Маргарет и Кент

– Так почему вы не хотите освободить ее совсем, вы же знаете, она ни в чем не виновата?

– Знаем! – усмехнулся Гиринг. – Только какое это имеет значение: виновата – не виновата. Пока она у нас, с вами будет легче договариваться. А нам ведь есть еще о чем договариваться, правда?

По дороге в Берлин Кента посадили на заднее сиденье рядом с Маргарет. Третьим вместе с арестованными уселся охранник. Маргарет устало положила голову на плечо любимого мужчины и дремала. Сейчас ей было достаточно только того, что они оба до сих пор живы. А Кент размышлял о том, какая участь ждет их в берлинском гестапо. Все прогнозы по развитию ситуации заканчивались примерно одинаково – расстрел. В худшем случае после жестоких пыток, в лучшем – сразу расстрел. В лучшем случае – расстреляют только его. В худшем – Маргарет тоже. Выбор был не слишком велик.

Берлинское гестапо размещалось на Принц-Альбрехт -Штрассе, 8, в здании, где прежде была Академия художеств. Маргарет сначала оставили в вестибюле, а часом позже увезли в женскую тюрьму, на Александр-плац. Кента почти сразу заковали в наручники и препроводили в камеру в подвале. На какое-то время его оставили в покое. Днем руки в наручниках были за спиной, ночью наручники на минуту открывали, чтобы сковать ими руки спереди. По этим нехитрым признакам узники гестапо, возможно, и определяли, что закончился день и началась ночь. В одиночной камере все время горел свет. Спать было невозможно не только из-за света, но и из-за вони и жуткого перевозбуждения, которое после приезда в Берлин ни на минуту не покидало молодого мужчину. Он так и не понял, спал ли он, дремал или это было какое-то другое состояние.

В какой-то из дней наручники ненадолго сняли. Разрешили сходить в туалет, умыться и позавтракать. Сразу после завтрака повели на допрос. В коридоре гестапо то ли случайно, то ли преднамеренно мимо него провели арестанта, в котором нетрудно было узнать Харро Шульце-Бойзена. Кент и Харро встретились на мгновенье взглядами, но тут же отвели глаза и пошли каждый своей дорогой.

«Вот и встретились!» – с горечью подумал Кент, вспомнив обещание Харро о скорой встрече хороших людей.

В кабинете, куда привели Кента, было накурено и находилось довольно много гестаповцев. Все они сидели за столом в центре кабинета. Допрос вел унтер-штурмбанфюрер Штрюбинг. Какие-то отдельные вопросы задавали некто Панцингер и Ортман. Но главным из присутствующих, вне всякого сомнения, был шеф гестапо Мюллер. Штрюбинг доложил собравшимся, что Кент – советский разведчик, действующий на территории Бельгии. Что этот человек жил по поддельным документам на имя Винсенте Сьерра и создал в Брюсселе акционерное общество. Кент передавал в Москву зашифрованную информацию о продвижении германских войск по Европе, об объемах армейских заказов на обмундирование и амуницию. Штрюбинг в своем докладе рассказал и том, что Кент по заданию советской разведки ездил в Прагу и в Берлин, где установил связь с местными агентами большевистского режима. Мюллер внимательно слушал Штрюбинга и вдруг закачал головой и возмутился:

– Позор! Какой позор! Он же мальчишка! Сколько ему лет? Двадцать девять? А где была наша разведка, когда этот сопляк зарабатывал огромные деньжищи на поставках товаров для германской армии? Дожили! Под самым вашим носом…

Раздосадованный Мюллер скорчил недовольную гримасу и вышел из кабинета, демонстративно хлопнув дверью.

После небольшой паузы в комнату для допросов ввели Маргарет. Она была закована в наручники. Если бы не эта досадная деталь, можно было бы подумать, что это адвокатесса Кента, которой надлежит следить за процедурой допроса. На этот раз ее даже посадили за стол рядом с Кентом. Штрюбинг продолжил допрос. Демонстрируя полное спокойствие, несмотря на только что полученную выволочку от шефа, унтер-штурмбанфюрер разложил у края стола несколько фотографий и спросил, обращаясь к Кенту:

– Кого из этих людей вы знаете?

– Никого, – ответил Кент, взглянув на фото. Из веера снимков он узнал только Харро Шульце-Бойзена и Либертас.

– И никогда никого из них не встречали? Даже случайно? На улице, например?

– Никого из них я не помню, – твердым голосом ответил Кент.

Штрюбинг подошел к двери кабинета, отдал какие-то распоряжения, и через несколько минут в кабинет ввели женщину неопределенного возраста в рваной одежде.

– Известна ли вам эта женщина? – спокойным голосом спросил Ортман. – Посмотрите внимательно!

Кент уверенно ответил:

– Нет. Я никогда ее не видел.

– Это Ильзе Штебе! – подсказал Ортман. – Разве не с ней вы должны были встретиться в Берлине?

– Да. Мы должны были встретиться с женщиной по имени Ильзе Штебе. Но… мы так и не встретились. Ильзе куда-то уехала, кажется, в Дрезден, – объяснил Кент.

– Фройляйн Штебе, вы подтверждаете слова этого человека? Вам известно его имя или кто он? – поинтересовался Панцингер.

– Нет, я ничего о нем не знаю и никогда с ним не встречалась! Вижу его впервые, – спокойно и с достоинством ответила Ильзе.

После этого Ильзе Штебе увели.

Допрос длился часа два. При этом никаких новых вопросов, кроме тех, на которые Кент уже отвечал Гирингу, в этот день ему больше не задавали. Зато Маргарет стало гораздо понятнее, чем на самом деле занимался мужчина, которого она считала самым близким для себя человеком.

На следующий день Ортман снова вызвал Кента. И опять привели Маргарет и посадили рядом. Разговор был посвящен семейной паре Шульце-Бойзенов. На этот раз Кент почти сразу признался, что был в гостях у Либертас и Харро, но что они просто познакомились, не более того.

– Как, и у вас не было с ними сексуальных отношений? – ехидно полюбопытствовал Ортман, взглянув заодно и на Маргарет, чтобы посмотреть, какую реакцию произведут его слова.

На лице Маргарет легко читалось недоумение пополам с возмущением.

– Да вы что! – искренне изумился разведчик. – Они очень милая пара, очень интеллигентные люди. Я был у Харро и Либертас дома всего один раз. Кофе попили и все. Очень вкусный был кофе… Настоящий! Помнишь, Маргарет, я тебе о них рассказывал, когда вернулся из Дойче Банка?

– Да, помню про кофе! И про Дойче Банк рассказывал! – охотно подтвердила Маргарет.

– Вам не повезло! – поделился своими выводами Ортман. – Это крайне распущенная в сексуальном плане семья. Какие оргии они устраивали со своими гостями! А Либертас вообще дамочка без комплексов.

Ортман кинул на стол перед Кентом и Маргарет несколько фотографий обнаженной Либертас.

– Хороша! Вот в таком виде она и принимала гостей.

– Меня она принимала в нормальном виде. В одежде. И произвела впечатление умной и вполне интеллигентной женщины, – счел необходимым уточнить Кент.

– Сейчас уже не имеет никакого значения, в каком именно виде она вас принимала. Это ничего не решает. Вчера завершился судебный процесс по делу этой парочки. Приговор вынесен. На днях их расстреляют, – злорадно объявил Ортман и позвал охранника, стоявшего за дверью кабинета. – Уведите арестованных!

На допросах, которые продолжались несколько следующих дней, Ортман расспрашивал Кента о муже и жене Воячек, с которыми советский разведчик должен был встретиться, но так и не встретился в Праге. Из вопросов гестаповца стало понятно, что Воячеки еще живы и дело по ним не закончено. Кента это удивило, ведь Воячеков арестовали в Праге больше года назад.

Пребывание в берлинском отделе гестапо растянулось на целый месяц. Условия содержания оказались вполне терпимыми. Самым тяжелым было практически постоянное ношение наручников. С остальным нетрудно было смириться. Давали еду и питье, снабжали сигаретами, приносили для чтения немецкие книги и журналы. Кента изредка водили на допросы, и он подробно рассказывал обо всем, что у него спрашивали. Вопросы касались только работы резидентуры в Бельгии и в Марселе. Его жизнь, предшествующая легализации в Европе под чужим именем, никого не интересовала.

Приближались Рождество и Новый год. В последних числах декабря Штрюбинг объявил Кенту, что его и Маргарет скоро отправят в Париж.

Кенту надели на ноги кандалы и вывели из тюрьмы. На улице посадили в автомобиль на заднее сиденье. Через несколько минут рядом с ним уже сидела Маргарет. Кроме арестантов и водителя в машину сели еще два конвоира: мужчина занял переднее сиденье, женщина – место слева от Маргарет. Маргарет тоже была в наручниках и кандалах. Но это никак не отражалось на ее радостном настроении:

– Нас везут в Париж? Винсенте! Мне кажется, это хороший знак! Это просто замечательно! Ты правильно сделал, что согласился с ними сотрудничать. Это наш единственный шанс. Меня уже совершенно точно отпустят. И я смогу увидеть Рене. Неужели весь этот кошмар когда-нибудь закончится? Скажи, он ведь скоро закончится? – радостно щебетала Маргарет.

– Да, я надеюсь, что скоро, – ответил Кент, не решаясь признаться любимой Маргарет, что он не решил еще окончательно, будет ли сотрудничать с гестапо.

Не обращая особо внимания на конвоиров, Кент попытался объяснить Маргарет, что и как, собственно, произошло с тех пор, как они не встречались на допросах.

Оказывается, еще в конце ноября Кента вызвали в кабинет Мюллера. Там присутствовали также Ортмана и Панцингер.

Мюллер не скрывал негодования: «Что ж, мы давненько пытались найти московских шпионов, которые вели радиопередачи из Европы. Наша доблестная зондеркоманда «Красная капелла» не зря ела свой хлеб. Мы очень успешно поработали: разведка, внедрение в эти группы своих людей, радиоперехват. И вот результат – были задержаны почти все пособники большевизма в Праге, Берлине, Брюсселе. Не хватало всего одного маленького звена. Знаете, какого? Знаете! Собственно, ради этого самого звена мы тут с вами и нянчились столько времени. А вы все строили из себя ангела. А мы терпели… И, как это часто бывает, терпение наше, наконец, вознаграждено! Мы буквально несколько часов назад получили одно любопытное сообщение. От господина Гиринга. Из Брюсселя. Вы помните господина Гиринга?

Мюллер протянул арестованному лист бумаги – рапорт за подписью Гиринга о задержании парижского резидента советской разведки Жана Жильбера. В документе назывались не только псевдоним разведчика, не только его вымышленные имена Отто, Адам Миклер и Жан Жильбер, но и подлинное имя – Леопольд Треппер.

Кент тогда только и смог сказать, что: «… Я не знал, что он Леопольд Треппер, правда, не знал!»

Мюллер был настроен благодушно: «Возможно! Мы тоже многого не знали, но теперь знаем все! Читайте дальше!

Дальше из рапорта следовало, что задержанный Жан Жильбер предложил гестапо сотрудничество по дезинформации советской разведки.

Мюллер распорядился, указывая на Кента: «Уведите его в камеру! Пусть до него дойдет, что дальнейшее молчание совершенно бесполезно. Нам и так известно все. И теперь мы без труда выясним оставшиеся детали. Тут очень важно, кто первый нам успеет их сообщить: Кент или Жан Жильбер.»

Когда его в тот день привели в камеру, он действительно осознал окончательно и бесповоротно – это полный провал. Без вариантов. Можно ли во всей этой безнадежной ситуации найти хоть какие-то плюсы? Да. Ему не придется никого выдавать гестаповцам. Они и так всех задержали и все про всех знают. Вот, пожалуй, и все плюсы. Об остальном даже страшно думать.

Единственное условие, которое выдвинули гестаповцы – Кент должен присоединиться к радиоигре с Москвой, которую там затеяли при участии Жана Жильбера.