Прогулки по прошлому и настоящему. Рассказы. Эссе

– Трудно нам будет потом, – произнес он исторические слова. – У тебя появятся новые увлечения.

Я удивилась такой мысли. И подумала, что у меня-то не появятся. А вот у богов всегда появляются. Он посмотрел на меня и ответил на то, что не было сказано.

– И у меня появятся. А ты, оказывается, еще совсем ребенок. Но Бэлла ребенок хуже тебя. Она бы не стала вот так сидеть.

Кто такая Бэлла – я так и не узнала.

Он поцеловал меня. Это был первый поцелуй в моей жизни.

– Не один вы такой, – выдала я очень умную мысль, когда он встал с кресла и пересел на диван. Богочеловек окинул меня долгим взглядом и сказал:

– А может быть, один.

Дворник с экстенсивной дамой опять спорили о чем-то. Она сообщила, что стала чистенькая. Он закричал, что не станет с ней спать. Садовница что-то ему ответила, и он ударил ее в лицо.

– А зачем она меня злила.

На зеленом ковре разлилась кровь. По моей просьбе хозяин-дворник принес белое вафельное полотенце. С ним на голове несчастная садовница и удалилась. Дворник же нервно ходил туда-сюда. Потом он несколько раз выключал свет и кричал что-то неприличное. Наконец он разозлил человека-поэта, и тот ударил его кулаком в лицо. Бывший врач заплакал, закрыл голову руками и умолял, чтобы его не били. Но человек-поэт уже не замечал его. Он, целуя меня в шею, сообщил, что сейчас закажет такси и мы поедем куда-то. Затем, почти не держась на ногах, наклонился вперед, развел руки в стороны и выдохнул:

– Ничего, мы еще полетаем, коммунисты проклятые.

В таком состоянии я и оставила его. Да простит меня Бог.

Через неделю он встретил меня в волшебном доме с совершенно серьезным лицом. Началось долгое познавание жизни. Заиграла скрипка недомолвок, обид, взглядов, ревностей, противостояний.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,

Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,

И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,

И когда пылает запад и когда горит восток.

Н. Гумилев «Волшебная скрипка»

В странном зеркальном доме

В странном зеркальном доме каждый летает на своей планете. Моя планета – это сад, в который бы хотелось возвратиться. Сад моего детства. Пакетные люди превращают друг друга в буквы, запечатывают в пакеты и отправляют в разные стороны. Человек-поэт начал смеяться и разрушать мои представления о мире, которые были даны в обрабатывающей школе. Мои штампы, вдолбленные в голову в школе, были разбиты. Постепенно прививался хороший вкус.

Я заболела чем-то странным. Каждый миг я думала о нем, жила одной надеждой увидеть его, и когда это происходило, была счастлива. Моя энергия отдавалась ему через листочки со стихами, которые я приносила.

А он?

Глядя в окно, он сказал:

– Когда я умру, наконец.

Я сделала вид, что не услышала, не поняла.

Как будто рвущихся коней,

Свои я сдерживаю страсти.

Лишь посмотрев на вас грустней,

Cкажу презрительное: «Здрасте».

Люблю, люблю еще сильней.

Как будто душу рвут на части.

Как будто рвущихся коней,

Свои я сдерживаю страсти.

И оброненная в канал

Огней качается стена.

В большой и сладостный провал

Моя душа погружена.

Я долго брожу по городу. Цель моя – найти поэзию. И я ее нахожу. Вначале все меня удручает. Я чувствую духоту и лживость окружающего. Империя правит человеком. Реальность нависает скукой подавления. Стараюсь преобразовать этот вид города. Получается. Вдруг откуда-то спускается музыка, и все изменяется. Музыка становится все громче и громче и вдруг захватывает меня. Я счастлива. Все изменилось вокруг. Написан стих.

Моя частичка бродит по городу в одиночестве и грусти. У Эрмитажа на нее нашло вдохновение и родился стих:

Плетусь. Все люди заняты собой.

А на зелено-голубом дворце

Спит юноша, не совершивший бой,

И девушки с поэзией в лице.

Я обращаюсь к статуям, прося,

Улыбку, слово, тайну хоть одну.

Но, равнодушно взоры пронося,

Они глядят куда-то в вышину.

А под ногами снова грязный снег.

На улицах трамваи, толкотня.

Сегодня я опять несчастней всех.