Смертник

Что касалось судьбы самого Грека, то его малость пугала наметившаяся связь с Перцем, о которой во всеуслышание заявил Сэмэн.

«Ничего, – мысленно пообещал себе проводник, – скоро на собственной шкуре убедимся, так ли страшен черт. Одно без сомненья – Перцу достанется. Подышал мужик воздухом… перед смертью»…

Грека разбудил скрип отворяемой двери. Судя по бросившимся врассыпную крысам, уже пробовавшим на вкус его ботинки, громкий звук потревожил не его одного.

– Вставай, Грек, – сквозь зубы процедил боец.

Такой парень шутить не любил. И в ответ на "я бы еще полежал тут суток двое – трое", вполне мог и разрядиться, приложив ногой по ребрам. Поэтому Грек промолчал. Поднялся на ноги, тяжело завалившись в бок – рук до локтя он не чувствовал.

Патриотовец отошел в сторону, пропуская узника вперед. На голову выше, накачанный, с автоматом наперевес, прямо охотник на кровососа, как минимум.

Комнаты, куда его привели, с уцелевшими стеклами на окнах, Грек поначалу не заметил. Его взгляд приковало тело, за руки подвешенное на стальном штыре, вбитом в бетон. Обнаженное, худое, бесконечно долгое тело с длинными мосластыми ногами и неестественно вывернутыми бедрами, с опущенной головой, жидкими волосами, пропитанными кровью… В нем мало что осталось от прежнего Перца – живого, остроумного, со своими тараканами в голове. Лишь живот, исполосованный страшными ранами. Вот по этому животу Грек и узнал Перца. Зомби, умерший полгода назад и побывавший в передрягах, выглядел бы на порядок лучше Перца.

Вчерашние стежки, которыми проводник стянул края резаных ран, были распороты. В дырах проглядывали белые кости позвоночника. Здесь крови не было. Кровь капала с головы – палач пытался снять с него скальп – красная колоса отделяла волосяной покров от лица.

Рядом с подвешенным Перцем скучал один из палачей. На черном комбинезоне следы крови не бросались в глаза, только матово блестели в свете, падавшем из окна.

– Садист ты, Сэмэн. Это не он мутант, а ты…, – Грек от души выругался матом, – мутант.

– Закрой пасть, Грек, – лениво бросил Сэмэн. – Не до тебя. Ты сказал все, что хотел. Еще слово – и Хромой тебе язык вырежет. Обещаю. Хотя, погоди с языком, – Сэмэн легко поднялся с продавленного сиденья кресла и оказался рядом с Греком. Светлые глаза загорелись. – Ты знал? Скажи, Грек, ты знал, кого ведешь?

Грек молчал. Ему было без разницы, о чем спрашивал его Сэмэн. Он смотрел в глаза, изучал нос, остановил взгляд на тонких губах. Ему вдруг показалось, что сейчас рот раскроется, и оттуда полезут червеобразные щупальца, как у кровососа. Грек хотел плюнуть ему в лицо, но во рту как назло пересохло.

– Держись от меня подальше…, – Грек добавил ругательство, – пока я нос тебе не отгрыз.

– Не дотянешься, сталкер, и не надейся, – улыбнулся Сэмэн. – Горыныч отличный телохранитель.

Однако развернулся, и, заложив руки за спину, вернулся к креслу, с которого не так давно поднялся.

– Мутанты чертовски живучи, – негромко заговорил один из вдохновителей "Патриота". – Вообще, у меня закрадывается подозрение, что они… как бы точнее выразиться… едва ли не бессмертны. Есть у меня на базе несколько экспонатов, так сказать оставленных для наблюдения. Так я еще никого не пережил. А от одного так вообще одна башка осталась. И ничего, живет. Так что тебе, Перец – это возвращаясь к предмету нашего спора – предстоит мучиться долго. А если мое предположение верно, то и вечно. Уж о мучениях я позабочусь. Обещаю. Ну, ты уже убедился, что я слов на ветер не бросаю.

Перец дернулся. По его телу пробежала судорога. Синие веки дрогнули, но глаз Перец не открыл.

– Теперь поверь мне на слово. Я тебе обещаю, что следом за Греком сюда приведут его пацанов. Если ты решил играть в молчанку и собственная участь тебя не волнует – пацанами дело не ограничится. Мне нужно знать, какой ход ведет в бар, а какой в Выселки… да и про овраг не забудь. Я все узнаю. Чуть раньше, чуть позже, но узнаю. Значит, поступим так. С периодичностью… вот здесь не могу тебе точно обещать. Может, каждый день, может, через день. Сюда, прямо к тебе я буду приводить по сталкеру. Проводников много, а с каждым по трое – четверо пацанов идет. Посмотрим, сколько трупов тебе понадобится, чтобы начать говорить.

– Ты, – вдруг захлебнулся кровью Перец и вздернул голову. В щелях заплывших глаз блеснули зрачки. – Все равно убьешь… и Грека… и пацанов.

– Этих – да. Хотя… пацанов не знаю. Надо подумать. Они мало что поняли в наших разборках. Я согласен пойти на уступки, Перец. Может, дать им шанс, а? – Сэмэн опять поднялся, пошел к Перцу и остановился в паре шагов от истерзанного тела. – Отправлю тех, двоих, к тебе в лабиринт, авось, да выплывут. Шанс?

– Врешь ты… все.

– Не все, Перец. Далеко не все. Скажи мне, как идет ход, и пацанов отпущу. Сам увидишь.

– Хочу увидеть.

– Ход.

– Увидеть хочу.

– Хорошо, раз пошла такая пьянка. Думаешь, ты диктуешь условия? Ошибаешься ты, Перец. Хромой, – Сэмэн обернулся к скучающему рядом патриотовцу. – Грека в расход.

Хромой кивнул. Он достал из кобуры пистолет, взвесил в руке и направился к Греку. Тот стоял, не двигаясь, и смотрел смерти в глаза. В висок уперлось обжигающе холодное дуло, и проводник невольно дрогнул.

– Прощай, Грек, – вздохнул Сэмэн. – Хромой…

– Подожди, – дернулся Перец.– Оставь его. Я покажу… где ход. Уведи его.

– А, может, стоит привести приговор в исполненье? В назидание, так сказать.

– Оставь… его.

– Так и быть, послушаюсь тебя. Пока ты будешь говорить, Грек будет жить.

– И пацанов… отпусти.

– Обещал же, отпущу.

Сэмэн подал знак и Хромой убрал пистолет. Грек не знал, то ли благодарить Перца, то ли ругать за отсрочку.

Перешагивая через высокий порог, Грек услышал, как Сэмэн сказал:

– Не пытайся меня обмануть, Сусанин. Грек останется у меня под рукой, пока я лично не смогу убедиться, что план верен. Думай об этом, когда попытаешься меня обмануть…

КРАСАВЧИК

Далекий женский крик не затихал со временем, а наоборот разрастался. Зазвенел в щелях сарая, вывернул из окон уцелевшие куски стекла и швырнул вниз. Осколки воткнулись в землю в двух шагах от мышеловки. Крик не смолкал, летел дальше и, наконец, вкатился в сарай, взметнув в воздух тучи пыли.

Красавчик стоял у радужной стены, напряженно всматриваясь в черный провал сорванной с петель двери. Чернота клубилась. Серый дым вливался в сарай через порог, змеился по полу, послушно замирая у края мыльного пузыря.

Сталкер отвлекся, изучая природу дымного облака, в центре которого наливался радужным сиянием мыльный пузырь. Когда Красавчик оторвался от странного зрелища, оказалось, он пропустил начало.

Из пустоты дверного проема неумолимый как сама Зона выступал хозяин – контролер. Огромный, необъятный. В темной хламиде, прикрывавшей нагое тело. Капюшон скрывал лицо и там, вместо него тоже клубилась тьма. Вершитель чужих судеб медленно выплыл на середину сарая, завис в воздухе, нацелив бездонную пустоту на мышь, попавшую в мышеловку. Потом контролер качнулся и поплыл прямо на Красавчика. Не доходя пары шагов до стен мыльного пузыря, хозяин остановился.

Полумертвый от страха, Красавчик отступил назад и пятился до тех пор, пока не уперся лопатками в радужную стену – дальше хода не было. Он не заметил, в какой именно момент с головы контролера слетел капюшон. В единый миг сквозь серую пустоту проявилось восковое лицо. Лобастое, с голым черепом, надвинутым на массивные надбровные дуги, почти закрывающие втянутые внутрь глаза. Вывороченные наизнанку ноздри с пульсирующими темно-синими жилами и огромная щель безгубого рта, в котором при желании могла поместиться голова Красавчика.

Контролер приблизился вплотную – полы хламиды едва не касались стенки мышеловки. Откуда-то из нутра выпросталась костистая, страшная рука с вздувшимися пузырями суставов на тонких длинных пальцах. Рука подобралась к стене и замерла в нескольких сантиметрах. Хозяин ждал. Он давал Красавчику время проститься с собой.

Тот так и сделал, выругавшись матом и нацелив дуло автомата в лицо контролеру.

Рука коснулась стенки мышеловки и мыльный пузырь лопнул.

Контролер оказался быстрее – сталкер так и не успел нажать на спусковой крючок…

Красавчик проснулся в холодном поту. Во сне он подкатился вплотную к самой стенке, так, что вдавился в нее щекой. Сердце колотилось о ребра.

Сталкер встал, расправил плечи, разгоняя по жилам адреналин. Пить хотелось нестерпимо. Пошли вторые сутки, как во фляге кончилась вода. Что же будет день на четвертый, к примеру? О пятом думать не хотелось.

Помощь запаздывала, но надежда еще жила. Если Глухарь вышел на следующий день после звонка, то не сегодня – завтра он дойдет. Что бы ни случилось. Списываем день на выброс – все может быть. Еще день на всякие непредвиденные обстоятельства. Послезавтра – крайний срок.