If you get me – 12.07.20. Если ты достанешься мне

Когда «стареющий ловелас» вернулся к столу, и собрался поднять свою рюмку, из прохода возникла физиономия недавней его пассии с неизменной улыбкой, кричащей, густо нанесённой помадой губах, с гаденьким выражением утки:

– Не возражаете, – начала она свою просьбу, подняв голову вверх на сидящую компанию внутри кабинки с двух сторон стола из массивного тёмного дерева, заставленного блюдами грузинской кухни с недопитыми бокалами, – если, я с ним потанцую? – прошепелявила якутка своими нарисованными губами, нанесённым выше тонкого контура губ.

– Возражаю, я возражаю, – ответил с брезгливой неприязнью приятель Владимира.

Хотя во взгляде Людмилы читалось откровенное выражение изумления, она предпочла промолчать, наблюдая за развитием дальнейших событий.

«Возможно, такой ответ выглядел не очень корректным, но здравым и вполне уместным, когда одного из компании «занесло не в ту сторону, тем более что вполне естественно, когда у людей появляется раздражение при виде персон неприятных взгляду, тем более во время еды».

«А эпизод и впрямь забавен, – украдкой она посмотрела на коллегу Сысоева, – да, своенравен Владимир, не скрывая своего интереса, сверлит меня своими глазами, а что Алевтина? Терпит или принимает явное проявление внимания её мужчины ко мне как должное? Вероятно, коллега Владимира, догадался, что Людмилу не тронули попытки „танцора диско“, разжечь в ней ревность, – она усмехнулась сама своим мыслям, ощутив себя в прекрасном расположении духа, даже если и учесть, внутреннего отвращения к этому герою – любовнику, притаившееся в глубине. Мысленно отторгая, этого утомляющего своим присутствием, паяца – Сысоева, развлёкшего не многочисленный люд ресторана». Она встала из-за стола и окунулась в ритм быстрых мелодий, в танец, где никто не ограничивал свободы её движений.

Смеркалось, по слабо освещённым улицам района этой московской окраины коллега Володи развозил всю компанию по домам, сначала Алю, проживающую неподалёку, а затем и Людмилу с Владимиром, взгляд, его провожал каждое из движений женщины, его вожделенный взгляд, ощущался Людмилой спиной, как и при первом знакомстве на кортах.

С утра насупив брови и как – то неестественно, забегав глазами из-под кустистых бровей, с наигранной улыбкой на тонких губах и пожелав, ещё дремавшей в постели, приятного дня, он проследовал по направлению кухни, выпив крепкого кофе, Владимир уехал в свой научно – исследовательский институт. Людмила, пробудилась гораздо позднее, вначале просматрев на мониторе телевизора ряд передач, сходила на кухню, взяв там йогурты, апельсины и сок, вернулась в комнату и держа всё это на ярком подносе, открыла дверь на балкон. Легла на софу, служившей постелью, залезла под одеяло, его края подвернув под себя края и, принялась за свой легкий завтрак. Она не спешила, в этом не было смысла; будни её были похожие, все они, как нарисованные под копирку походили один на другой.

«Какой смысл, – рассуждала Людмила, – сидеть среди стен я могла бы и дома, для того ли чтобы сидеть вечерами с Сысоевым дома я приезжала в столицу?» И только эта мысль посетила её, она быстро оделась, решив съездить куда ни – будь в центр, пройтись по московским музеям, а при наличии мероприятий, завернуть в ЦДЛ[7 - ЦДЛ – центральный дом литераторов], на Никитскую[8 - Никитскую – Больша?я Ники?тская у?лица в Центральном административном округе города Москвы.].

«Неужели я с ним, чтобы вести жизнь животного, ведь, кроме совместных ужинов, во время, которых он лишь изображает ей свой интерес к творчеству и литературе, я не вижу его интереса к моим писательским планам в Москве? – когда, возвращался Владимир, они отправлялись, как правило, за продуктами в магазины. Моя жизнь в литературной среде, вечера в поэтических клубах, как выяснилось, его не волнуют. Он запел новую песню о том, что ему необходимо оказывать помощь семейству Камиллы – дочери, живущей в коттеджных домах, которые сдают и четырёх комнатную квартиру, ту, что недавно он на них отписал. К тому же, то и дело, в мои планы стали вторгаться непредвиденные обстоятельства, возникающие по его вине – человека, на которого я так рассчитывала и все эти возможности…, заняться писательством, к огромному сожалению, становятся с каждым днём призрачней, если не сказать эфемерней» – сокрушалась Людмила. К ней пришло осознание – обмана в собственных ожиданиях, ситуация, в которой она оказалась – повернула вспять все её представления, все задуманное, мечты – разрушая надежды, глобальные планы.

«Да… положение здесь становится шатким; одна из двух квартир, куда пригласил Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная ситуация не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало: «Я хочу, чтобы ты вот так, просто жила со мной». «Щелчок по носу мне? – Но нет, не мне, а по сути, ему, это он себя загоняет в ловушку, в зависимость. Вот над этим бы, подумать научному деятелю, естественно, это самое время задуматься, ему, потирающему свои кости по стулу, в своём НИИ, да и, что он, вообще о себе возомнил? К какой черте он подводит себя, в итоге …, не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, большой ведь, он – дядя, с кем он останется, результат увидит со временем сам». Возмущение, поднималось всё выше, как напиток в бокалах, наполненных до краев, переполняющий и льщийся через край, вызывая не то, чтобы досаду, скорее неприязнь с отвращением.

То, что Люберцы[9 - Люберцы – Лю?берцы – город областного подчинения с административной территорией Лю?берцы в Московской области.], разделённые на две части, московскую область и городской район столицы не шли ни в какое сравнение с центром – настоящей Москвой, теперь пронизывало её сознание. И это только лишь, подтверждалось при взгляде на ни чем не примечательные жилые коробки, окружающих домов, на которые она взирала с высоты балкона девятого этажа. Серость и постоянная слякоть, снег то таял то, замерзал, покрывая скользкой грязной коркой, тротуары у проезжей части дороги со снующим в беспрерывном движении нескончаемым потоком машин. Вокруг её жизни, которая ей представлялась застывшей как, в какой-то клетке многоэтажки. «Для этого ли я переезжала в столицу? – задавалась она постоянным вопросом, свербевшим в её голове. Надежды, реализовывать творческий потенциал, таят, что сделать мне, чтобы заняться писательством, и литературой жизнью вообще… тем, чем она давно грезила?» – из раздумий её вывел звонок:

– Здравствуй племянница, Глафира сказала, что тебя можно поздравить, с Наступившим годом и переменами в жизни! – принимая поздравления по телефону, она подумала: «Вот оно – это унизительное двойное дно, рассказать, что не о чем особо гордиться? Значит; признаться, что я здесь с каким-то „папиком?“ Выставить себя в самом глупом и невыгодном свете? Решившим извлечь реальную выгоду от проживания с ним, провинциалки, махнувшей рукой на все свои планы, на свою жизнь, да тем более и амбиции?».

– Спасибо за поздравления с Новым 2016 годом, правда не могу ручаться за особенные перемены и не знаю как долго я с ним, с этим человеком, – откровенно давая понять, что поздравлятьеё особенно не с чем, – но, в общем, и в целом всё хорошо. Мне нравится жизнь в столице, недавно были на одной из премьер в Моссовете[10 - Моссовете – Госуда?рственный академи?ческий теа?тр и?мени Моссове?та – драматический театр в Москве.], в Москве месяц музеев, наслаждаюсь культурной жизнью столицы.

Как раз в эту минуту, её осенило, – «куда же меня занесло, вернее, и хорошо, что все обстоятельства против этого, а иначе такое могло и случиться – трах, бах… ты замужняя дама. Сегодня, проснувшись утром, с глаз вдруг пелена слетела, кошмар…, я и с каким то, выживающим из ума. Жить с таким – это лишать себя интереса к жизни, да и что можно ждать от него – возрастного, на верном пути к маразму, да, можно продолжать так и дальше причинять ущерб лишь себе, лишая себя радостей жизни. По сути, переехав – в реальности не к нему, а на плацо, абстрактного кладбища жизни, где уместны застолья, бокалы с подниманием тоста – за здравие – в реальности – за упокой».

– Почему бы не отправиться в пригород? – объявил с порога Владимир, открывая ключами с дверь, показавшись в проёме.

– Не понимаю, о чём это ты? – ответила вопросом на вопрос из прихожей Людмила, глядя как своей сухой рукой Сысоев с усилием снимает явно жавшую обувь. «Ну, да всё экономит, вчера был в старых текущих туфлях, а сегодня „напялил“ что-то из „залежей“. Вероятно, он полагает, что не одежда для него, а он для одежды и жить будет, триста лет проживёт, не меньше»

– Люсель, по пути забежал в магазин у дороги, продали вина мне, как постоянному клиенту «из под полы»! – сказал он со сквозившей радости в голосе.

– Поздравляю.

Сысоев проследовал дальше на кухню, минуя ванную, вымыв в умывальнике руки, он повалился на не большой диванчик, вытянув свои длинные ноги, – немного устал.

– Слушай Лисель, – я приобрёл небольшой подарочек, думаю, он пригодится нам завтра, вручу юбиляру.

– Не мало…, Для такого события? Это же юбилей!

– Да, он снимает дом на Рублёвке[11 - Рублёвка – престижный район Московской области, застроенный фешенебельнымикоттеджными посёлками и резиденциями высших должностных лиц.], – живут там они второй год, сначала, как приехали из Азербайджана арендовали «мою»: «О какой квартире он повествует, о той, которой владеет Камилла?», конечно платили.

– В той, бывшей из четырёх комнат? – задевая его, с лёгкой иронией и намекая на то, что та квартира теперь не его принадлежность.

– Да, мало места для них, у них взрослые и малые дети, а младшему год. Поговорим позже, я бы что-нибудь съел, проголодался, как чёрт. Подай мне штопор, откупорю бутылку. – «Понятно, ему для Камиллы не жалко, как говорится: «всё для «своих», а смысл теперь…, свершённое ворошить?»

– Хорошо, – Людмила, прошла к серванту, приступив накрывать на стол но, прежде чем поставить бокалы, обернувшись к Сысоеву, уточнила, – коньячную рюмочку ставить? «Скорее всего, у него под полом пальто как минимум бутылочка коньяка, называемый – шкалик или бутылочка вместимостью 250 миллиграмм. А в это самое время ей так хотелось, чтобы вечер с ним покорее закончился, и наступило бы завтра. Эти дурацские ужины в непонятной семьи, о какой семье речь? Где она, семья – нет ни семьи, ни чувства между людьми и только вся эта суета, с никчемными мыслями в разнобой.

Глава вторая

«Рублёвка»

Заснеженные улицы и слякоть у входов в подземки, лужи покрылись пушистым слоёным снежком, солнечным бликом в глаза поблёскивало, отражение их тонкого льда. Приятное ощущение после монотонных недель в чреде полу сумерек, недавно висевшего купола смога и облаков над мегаполисом. Владимир выруливал между домами, съезжая с трёхэтажного гаражного комплекса, устремляясь в серебристой машине к шлагбауму. У ворот огораживащих трилистник многоэтажек, обособленных высотных экологичных домов, из красного кирпича, где и находилась его квартира, легковая притормозила, ожидая Людмилу. Она вышла из лифта, спустившись с девятого этажа, открыв двери парадной, проследовав во двор дома и, огибая строение, устремилась к машине, завидев её, охранник поднял шлагбаум. Людмила, только по исключительной просьбе Владимира, расположилась на переднем сидении, ощущая некоторое неудобство. Минуту и легковой автомобиль, въехал на основную дорогу и влился в замедленное движение транспорта. Она разглядывала мелькавшие за стеклами автомобиля дома с застарелым серо – жёлтым налётом, это были застройки советских времён, сюжеты менялись, замелькали кварталы высоток, за ними как два близнеца, виднелись дома современных построек. Набрав скорость, машина понеслась вперёд, перестраиваясь с одной полосы на другую вдоль Рублёво-Успенского, Подушкинского, 1-го и 2-го Успенских шоссе с отчерченными посередине линиями, которые кое-где прерывались короткими штрихами пунктирами. То, спускаясь под арки мостов то, вновь поднимаясь на высоту, продолжая двигаться в фигурном пространстве трасс, развязок длинных мостов, широкой автострады дорог, приближаясь к пригороду Рублёвки, расположенному к западу от Москвы. Людмила смотрела сквозь запотевшие стёкла, проезжая по территории Одинцовского района Московской области, застроенной дачами бывшей советской элиты, фешенебельными коттеджными строениями. В машине включили дворники, усердная работали щёточки, смывая с них грязь. Одни за другими сменяясь, пестрили пейзажи. То, заснеженных елей вдоль трассы то, вновб уходящих в направлении аркок мостов, белых полей, они всё мелькали за стеклами, автомобиль уносился вперёд, придерживаясь указателей, в потоке мелкогабаритного транспорта то, пристраиваясь за другими машинами то, обгоняя их длинную череду. Вскоре, свернув на просёлочную дорогу, продолжив движение, автомобиль, минуя лесные массивы, проехал вперед мимо соснового бора, оставляя позади низенькие и редкие малоэтажки, утопающие в зелёной хвое, растущих с ними рядом деревьев. Слева и справа вновь замелькали дома, огороженные высокими заборами территории частных построек, продолжая движение в спокойном, ритмичном потоке, постепенно выруливающих в переулки машин. Прошло не более, чем пятнадцать минут, машина свернула влево, к узенькой и только, что расчищенной от снега дороге.

Добравшись до места, припарковав автомобыль у обочины, Владимир Арнольдович вышел, оставаясь в салоне, она наблюдала за ним. Прикуривая на ходу, неспешно в своём длинном из чёрной кожи пальто, Владимир следовал к отгороженной территории, затем опустил правую руку в карман, вновь достал сигарету, переместив сигарету в левую руку, закуривая на ходу вторую, он приблизился к домику КПП[12 - КПП – контрольно пропускной пункт.], о чём – то побеседовав там, задержавшись не более минуты. Направился обратно затем, обернулся на окрик, вышедшего наружу охранника, вернулся, – «значит, мы на верном пути, он предъявлял документы».

– Всё в порядке, – сообщил Людмиле Сысоев, сел в машину, повернув ключ зажигания, захлопнув с усилием дверцу. Подъехав к поднятому шлагбауму, кивнув в ответ на жест помахавшей ему руки. Сысоев проехал не больше пятнадцати метров вдоль тихой улочки с растущими соснами у трёх, двух этажных строений, особняков расположеных по левоую сторону. Притормозив у высоких ворот трёхэтажного дома, вышел, нажав кнопку звонока на калитки. В проёме, открывшихся в это мгновенье ворот, показался мужчина, свосточными чертами, «скорее всего он узбек». Вскоре обменявшись быстрым приветствием, Владимир Арнольдович протянул служащему ключи от машины, одновременно открывая правую дверь. Людмила вышла, проследовала за Сысоевым в прадную, мимо въезда в гараж, куда спускалась его машина.

В светлой прихожей, сверкающей позолотой отделки, напротив выпуклых стульев вдоль стен, с отделкой из белого мрамора красовалось длинное зеркало в вычурной из металла стариной работы оправе. Внизу стены стояла не одна, а множество пар детской и взрослой обуви, Людмила немного нагнулась, расстегивая молнии на сапогах. Затем переобулась, в одну из предложенных пар домашних женских туфель, интересной формы с загнутыми носками, передала, Сысоеву свою белую шубку, котору тот быстро отнёс в просторную комнату, гардеробной, оставив там и свой плащ, затем показался в дверном проёме.

По мягким ступенькам, покрытым красной дорожкой, они поднимались в гостиную. Завидев впереди кудрявую девчушку лет девяти, из-за спины, которого стесняясь, выглядывал темноволосый мальчик, сначала подумала: « Неужели я в семействе цыган?» – сильно удивившись тому. Но, заметив маленькую круглую шапочку, что покрывала макушку главы семьи, встречавшего его на деревянной лестнице, она догадалась, к какой религии он относится, проследовав за Сысоевым на второй этаж к открытым дверям просторного зала, где гостей ожидали члены Еврейской семьи.

Беседа Сысоев началась не с обычного приветствия между приятелями, сначала он обратился к женщине, державшей младенца, а в ходе разговора с супругами он то и дело, подшучивал в с присутствующими детьми. Собравшиеся члены большой еврейской семьи в просторной гостиной с интересом рассматривали Владимира и Людмилу, приглашая за стол. Но, как показалось Людмиле, все эти бусинки глаз, изучали и свербили большей частью её. И только, маленький – пятый ребёнок, гремя погремушкой, не обращал на посторонних внимания.

Интерьер гостиной стиля а ля Ампир, произвёл на неё не просто торжественное, скорее, помпезное впечатление. В его светлых, пастельных тонах находилась белая мебель, окаймлённая в блестящую позолоту, мраморные длинные столы с полированной поверхностью, на полу – персидские ковры, диваны, с оббивкой светло-зелёных тонов и кожанной цвета слоновой кости. Напротив одного из обеденных столов, располагался телевизор с большим, плоским экраном, прикреплённый к стене, он находился выше уровня глаз. В этой красивой и доставляющей её взору удовольствие, императорской обстановке она ощущала себя прекрасно, а в какой-то миг ей стало казаться, « что, она не в Москве, а в стране колдунов, находясь под приятным впечатлением от принесённых в гостиную блестящих подносов покрытых тонкой ажурной салфеткой. Под ней стояли чайники из серебра, с прозрачные из цветного стекла ряд тонких стаканов, печенье, сладости, пахлава, напоминая приёмы в Марокко.

Во время знакомства с Сабиной – мамой, её супругом, детьми; двумя дошкольного возраста мальчиками, младший из них был светловолосым, отличаясь от брата постарше и двух детей семи – девяти лет, Людмила узнала, что в семье есть и более старшие дети; отсутствующие в этот момент; студент одного из учебных заведений столицы и старшеклассница. Неожиданно младенец до этого спокойно игравший, заёрзал на материнских коленях и громко заплакал. Понимая, что Сабине требуется отлучиться, чтобы уложить младенца поспать, Людмила окликнув детей предложила им поиграть в свободном пространстве гостиной, тем самым разделив заботу о детяхс Сабиной. Включаясь с ними в игру, подкидывая вверх воздушные шарики, затем надувая новые. Её весёлый настрой привлек в её игру с дошкольниками ещё двух других детей немногим старше. Играя, она тестировала мальчиков, предлагая дошкольникам принести шарик определённого цвета. Контакт налаживался с первых минут. Её первая встреча не осталась без внимания старших, они заметили, как она заботлива и как увлечённо занималась с детьми. Людмила спускалась с детьми в «игровую», где сначала лепила с детьми, а затем они рисовали. Пока их мама занималась с младенцем в стенах спальни, мужчины беседовали, двое из мальчиков закончивших рисовать, это были школьники младших классов – первоклассница Хава и её брат Ариэль во время занятий младших знакомили гостью с содержанием зала для игр. Они открывали шкафы, демонстрируя все игрушки, любимые книги и всё остальное. Спустя два дня, семейство устроило, совместный ужин с Людмилой «шашлыки» во дворе дома, принятой к ним в семью в качестве нового члена и гувернантки. Это было неожиданным предложением Сабины, так как няня, годовалого малыша вынуждена была уехать по семейным делам, шло время, а маме нужна была помощь, Людмиле нравилось заниматься с детьми, поэтому предлжение было принято с удовольствием.

Дети соревновались между собой, помогая сервировать стол: раскладывали фраже и посуду, затем попробовали красиво складывать разной формы салфетки. А вскоре к салатам подали и шашлыки, впервые Людмила попробовала шашлык из говяжьей печени сердца. Все шло своим чередом, младший из воспитанников постепенно освоился с правилами пользования вилкой с ножом, затем пятилетний мальчик по имени «Беня», стал формировать букетик для мамы, ему на помощь пришёл и самый младший Моня. Он выбрал немного ромашек из тех цветов, которые припасли для букета напольной вазы. Казалось бы, все было прекрасно, если бы не намеки маминых слов: – Любит, не любит, – выдёргивая лепестки, повторяла Сабина.

– Мне кажется, что папа меня не любит.

«Что это здесь происходит, это намёки на ревность?» – мысленно, возмущалась она, – «а, кроме того, я старше Сабины, отчего ей „неймётся“, когда всё шло так хорошо, зачем на мужа давить и теребить детям нервы или что это – перетяжка каната, внимания на себя, игра или намёки?»

– Нет, любит громко возражали мальчишки!

Намеки главы семьи, были обидными и не приятны Людмиле, но она постаралась собрать свою волю; не думать и не зацикливать на этом внимание: «Возможно, я не в курсе этих традиционных особенностей».

С утра, как принято в этой семье, дети с папой отправились в магазинчик за сладостями, предлагая поехать с ними, однако учтя слова мамы во время гадания мамы, вчера, на цветах, Людмила вежливо уклонилась. Проследовав выпить чашечку кофе в столовую, где женщины, мать семейства – Сабина со Слуве, старшей школьницей и восьмилетней Хавой, помогавшей им, раскатывали тонкое тесто на поверхности стола в веранде столовой, второй гостиной. Там, вдоль стенного пространства, большею частью из стеклянных витражей располагался столовый зал. Готовя еду в пространстве зала, где столовая функционально совмещалась с молочной кухней; в доме их было две – молочная и мясная, как у них говорится: «мясо барашка не готовилось в молоке». Когда вернулись мальчики, привезя сладости, они поспешили к столу, там начиналась расстановка блюд для завтрака, собрались все дети, всех кроме маленького Мони. Он оказался в саду рядом с папой. В тоже время, остальные члены семьи, собравшиеся в гостиной из остеклённых – витражей, с большим интересом наблюдали за ходом переговоров. Вот за столом рядом с папой – Равилем двое, видимо, из его, партнёров, они о чём – то оживлённо беседуют, Моня висит на отце, за его спиной держась за шею, затем, один из мужчин попытался ребёнка отвлечь, помахав пачкой зелёных купюр, – «совсем как погремушкой для малышей, да большие оригиналы». Глядя на них, Людмила не могла подумать, что такой забавной может являть собой серьёзная сделка, следя за ходом событий через витраж. Как принято, в традициях у евреев, отец не журит и не ругает детей, скорее ищет с ними контакт, воспитывает их мама, поддерживая «огонь в очаге».

Вскоре, на глазах остальных членов семьи, переговоры закончились, и Моня вернулся, присоединившись завтракать к остальным, затем, распрощавшись с деловыми партнёрами, отрыв со стороны сада дверь на веранде гостиной показался отец. Условиями «новоиспечённого» соглашения, как поняла Людмила, Сабина осталась весьма недовольной; в последствие, она кричала, разговаривала с Равилем на громких тонах, упрекая супруга, хотя Людмила не знала азербайджанского но, для этого не нужно, жесты и интонация, говорили за себя сами.

Так как режима в детском графике дня не наблюдалось и ей приходилось долгое время, укладывать мальчиков спать, проводя часы в детской спальне. Перед сном, им дозволялось, есть всё, что они захотят, они предпочитали поесть сладкого, конфет, шоколадок или небольших кусочков торта, кексов. Затем, испачкав руки, они прямо в постели, брались руками за простыни, дети не волновались; естественно, дом работница всё поменяет и приберёт.

В столовой, они также самостоятельно брали из холодильника всё, что вздумается поесть, уронив на пол мороженное или кексы «Барни», они спокойно переступали уроненное и доставали себе ещё.

Обычно, нанятая в семью гувернанткой, Людмила сопровождала маму с детьми повсюду; к врачу, с приходом гостей с другими детьми, она принимала участие в их играх, на праздничных торжествах – находилась рядом с детьми, тем не менее, давая возможность и самостоятельным детским играм, наблюдая за ними, разрешая их небольшие конфликты. «Понятно, они не умеют общаться в социуме с другими детьми, здесь они, как в замкнутом мире семьи, ограниченной территорией дома и ближайшей детской площадкой».

Как—то вместе с главой семейства и с детьми они находились в торговом комплексе «Детский мир[13 - «Де?тский мир» (с 2015 года – «Центральный детский магазин на Лубянке») – универмаг с товарами для детей и юношества.]», где кроме покупок товаров для юношества и детей, они побывали крупнейший в Европе парке для развлечений, интерактивном музее науки «Иннопарк». Но, когда из стереозала они поднялись на пятый этаж, направляясь в город профессий, «КидБург», к миниатюрной модели взрослого мира, после осмотра экспозиции «Динозавр Лэнда», произошёл неожиданный инцидент. Идя спокойно и чуть впереди, Моня, вдруг резко отскочив в сторону, сделал выпад к небольшой девчушке, проходящей мимо, с женщиной и, по всей видимости, с телохранителем. Людмила вовремя успела среагировать на неожиданный выпад ребёнка. Реакция телохранителя, вставшего на оборону малышки, представляла угрозу но, мальчику, к счастью, в доли секунд, телохранитель ретировался, сдержав свой внезапный порыв, его отработанные приёмы, могли иметь плачевные последствия для младшего – Мони, такие внезапные всплески в поведении детей, ничего хорошего не предвещали.

На протяжении всей прогулки по детским развлекательным комплексам, забота об их безопасности, держала в напряжении не только Людмилу, но и отца семейства вместе со старшей школьницей, сестрёнкой озорников, держа постоянно их во внимании. Чтобы дети не разбежались в разные стороны и направления, а в этом развлекательном центре, было, где затеряться, среди магазинов игрушек, поэтому старшие старались не упускать их из вида, чтобы не потерять совсем.

– Скорее сюда, ловите быстрей младших с горки! – скомандовал папа – Равиль, – дети способны кататься на горках, подпрыгивая по надувному батуту до обморочного состояния, они не способны себя контролировать.

Самый маленький из детей трёх с половиной лет, взбирался вверх, а семилетний спускался с батута вниз, из мягкой трубы показался пятилетний малыш, сестрёнка позвала его. Людмила вылавливала малышей; улучшив момент, беря за руку сначала младшего мальчика и отведя взмокшего Моню, избавив от лазанья и беготни, возвратив его к папе, занялась вылавливание второго того, который был постарше.