Обернись!.. Часть четвёртая

– Она сама этого хочет.

– Алдар, подожди, пожалуйста, – я сжала его руку. – Дай я спрошу. То есть, эльфам придётся пройти через весь этот кошмар и…

– Дойти до крайней точки. Таковы условия обмена. Согласны?

– Я…

Готова была согласиться. Да, жутко, страшно, через часы мучительной боли, но всё-таки шанс. Только мне опять закрыли рот, опять в прямом смысле.

– Нет, не согласны.

Что? Как нет? Я протестующе замычала в ладонь мужа.

– У твоей жены другое мнение, Алдариэль.

– Она не понимает, но сейчас поймёт. Это ловушка, Арри. Их не доведут до крайней точки на месте, оставят каплю жизни, чтобы привезти сюда, на Озеро. Привезут не те, кто будет участвовать в расправе, и сами они их добивать не будут, оставят Моринде. Понимаешь?

Бли-ин! Теперь понимала. Сбросить всё на тех, кто привезёт, нельзя, последний удар нанесут не они, условия обмена будут нарушены и состоится ли он – неизвестно. Запросто отправиться за Грань могут оба: и эльф, и человек. Остаётся только сбросить всё на саму Чёрную Невесту, если она соизволит явиться. И уговорить её постоять спокойно, пока идёт процесс лечения. Предположим, Алдар и Младшие сумеют… убедить её. Большой вопрос, чем всё это закончится. Фаарр считает, что феникс выжег во мне тьму, но подтверждения этому нет. И где гарантия, что при прямом контакте со мной она не получит свою часть обратно? Второй раз, бли-ин! Может, это и значит «вернуть чужое»? Вот таким способом? И усилить её, развернув ход исполнения Пророчества не в ту сторону? А если уговорить Хранителя Грани изменить условия обмена, совсем немножко? Чтобы не на того, чей удар станет роковым, а на предпоследнего, прямо там, на месте. И чего мы добьёмся? Пусть нам самим удастся уйти после этого, Огненный поможет, но эльфов-то забрать не выйдет. А значит на них выльется всё бешенство толпы. Блин! Блин! Блин! Как ни поверни, всё плохо. И что делать непонятно. Но соглашаться, кажется, правда, нельзя.

Я кивнула, что понимаю, и ладонь успела поцеловать, пока Алдар её не убрал.

– Нечестно играешь, Дерред, – от Огненного повеяло взрывоопасностью. – Раньше за тобой такого не водилось.

– Таковы обстоятельства, Фаарр. Я ожидал большей решительности от тебя, Алдариэль. Даю ещё одну попытку. Тысяча сто двадцать семь страниц могут не стать последними. Рискнёшь это проверить? Что для тебя важнее: твой народ или твоя жена? Чем это закончится для неё – неизвестно, возможно, что ничем. Для них всё предрешено.

Руки Алдара на моих плечах окаменели, в глазах… Лучше бы не видела. И звенящая тишина вокруг. И разорвавший её голос Зинки:

– Пограничник, знаешь ты кто? Что ты к ним привязался? Шёл бы ты отсюда в… какую-нибудь идиому. Обойдёмся мы без таких роялей.

Никакой реакции. Всё тот же похожий на эхо безразличный голос:

– Я жду ответа, Алдариэль.

Не услышала, прочитала по губам: «Прости, солнышко» и уже громко и отчётливо:

– Моя жизнь за жизнь Арри. Моя жизнь за жизни обречённых. Я забираю их дороги.

– Дар, ты идиот, – почти простонал Огненный. – Заткнись!

– Слово сказано, – завершил Алдар.

– Слово услышано, – бесстрастно констатировал Хранитель Грани. Комната на секунду озарилась ярким светом. – Слово принято.

Сердце замерло. Только что мой муж нашёл единственный верный выход. Только что мой любимый сам себе подписал приговор. Исчезло всё, мир вокруг, краски, звуки. Остались лишь мы. Я провела рукой по щеке, убрала с неё седую прядь, коснулась губ. Он повторил все движения, так же погладил щёку, отвёл волосы, задержался на губах. Как я буду без него? Никак!

– Я не буду без тебя! – прошептала-выдохнула ему. – Я не буду без него! – прокричала куда-то вверх. – Слово сказано!

Потерянный голос Ваади прозвучал музыкой:

– Слово услышано, – вспышка света. – Слово принято.

Тишина закончилась, не успев начаться.

– Психи. Оба! Мандрагора ползучая! Что вы наделали, болваны? – Огненный просто кипел негодованием. – Дерред, а ты? Зачем?

– Хотел знать, как далеко он готов зайти.

– Узнал? Доволен? Уходи, Дерред, тебе здесь больше нечего делать.

– Уверен? А если я скажу, что ни один эльф не уйдёт за Грань семь дней? И что я останавливаю слово Алдариэля на этот срок?

– Всего семь дней? Неделя? Дерред, это несерьёзно.

– Это серьёзно, Фаарр. Семь дней, в которые открываются последние страницы. Для каждого обречённого.

– Только дни? – бесстрастно уточнил Водный.

– Не придирайся к мелочам, Ваади.

– Это не мелочь, Дерред, и ты прекрасно об этом знаешь. Скорректируй своё предложение.

– Зануда. Семь раз каждый из эльфов избежит дороги к Грани. Так устроит?

– Семь раз каждый из эльфов, без исключений. Алдариэль свободен от обязательств до полного истечения срока. Вот это устроит.

– Формалист. Пусть так. Каждый из эльфов, без исключений, семь раз избежит дороги к Грани. Слово Алдариэля остановлено до истечения последней секунды срока. Доволен?

– Вполне, – великодушно согласился Ваади.

Я заторможено сообразила: по долбанному императорскому указу эти «массовые развлечения» – раз в неделю. У нас есть почти два месяца. Особой радости не было, ужас и кошмар для эльфов не отменялся, но все выживут. И пока не ценой жизни Алдара. Хоть что-то.

– Минуточку, граждане Божественного происхождения. Что-то у вас с логикой не так. Я, вроде, не условная блондинка, а проследить её не могу, – Зинка водворилась в центре комнаты и, заодно, общего внимания. – Ну, получат они свои семь раз, а потом? Тихо-мирно накроются этой вашей прощай-травой? А смысл где? В том, что тихо-мирно? После регулярно спускаемой шкуры? Зашибись! Тогда уж лучше первый вариант. А не накроются они, накроется принц. Двойной зашибись! Без него тут кто всё разруливать будет? Для Моринды он единственный, хоть и тоже ни хрена не логичный, сдерживающий фактор. И что в результате? Крякнутся все плюс Машка. И зачем это всё? Или план именно таков? А, пограничник? Тебе клиентов не хватает? Загадочный из тебя рояль получился, не в те кусты выпал. У нас, знаешь ли, другое видение разрешения проблем.

– Смысл в том, что, если за это время сумеете изменить ситуацию, я уберу эти страницы из их судеб.

– Угу, логика продолжает нас игнорировать. Помнится, кто-то утверждал, что не решает таких вопросов. Типа, этот кто-то – не писатель, типа, он просто читатель.

– Ёрничание и слова-паразиты тебе не идут.

Честно говоря, Дерред был прав. Мне самой не нравилось, когда подруга начинала нарочито паясничать и откровенно грубить. Случалось такое, как правило, в двух случаях: если собеседник ей был крайне неприятен или она находилась, что называется, «на взводе». Судя по всему, сейчас у неё они шли в комплекте.

– Озвезденеть! Вот только воспитателей мне не хватало. Ты с темы-то не линяй, пограничник-графоман. В чём фишка? С чего вдруг тебя облагодетельствовали новым функционалом?

– Умница, Зиновия! Браво! – Ваади даже аплодисменты изобразил. – Правильно заданный вопрос иногда больше, чем ответ. Его не облагодетельствовали, его наказали. Во что ты вмешался, Дерред?

– Ни во что, – а его, похоже, ничем не пробить, всё то же холодное равнодушие. – Не дал вмешаться вам, но недостаточно просчитал последствия. За Грань попали двое, чьё время ещё не пришло.

Что?!! Это то, про что я подумала?