Прогулки по прошлому и настоящему. Рассказы. Эссе

Сибирь моя! Слышится снова

Скрипенье калиток в ночи.

Ребенка когда-то родного

Возьми к себе и приручи.

И в бане старухи с крестами

Близки мне, и погреба сырость.

И кладбище там за мостами,

Где милое сердце не билось.

Милое сердце моей прабабушки. Она тогда уже умерла. А бабушка еще жива была. Анастасия Ивановна, по последнему мужу Буденная, в девичестве Григорьева. Он погиб на войне. Оторвало обе ноги. Маме был неродным отцом. А родной отец мамин тоже так же погиб на войне за год до гибели отчима, Костя Бульченко. Моя бабушка жила в Ишиме на моем дорогом Речном переулке. С детством ранним мне очень повезло в этой жизни. Я подрастала в райском саду. Запахи, они наполняли мое сердце блаженством. Там запахи распадаются на множество составляющих и уводят в свои миры. Напоминают непостижимое. Сирень пахнет каплями росы, счастьем. Еще большим счастьем пахнет тополиный пух. Летом он собирается в уголках двора мягкой скатертью. Я беру его в ладони и подношу к лицу. Бабушка Тася очень любила цветы, и они отвечали ей взаимностью. Гладиолусы. Георгины. Анютины глазки. Все цвело и радовало глаз. Бабушка уходила на работу. Работала фельдшером. Мы с бабой Анной оставались одни. Она плела половички из разноцветных кусочков материи. Старое белье разрывается на полоски. Полоски сплетаются в косички. А потом эти косички заплетаются в круг, пришиваются друг к другу. Еще она всегда пела частушки, песенки. Она очень любила Пушкина. Была неграмотная. Мама научила ее читать. Баба Анна выучила наизусть всю поэму «Руслан и Людмила» и по памяти мне ее рассказывала.

Сели на пень в парке, и я сама начала уже дальше читать вслух из моего ненаписанного романа. Романа? Это же повесть? Да нет, это рассказ. А в чем разница? Я не училась в литинституте.

Больше всего я боялась, что выгонят из волшебного дома, но он меня оставил и даже предложил быть старостой, от чего я в страхе отказалась. Люди-фигурки передавали друг другу ценность – напечатанный нелегально в самиздате сборник стихов Н. Гумилева.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем миры,

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое темный ужас начинателя игры!

Н. Гумилев «Волшебная скрипка»

А за стенами дома плакаты, демонстрации, собрания, что-то непонятное и жуткое. Иногда плакаты появлялись и в доме, от них не было спасу и там. Даже полка шкафа оказалась заклеенной тоненькой полоской бумаги, на которой красовался кричащий лозунг. Империя правит человеком.

Человек-поэт сказал: «Что они совсем с ума сошли», – и засмеялся. Плакаты исчезли, и полились искусственные дожди.

Мое Высшее «Я»

Я закрыла глаза. Она прошла, божественна и совершенна. Кто это? Красивее ее, тонкой и светлой, в легких одеждах, никого не было на свете. Мысль, что мне никогда не быть такой, промелькнула в сознании. Она подняла голову выше, и, присмотревшись, я узнала в ней себя. Тогда я подумала, что это моя смерть. Но позже мне были даны знания о моем Высшем «Я». Когда играла скрипка, неземное тело отделялось от земного и улетало в пространство. Музыка умолкала, а тело тащилось по городу, чужое и ненужное мне.

Я отложила листочки и подумала о том, что я свое Высшее «Я» видела несколько раз. Оно всегда прекрасно.

В зеркальном доме

Мы сидели за продолговатым столом и переставляли шахматные фигуры на доске, кидались ножами, играли на скрипках. Так проходил вечер. Больше всего мне нравилось слушать шумы словодождей. Однажды он сел рядом, и его колени касались моих. Черные джинсы, отстроченные белыми нитками по бокам, приблизились к моим ногам как бы случайно. И я почувствовала, как искра прошла по всему моему телу.

Человек-поэт пригласил меня на семинар. В доме народного мыслетворения собрались молодые играющие в слова. Вначале было общее собрание, потом все разошлись по комнатам. Человек-поэт в свитере с кленовым листочком восседал во главе стола. Я радовалась миру, людям и главное – тому, что он напротив меня и можно видеть его вот так близко целых пять часов. Когда мной были прочитаны мои стишки, учитель сказал присутствующим: «Ну вы, наверное, поняли, что И. незаурядный поэт».

Сон про человека в черном костюме

Облокотившись на перила, стоит человек в черном костюме, но у людей не бывает таких глаз. У него нет зрачков, а все глазное яблоко темно и светится неестественным блеском. Мы беседуем. Потом в ярких красках в нежном воздухе я бью моего нового знакомого палкой, прогоняя от себя, потому что он не человек. Углеглазый исчезает. Мельтешение прохожих. Я бегу по коридору и спрашиваю: «Вы не видели странного мужчину с черными углями вместо глаз?».

– Где ты? Вернись!

Зачем он нужен мне, я не понимаю, но чувствую, что без него уже не могу.

На работе

Анна Ивановна, блокадница, про которую злые люди говорили, что она съела ребенка, хранила в ящике своего рабочего стола черно-белое фото, разрисованное фломастерами. И там же было обнаружено завещание – поместить это фото на памятник после ее смерти.

Разбор моих стихов в зеркальном доме

О, этот разбор моих стихов в волшебном замке. Конечно, c меня сбили эго. Поэтесса Даша, тургеневская девушка с небесными глазами и русыми волосами, окруженная молодыми умниками, сказала с усмешкой: «Гениально». Это «гениально» так ранило меня, что я проносила его с собой в сердце долгие годы. Она была загадочная, красивая, развитая не по годам, но не понимала, что ей с ее темпераментом нельзя подражать Марине Цветаевой. У Марины ритмика идет от переизбытка чувств и энергии внутри, от задыхания от любви. А у Даши другой темперамент. У нее все идет от ума. И любви вселенской совсем не хватает. Почему я все понимаю у Марины и ничего не понимаю у молодой поэтессы? Мы встретились с ней уже после ее смерти в тех мирах, куда я пришла ненадолго в гости. Сидели на деревянной скамейке. Она обнимала меня. И я обнимала ее. Мы плакали. А тогда сочинительница смотрела свысока своего раннего развития. Молодой человек в бархатной попоне «под князя», влюбленный в поэтессу Дашу, сказал поучающе:

– Поэзия – это та же игра в шахматы!

Я молчала, как всегда, и ничего не выставила в ответ, никаких своих солдат возражения. Они все спали мертвым сном в глуши моего сознания. Для меня поэзия – это блуждание по улицам, переход в другие состояния, накапливание энергий и взрыв. Шри Ауробиндо писал про поэта: «Он устремляет взор в те сферы, которых не достигает зрение поверхностного ума, и находит слово – откровение, не просто точное и действенное, но озаренное и озаряющее, вдохновенное и единственно верное слово, которое заставляет прозреть и нас». Я думала: «Как можно так много писать, как пишет поэтесса Даша. Она сочиняет очень умно, туманно и непонятно. Как, впрочем, и многие – почти все здесь. Туманы, туманы. Отравляющий воздух туманов. Он стал накапливаться. От него можно избавиться только, придя домой и открыв томик Пушкина, Лермонтова, Блока – певца туманов. Но больше всего меня обидел новый пришедший. Он сказал:

– Вот я сижу здесь и думаю про себя: «Знай свое место».

Это «знай свое место» меня доконало. Я его так и зову.

«Знай-свое-место».

«Знай-свое-место» не знал, что поэзия – это как раз способ прийти в свое изначальное Богом данное тебе место. В перерыве все пошли курить. Со мной никто не общался. Когда продолжилось обсуждение, в конце человек-поэт взял слово. Он сказал, что стихи еще не сделанные.

– Но посмотрите вокруг, как много бездарных сборников издается. А тут есть свое лицо, своя интонация и много замечательных строк.

Когда все закончилось, я спустилась в раздевалку вниз по лестнице. Наверху слышалась музыка с вечера танцев. Танцевала рабочая молодежь с нашего завода. Веселый ухарь в красной рубахе, подошедший к гардеробу, радостно воскликнул: «Наконец-то я увидел хоть одну красивую девушку здесь, девушка, пойдемте танцевать». Это было мне небольшой компенсацией за моральный ущерб. Тут прибежала женщина-садовница и сообщила мне, что они где-то собираются в ресторане и что человек-поэт хочет, чтобы я была там с ними. Он поручил ей меня привести.

– Я никуда не пойду.

Я заметила, что рядом стоит «знай-свое-место» и оценивающе, с удивлением на меня смотрит. Сейчас думается, что нужно было пойти тогда на танцы, чтобы закружил тебя вихрь простой жизни, и шутить с ухарем в красной рубашке. Нет. Я шла по улице убитая. Слезы. Вначале они потекли чуть-чуть. Потом уже хлынули потоком. Горькие слезы унижения.

Я подходила к метро. И вдруг увидела, что в сторонке стоит А. С. Пушкин. Его маленькая фигура выделилась на фоне тополей. Он почтительно снял шляпу и произнес:

Поэт! не дорожи любовию народной.

Восторженных похвал пройдет минутный шум;

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,

Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной

Иди, куда влечет тебя свободный ум,

Усовершенствуя плоды любимых дум,