Кавалергардский вальс. Книга третья

– Прощайте, Варвара Николаевна! Вы остаётесь пленницей этого замка. Распоряжения слугам я уже дал. Вам позволительно делать всё, за исключением одного – покидать Стрельну. Так что ждите с нетерпением своего героя-освободителя.

Она бросила в него гневный взгляд.

– Не будьте так жестоки; поцелуйте меня на прощание, – попросил он, – Всё-таки, я еду на войну. Кто знает, вдруг эта наша последняя встреча?

И, не дожидаясь ответа, поцеловал её сам. Затем стремительно вышел прочь.

Варька вытерла губы тыльной стороной ладони и медленно сползла по стене на пол:

– Господи, вот я дура-то! Зачем я втянула Ивана в эту нелепую затею! Да ещё сама научила Анну, как сбежать от мужа и добиться развода…

1799 год март

Санкт-Петербург

Высокое положение графа Юлия Помпеевича Литта не давало покою Ростопчину.

Этот сицилиец был обласкан государем и осыпан наградами сверх всякой меры! Государь пожаловал ему одно из десяти командорств, которое приносило 10 тысяч рублей дохода, и присвоил ему графский титул. Теперь Юлий Помпеевич стал дважды графом – российским и итальянским. И дважды командором, поскольку одно командорство у него уже имелось на далёкой Сицилии.

А тут ещё Павел сделал Юлия Помпеевича первым шефом созданного Кавалергардского полка, выполняющего обязанности личной охраны императора и великого магистра ордена. Его старший брат Лоренцо тоже перебрался в Санкт-Петербург на правах представителя Папы Римского. И оба брата окончательно вскружили голову Павлу благородными утопическими идеями о рыцарском «крестовом походе» против революционной Франции и объединении под своим крылом всех европейских монархов.

Поскольку Павел был неудержим в мечтах, то его понесло дальше; и он уже захотел увидеть себя объединителем двух церквей – католической и православной. И даже подумывал о том, чтобы занять место Папы Римского… К февралю 1799 года Юлий и Лоренцо были самыми приближенными особами к императору.

Фёдор Ростопчин был в ярости; он терпеть не мог, что кто-то крутит императором, как ему вздумается, в обход интересов самого Ростопчина. Одним словом, с засильем этих двух братцев-сицилийцев необходимо было кончать!

Фёдор Васильевич в этом был непревзойдённым мастером. Ему в несколько дней удалось лживыми наветами подорвать авторитет братьев в глазах императора Павла. И Лоренцо был отослан от российского двора назад в Сицилию. А Юлий Помпеевич приказом государя 18 марта уволен от службы и выслан в поместье жены своей графини Скавронской.

На место Литты шефом нового Кавалергардского корпуса назначен был князь Владимир Петрович Долгоруков.

1799 год март

Австрия, Вена

14 марта 1799 года военный корпус под командованием Суворова прибыл в Вену. Первоначальными намерениями русско-австрийского войска было освободительное движение по Северной Италии. Для этого Суворов с армией должен был двинуться в Италию и там, объединившись с русским корпусом Розенберга, вступить в военные действия против французской армии.

Что это был за корпус Розенберга, оказавшийся на то время раньше Суворова в пределах Италии?

Надо сказать, что, едва князь Репнин и австрийский император Франц ударили по рукам в соглашении на бракосочетание Иосифа и Александры Павловны, как Павел на радостях повелел сформировать на западной границе 12-ти тысячный военный корпус, в напоминаниях о котором австрийцы ему уже «плешь проели», под начальством генерала-от-инфантерии Андрея Григорьевича Розенберга, старого заслуженного воина.

Итак, с начала сентября 1798 года солдаты Розенберга расположились на границе с Австрией, на квартирах в окрестностях Бреста и были готовы к заграничному походу. Но их выступление долго откладывалось по вине самих австрийцев, которые вели себя странно: с одной стороны, просили Павла ускорить движение вспомогательного корпуса, а с другой – возбудили бесконечные пререкания по обеспечению продовольствием русских войск, которое они обязались взять на себя.

На этой почве едва не произошёл конфликт, пока император Павел лично не вмешался и не урезонил невероятно скупого Франца. Только после этого русские войска перешли пограничную реку Западный Буг и вступили в пределы Австрии.

Но пока монархи спорили между собой, время шло. И когда русский корпус в ноябре достиг Кракова, то уже наступила ранняя зима, суровая и бесснежная. Дороги сделались скользкими, артиллерия и обозы ломались, а хорошо починить их на коротких днёвках солдаты не успевали. И Розенберг послал в Вену просьбу об остановке на несколько дней для отдыха.

Император Франц разрешил им остановиться на две недели в окрестностях города Брюна и сам приехал туда, чтоб произвести смотр войску. Смотром австрийский император остался доволен и… отдал приказ двигаться дальше незамедлительно! Напрасно Розенберг просил его повременить хотя бы до 8 января, чтобы основательно исправить материальную часть, на 20 декабря 1798 года было назначено выступление, и Розенберг был вынужден подчиниться.

Корпус двинулся к Дунаю и достиг его в первых числах января. Там получил внезапное приказание остановиться на квартирах в окрестностях городов Кремс и Санкт-Пельтен. Здесь русские войска простояли до марта, вследствие «невозможности», со слов австрийских министров, «идти в Италию зимой через Альпийские горы».

В сущности, все эти колебания австрийской политики были оправданы тем, что, император Франц ещё лелеял надежду сберечь свои военные силы, и с помощью русских запугать Наполеона войной и достигнуть целей при помощи одних угроз.

Находясь на постое возле Кремса и Санкт-Пельтена, войска Розенберга приводили в порядок материальную часть. Офицеры расслабились и развлекались, как могли. Наконец, 4 марта поступил приказ двигаться в северную Италию по маршруту: Брук, Юденбург, Виллах и Верона.

На подходе в город Виллах 28 марта их догнал фельдмаршал Суворов. Соединившись с войском Розенберга, он отдал приказ не останавливаться и продолжать движение. Днёвку было решено устроить только в следующем городе Конельяно.

29 марта 1799 года

Северная Италия, Конельяно

Иван Щербатов растянулся на земле; семь дней почти непрерывного движения вымотали молодого ротмистра и напрочь лишили сил. Иван провалился в сон в полёте над травой, призванной послужить ему постелью, и даже не заметил, как пролетело время. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо:

– Вставай, приятель. Завтрак проспишь!

Иван, услышав волшебное слово «завтрак», мгновенно открыл глаза и улыбнулся:

– Завтрак- это хорошо!

И вдруг обрадовался ещё больше, узнав в офицере приятеля, который помог им с квартирой в дни коронационной церемонии в Москве:

– Василий! Грязев! Здорово!

– Иван? Щербатов? Вот так встреча! Здоров, приятель! Не ожидал тебя тут встретить.

– Я, признаться, и сам не ожидал тут очутиться, – сознался Иван, дружески обнимая Василия, – А ты, значит, капитан в корпусе Розенберга?

– Вообще-то мы гренадерский Московский полк, но здесь по приказу Аракчеева именуемся по фамилиям командующих. А ты в ополчении Суворова? Странно, я полагал, что кавалергардов берегут от подобных путешествий.

– До некоторых пор я тоже так думал, – хохотнул Щербатов, – Ну, да ладно, идём, дружище. Позавтракаем и, заодно, поболтаем. Расскажи мне, что тут у вас, да как…

Друзья уселись с мисками какой-то жёлто-розовой бурды. Щербатов сморщил нос:

– Чего это?

– Чечевица, – пояснил Василий, – Ты ешь; лучше всё равно ничего не будет. Нас австрияки какой только гадостью ни кормят. Император их всё наше хозяйственное оснащение на себя взял. А сквалыга он ещё тот! За копейку удавится! Мы в Берлине почти два месяца стояли из-за того, что он с Павлом торговался за провиант, как визгливая баба на ярмарке. Хотел, собака, чтоб мы только за два фунта хлеба в день ему воевали! Ладно, наш Андрей Григорьевич грудью встал; говорит: клянусь, мои солдаты не перейдут границу до тех пор, пока им не будет назначен достойный паёк! И письмо Павлу Петровичу написал. Тот за нас вступился; спасибо ему. Франца пристыдил и выжал из него ещё крупы полтора гарнца в месяц. Но, кто ж знал-то, что в Австрии крупа разная бывает. Вот и едим эту гадость уже третий месяц.

– Н-да, – Иван зачерпнул ложкой кашу и отправил в рот. Пожевал с пренебрежением и, сделав усилие, проглотил, – Так вы, значит, по австрийским землям уже третий месяц ходите?

– Больше! С прошлой осени тут мотаемся, как дерь… о в проруби! Поначалу-то нас хорошо встречали. Продукты в срок поставляли. Шли мы по две-три мили в день. Полячки нас на постой привечали; вечеринки устраивали с угощением. Красота! Мы в Краков пришли; там уж мороз ударил, а снега-то нет. Дороги вымерзли; мы по ним свои подводы с обозами раздолбали, а за одним и обувку свою никчёмную. Одним словом, пришли в Краков босые и бестележные. Розенберг давай писать Францу, чтоб разрешение дал остановиться – оправиться, починить всё, да раздобыть обувь понадежнее.