиться с ней подробностями личной жизни, а мне было противно от одной мысли о нём. Столько боли он причинил, хоть и был настоящим джентльменом в начале отношений. По крайней мере, так было со слов сестры. Я не знала и не видела его.

Сестра встретила его на первом курсе университета. Спустя несколько месяцев отношений они начали часто ссориться, она постоянно плакала, звонила, рассказывая мне не самые приятные вещи. В упакованных коробках с вещами лежит её личный дневник, в котором записано много таких историй. Я не смогла прочесть всё. Меня хватило лишь на то, чтобы остановиться глазами на нескольких страницах, прочитав которые у меня по всему телу шли мурашки. Так, всё, не хочу об этом думать.

Чтобы не забыть браслет сестры, я закинула его в свой спортивный рюкзак. Там он будет в сохранности, и частичка Эвелин всегда будет со мной. Моё лицо украсила грустная улыбка, которая всегда настигала меня во время подобных воспоминаний.

6

До отъезда оставались считанные минуты. Мама уже сидела внизу в заведённой машине и слушала новости по радио, а папа закидывал пакеты с продуктами в багажник. По родителям не было заметно, что они волнуются. Похоже, одна я ощущала полнейшую тревогу и тоску. Будущую тоску по этому месту.

Я же в это время блуждала по дому, с печалью осматривая каждый его уголок на прощание. Мы уже отключили электричество, поэтому из освещения в комнатах было только жаркое летнее солнце, выглядывающее из окон и озаряющее своим светом внутреннее пространство. В доме было так же жарко, как и на улице. Несмотря на то, что сейчас был уже вечер, солнце отдавало своё тепло на максимум. Даже мне в майке и шортах из лёгкого хлопка было тяжеловато. Насколько я знаю, в Пенбруке с погодой немного легче, что не может не радовать, ведь прохладу я переношу лучше.

– Дорогая, ну ты где там? – прокричала мама с улицы.

– Сейчас, погодите пару минут, мне нужно кое-что сделать! – выглянув в окно, я крикнула ей в ответ и продолжила свою прощальную прогулку.

Я оттягивала момент, вдыхала родной запах, которым пыталась на максимум заполнить свои лёгкие. Так, чтобы хватило до самого Пенбрука, а, выдохнув, оставить частичку родного города там. Вокруг пахло папиным парфюмом, которым пропитался угол гостиной, старой бумагой от многолетней коллекции книг, берущей начало еще с бабушкиной юности, и неимоверным запахом горшочных растений. Все эти запахи навсегда запечатались в этих стенах, в этой мебели и в этом воздухе. Моя душа была прикована к этому месту, а сердце говорило не уезжать. Тем не менее, решение о переезде мы приняли единогласно.

Закончив свою прогулку, я медленно, как бы всё еще колеблясь, переступила порог дома и еще раз обернулась, улыбкой попрощавшись с этим местом, и двинулась в сторону машины, в которой меня ждали родители.

Я открыла нагретую от солнца пассажирскую дверь и снова затормозила на пару секунд, обвела взглядом всё вокруг, чтобы запечатлеть эту картинку у себя в голове. Привычные глазу соседские дома, голубое и ясное небо, в котором каждое облачко было родное, до боли знакомые лица на улице, занимавшиеся обыденными делами… кто-то выгуливал долгожданную собаку, кто-то стриг газон в попытках сделать себе идеальный двор или шёл с кучей пакетов из магазина, еле волоча покупки. У этих людей жизнь продолжается здесь и будет идти своим чередом. Для них наш отъезд не значит ровным счётом ничего, тогда как для меня это выбор, с ног на голову переворачивающий жизнь.

– Господи, благослови, – услышала я папины слова, сев в машину.

– Господи, благослови, – подхватили мы с мамой, и все пристегнули свои ремни безопасности.

После этих слов машина, наконец, тронулась, и до меня окончательно дошло осознание того, что мы уже едем, и вот-вот начнется новая глава нашей жизни.