Кумир

Очки запотели, кабинеты вспухли от вздыбившей пыли и нагрелись от полуденного солнца за засвеченными окошками. Прошло два часа. Пришло время обеда.

Умаянный работой, как взмыленный вол в поле, председатель вышел на улицу покурить. Чувствуя себя закрепощенным волом, томился жаждой скинуть налыгач – поводырь господский.

Не успел достать спички, как шорох гравия предупредил о быстро бегущем, по-бабьи семенившем госте.

– Игорь Петрович! – надсадно причитала бабка Гармониха. Невесть как прожившая больше семидесяти при её страшной худобе и неуёмном сердце. Из любой незначительной проблемки она могла раздуть ворох проблемищ, небо спутать с землёй, а солнце – с луной. За то Гармонихой и прозвали – что вечно на своем ладу играла да ещё на гармошке изредка.

– Игорь Петрович!

– Туточки я, тут. – Спичечный коробок скользнул обратно в карман. – Здравствуйте, Лукия Ивановна.

– Ох, Игорь Петрович, бяда бядовая, – усердствовала Гармониха. – Я к тебе от лица не стокмо себя, скока от лица соседей родимых. Завялась у нас какая-то зверюга. Не знай, человечья аль нет, да только кур порасхватали со всех соседних участков. И это меньше, чем за два денёчка! Вскорости совсем без курятины останемся. И как жить? У наших, кроме кур, ток свои заморочки в голове водятся! Как тут жить прикажешь? И жара такая стоит, кабы не спалила урожайчишко. Ох, святы-святы небеса, спасите!

– Ладно, ладно, Лукия Ивановна. Всё решим, со всем разберёмся. Вы участковому звонили?

– Звонили родимому. Обещался приехать надысь. Да ток как же без тебя! Вот ещё получили памятку про церквёнку, что скоро сносить будут. Срамота какая творится! Как жить, как жить? Свят-свят, выручай.

Игорь Петрович непроизвольно заулыбался, кашлянул для виду. После таких крестознамений и благословений сельсовет мог простоять ещё лет сто.

– Вы не беспокойтесь. Вас домой подвезти? Как раз и посмотрим на место происшествия.

– Как это подвезти? Зачем? Свят с тобой, Игорь Петрович! – старуха благодушно махнула гусиной, как цевка, ручкой и побежала обратно, поминая весь мир, негодников и угодников. «Что-то вроде Тупикового глашатая», – как-то метко выразилась Василиса в своей умелой манере давать вещам ироничные, но суть верные имена. Гармониха уходила так же быстро и внезапно, как появлялась. Ей, по-видимому, самой доставляли удовольствие эффектные и напыщенные появления и пугающее действие её слов, полных катастроф, белых чертей и чёрных смертей.

Спички вновь загремели в руке. Но тут Игорь Петрович заприметил девочку на скамейке у штакетника. Маленькую Предславу. Она увлеченно вязала, беззвучно звякая спицами и безмолвно болтая ногами.

Коробок спичек прошелестел по штанине, убираемый обратно в карман. Времени было мало, дел много, слова Гармонихи попахивали натуральной административкой, и следовало мчаться в село на всех парусах. Но этой девочке Игорь Петрович был готов принести в жертву всё: начиная от должности председателя вплоть до незначительного куска – своего сердца.

– Предслава, здравствуй… – хотел добавить «солнышко». Осёкся. – Ты чего здесь?

– Здравствуйте, Игорь Петрович, – лучистый взгляд окинул председателя невинным интересом и сердечной открытостью. – Я вот тут присела… Сама не знаю зачем. То ли ветер, то ли настроение, или любопытство меня повело.

Она всегда говорила странно, но искренно и доброжелательно, не боясь и не чураясь непонимания. Как с гуся вода, с неё стекали завистливые пересуды и неуёмные осуждения односельчан.

– Ну, ты… сиди-сиди, отдыхай и не думай ни о чём.

– Как же это не думать ни о чём? – Предслава по-доброму усмехнулась и замерла. – Так и не выйдет. Голова, она как… как природный очаг. Ни в лесу, ни в поле, ни на воде, ни в небе жизнь никогда не замирает. Ты и не заметишь, как шевельнётся воздух, и мимо пролетит ветерок. Так и с мыслью. Сам не уловишь малейшего движения ума своего.

Игорь Петрович улыбнулся незаметно для себя и сел рядом.

– Что же вяжешь? И кому?

– Ни того, ни другого не знаю. Хочется душе, вот и вяжется как-то. Так спокойней. Вы попробуете? – Глубокие, как небесная синь, глаза взглянули вопросительно, маленькие ладошки протянули пряжу.

Сам не зная для чего, Игорь Петрович взял пряжу, оглядел свитые в колосья нитки. Распутаешь клубок, и ничего не останется. Вот так и с председательскими заботами. Куда же без них?

– Я вязать не умею, – стыдливо признался Игорь Петрович. – Да и ехать надо.

Предслава спокойно забрала пряжу, продолжила перебирать спицы, сплетая толстые нити в один ей известный узор. Туманная досада холодила председателю грудь, хотя вокруг было жарко и сухо.

– А может, лучше ты что-нибудь мне свяжешь? – несмело предложил он.

– А вам что-нибудь нужно?

Игорь Петрович растерялся, не нашелся, что сказать, и за поддержкой полез в карман за коробком.

Суховей еле заметно перебирал ветки ели, играл на струнах высокого тополя. Насмешливо примостился среди ветвей ворон. Игорь Петрович почему-то был уверен, что тотсамый ворон.

– А свяжи-ка кофтёнку ворону.

– Разве ему холодно?

– Так и тебе не холодно, а в одёжке ходишь.

Девчушка расхохоталась.

– Хорошо, дядь Игорь, свяжу. Уж такому-то умному важному ворону не жалко.

Вороняга согласно гаркнул, как будто всё понял.

Игорю Петровичу ни с того ни с сего до блажного хорошо стало. Нега плавила конечности, как мёд на солнце, голова приятно посвежела и опустела. Только данный миг, подсинённое бликами солнце, слоёные перины облаков да малютка с пряжей занимали его мысли. И до того сладко было раствориться во всём этом, что хотелось продлить момент или застыть, не подчиняясь законам пространства и времени.

– Дядь Игорь, вам же в деревню надо, – невзначай напомнила Предслава, и мир обрел простые неровные очертания.

– Да, надо. Такое уж дело – быть председателем…

– А можно мне с вами? – Два маленьких лазурита-глаза воззрились с просьбой и надеждой.

– Это что же ты?

– Да как-то вот… от нечего делать. От безделья и, наверное, самодовления. Я не буду мешаться, правда. Никто и не заметит. А мне же интересно, и нескучно будет. И я как раз ворону кофточку свяжу.

– Да я бы и так с радостью. – Игорь Петрович благодушно распахнул ладони, словно гостей родных принимал.

Не теряя времени, двинул в сельсовет. Предупредил секретаря, отзвонил заместителю, бывшему на собрании граждан в соседнем селе, позвонил участковому, которого ещё не было на месте происшествия.

Игорь Петрович понимал, что присутствие с ним маленькой Предславы, чужой дочки, вызовет уйму вопросов, но разве можно было отказать в её незадачливой просьбе?

«Мало кто хочет добровольно устать, мотаясь с председателем, – думал он. – Но добровольные начала ещё при колхозе поощряли».

Когда они вдвоём выезжали по дорожке сельсовета, ворон, казалось, одобрительно хлопал крыльями. Неумолчно такала фабрика. Игорь Петрович удивился, как это на фабрику приезжие не позарились: в лесу орудовали, церковь захапали и вдруг замешкались с последней достопримечательностью.

Тяжела и неказиста жизнь…

Над берегом реки тянулась невесомая призрачная дымка, молочная наволочь растеклась по небу. Здесь, в восточной части Тупиков, жили, в основном, старички, изредка навещаемые городскими родственниками. Старички, как на подбор, добропорядочные, с прилизанными палисадниками, чутко подрезанными огородами да вычищенными домами. Поэтому Игорь Петрович не без удивления уловил пару перекошенных заборов и побитый плетень. Всё это надо было срочно исправить, иначе впаяют штраф. Не зря здесь председатель оказался. Сама судьба, видать, подрядилась.

У скатного склона над речкой собралась целая стая женщин. Предслава вышла из машины вместе с Игорем Петровичем, оставив сизый, как её глазоньки, клубок на сиденье. Только мотор перестал рычать, тут же стал слышен разноголосый гомон. Дело, похоже, приобрело серьёзный оборот.

– Здорово, бабоньки! – Игорь Петрович втуне поискал глазами участкового. – Что за сабантуй устроили?