Хотя какой там! Небось, солнце хорошенько припекло – июльское, нещадное, воспалило разум. Всё же Яша с неодолимой надеждой обернулся. Если это не дурной морок, если сейчас Василиса вернётся, он без раздумий кинется за ней.
«Обрыдло все. Обрыдло», – сокрушённо думал он.
Но вода колыхалась в привычном танце, умиротворенно плескалась рыба. Ничто и никто не нарушал речного покоя.
Неужто только горячечный сон? Яша взялся за комель удочки, но рыбачить теперь не хотелось. «Чем отплатил ты за свое потребительство?» Ничем. Пока что.
Вот бы знак какой, что то не просто солнце припекло, разбередив воображение…
Где-то в лесных закромах раздался собачий лай. Птицы взвизгнули. Яша сжал удочку крепче, как меч. Из мелколистного куста ажины выглянула собачья морда. Пёс глубоко дышал. Знак заветный?..
– Гвидон. – Яша натужено вспомнил кличку соседской дворняги. Увереннее позвал: – Гвидон!
В одну секунду прыжком Гвидон оказался рядом, бросил странный предмет к ногам Яши и отпрыгнул обратно. Застыл, глядя ожидающе и внимательно. Нечто было медвежьей лапкой. Декоративной, украшенной тесьмой по основанию. Определённо, знак.
– И зачем это? – куда-то ввысь спросил Яша. Ответа не последовало. Всё так же дребезжали турчекли, и мелко дрожали листья.
Лапка была высушенная, худая и далёкая от первоначальных размеров. Поэтому едва ли походила на медвежью. Только в общих чертах.
– Замест батькиного талисмана? – гадал Яша. Гвидон тявкнул, и всё вдруг стало ясно. Как если бы сложные узоры на ковре разом слились в один.
Яша пошатнулся от целой волны внятных мыслей и чётких ответов. Посмотрел на течение реки, на скоростную стремнину и затенённый урез воды. Там сидела панна. И то был не сон.
Берегини так просто не являются. Да ещё и в обличье полюбовниц.
– Ну, шо. – Яша прочистил горло, сглотнул мокро?ту. – Пойдём, Гвидон. У нас дюже много дел. – И сунул лапку в карман.
***
Суета и тлен всё! Какие слова, и какие верные! Яша давненько смотрел советский фильм «Андрей Рублёв» и всё позабыл напрочь. А вот эту фразу, высказанную каким-то дьяконом иль схимником, иль хрипуном, помнил, как дорогу домой. Яше всегда было дико интересно: хорошо это или плохо, что всё тлен и суета? Но ответ так и не пришёл. Затаился где-то под кустом или травинкой, и забыл прийти.
– А ты как думашь? – не сбавляя шага, спросил Яша. Гвидон всеобъясняюще тявкнул.
Суходольное пастбище растекалось широким раздольем перед лесом. Многолетняя тутошняя трава имела особый запах. И мятная свежесть, и ягодная сладость, и первое молоко, и широкая степь, и вечность. Целая помесь запахов, среди которых потеряешься, пропадёшь – и сразу на небеси можно.
И если бы не органический запах животных испражнений, если бы не паразитная мошкара, пробирающаяся под самую кожу, если бы не мучительно изжаривающее солнце, может, Яша действительно полюбил бы голые равнины скотного выгона. Невозможность скрыться где-нибудь под ивовым навесом или разлечься на перине мягкой травы, а тем более, словить какого зверя, убивала всю прелесть.
Гришку он нашёл у сухостойного, почти облезшего куста боярышника, недалеко от лесополосы.
– Добрый день! – обращая на себя внимание, крикнул Яша и тут же вляпался в свежую кучу. – Баско! Брыдкая курва!
Гришка рассмеялся.
– Да вы радуйтесь, Яков Богданович! Считайте, вас земля поцеловала.
– Та ежи б я так челомкался, меня б все бабы боялись. Я тобе друг’а твово привёл.
Гвидон уже нёсся к хозяину с душевным лаем.
– Гвидон! Вернулся! – Гришка поднялся и в порыве припал к собаке. – Живой! Целый! Невредимый!
Яша, морщась, отирал ботинки о стебли люцерны. В лесу испуганно застрекотала сорока.
– Спасибо вам большое, Яков Богданович! – мальчишеские глаза искрились благодарностью и неподдельной признательностью. Яша непроизвольно улыбнулся и сел рядом, обрывая изогнутую ветку боярышника. Ягоды ещё не созрели, но уже налились, крепко и тяжело оттягивая куст, словно тысяча женских грудей. Яша подкрутил ус.
– Где вы нашли Гвидона, Яков Богданович?
– В лесу. И я б сказовати, шо это он меня нашёл. Хороший у тебя цуцик, его б на охоту брать.
– Цуцик – это собака?
Яша кивнул, смолчав про медвежью лапку. Он отдавал себе отчёт, что впадает в пустые суеверия, но всё-таки верил в особую силу, двигавшую последними событиями. И верил, что Гришка был каким-то необходимым элементом, должным указать ему путь дальше.
Гришка Флоров, школьник-подросточек, работал у Яши и его матери пастухом. Он прилежно учился в школе, у него было добродушное светлое лицо и непокорный квадратный подбородок, жёсткое выражение, смягченное серо-зелёными глазами – лицо простого работяги. И обращался к Яше не как остальные «Яшка» или просто «Эй», а прибегал к официозу. Это всё, что знал о Гришке Яша, и этого было достаточно.
– Спасибо вам большое! Я вам кулебяку принесу. Она вкусная. Во всех Тупиках такой не найти! – Гришка не переставал счастливо гладить весело подрагивавшего пса. Яша рассмеялся, от нечего делать обламывая боярышник. – Как вы нашли меня?
– Ты шо думашь, я не знаю, хто у меня скотарём работает и где? Грошь мне тогда цена как хозяину. – Снова затрещала сорока. На самом деле, Яша вызнал у матери, чей был пёс, и где искать хозяина-мальчишку. Немало мать подивилась, что он проявил интерес к батраку. В кой-то веки.
Разговор шёл так же плохо, как цебуля[16 - Цебуля (укр) – лук.] под водку. Яша вздохнул.
– Шо это у тобе? – уцепился Яша, ткнув пальцем в пучок ржи, перепоясанный и бережно положенный около Гришки. Мальчик подобрался, прикрыл ладонью.
– Это так, ничего.
– На г’адание какое или обряд? Я ког’да на охоту иду, тоже слова особенные приговариваю. Но рассказать про них не мог’у. Секрет. – И доверительно подмигнул. Гришка усмехнулся, но глядел так же испытующе.
– У нас же сегодня по старому обряду Прокопьев день, – медленно пояснил он, заглядывая Яше в глаза. – Я ходил на покос ржи. Взял пучок с первого снопа, сохраню до осени. Это чтобы урожай был хороший. Потом принесу в дом. Это, чтобы дома всё ладно было. Вымету им сор в сентябре.
– То-то я г’ляжу, у нас неурожаев не бывати.
– Это да. Я же не первый год делаю. Как бабушка показала. После того голодного года пару лет назад. С тех пор так и делаю.
Яша задумался. Всё это было интересно только в силу недавно произошедшего. В другое время он бы уже уснул под такие непрактичные россказни.
– И много ты таких полезных обрядов зноваешь? – спросил он. Гришка нахмурился, сощурился, посмотрев на раскалившееся солнце среди облаков.
– Да как-то и вспомнить не могу.
Гвидон залаял яростно и взволнованно, в неясном настроении бросился к рогатым, пасшимся у холмистого горизонта. Всё это было неспроста.
– Я знал, что Гвидон вернётся, – признался Гришка, сжимая колени. – Он умный, не потеряется. И мой самый верный друг. С ним не пропадёшь. Это верно, что на охоте он бы сгодился. Он и в пастушестве полезен. Я вот вспомнил такое поверье. В старые времена русы же не в одного бога верили. И был у них такой бог в виде собаки. Он как бы охранял скот и поля с выращиваемыми посевами. Со злаками всякими. Я вот так смотрю иногда… А чем Гвидон не эта собака?
– Ну, хотя бы тем, шо он кобель, а не собака, – мрачно заметил Яша. – А еще тем, шо у той собаки крылья есть. И зовут её… то ли Симаргл, то ли Переплут.
Гришка с удивлением расширил детские глаза, как будто перед ним чудо божественное свершилось.
– А ты думал, я вашу русскую историю не учил? – злорадно торжествовал Яша. – Все вы, кацапы[17 - Кацап (укр.) – пренебрежительное именование русских. ], с одного поля…