10 дней в уездном городе Че. история, которая вполне могла бы произойти

У исправника нервно дёрнулась щека:

– Ты что, Аладьин, переутомился?

– Так ведь это настоящее дело, о котором я мечтал! Поймать не какого-то пьяницу-ворюгу, а самого «Оборотня»!

– А я поддерживаю Василия Кирилловича, – вдруг поднялся Лепихин, – Верно. Вот бы мы прогремели на всю страну, если бы схватили этого «Оборотня»!

– Обалдели совсем! – рассердился Новоселецкий и стукнул широкой ладонью по столу, – Отставить болтать всякую ерунду!

И неожиданно заметил на столе исписанные листы бумаги:

– А это что?

– Заявление гражданки Ращупкиной о краже в доме купца Кузнецова. И протокол осмотра места преступления.

– Ни дня без происшествий! Что опять украли? – проворчал Новоселецкий, углубляясь в чтение. И вдруг растопырил гневно усы, – Восемь аршин бельевой верёвки?! Да вы что, белены объелись?! Ещё верёвки мы не искали!

– В сыскном деле мелочей не бывает, а вдруг это душители? – вкрадчиво произнёс Аладьин и незаметно подмигнул Лепихину.

– Какие «душители»? – опешил исправник.

– Ну, помните, в «Записках» у Путилина убийца-душитель поднял с полу верёвочку и говорит: «Бечёвка – вещь пользительная; из бечёвочки можно петельку сделать».

– А из восьми аршин, я так полагаю – дюжину петелек! – с сарказмом выплюнул Новоселецкий, – Чтоб сразу, кучами душить! Да?!

Аладьин улыбнулся:

– С «душителями» я, конечно, пошутил. Но, всё-таки, присмотрел бы за домом купца Кузнецова. Там у обочины подозрительная куча земли.

– Что?! – взвинтился исправник, – Куча земли?! Вы, господин Аладьин, погуляйте по городу. У нас таких «подозрительных куч» на каждом углу, – и вдруг осёкся, испуганно закрутил головой, зашарил глазами по стенам, – А где… где? Куда подевался мой фамильный шкаф?!!!

День второй

Наутро Новоселецкий распорядился:

– Вот что, Аладьин, собирайтесь; поедем с Вами по городу. Покажу наши полицейские участки. Представлю Вас надзирателям. Заодно и инспекцию им проведём! – и он довольный собой хрюкнул в усы, – Лепихин! Остаёшься за старшего.

Сперва поехали по Скобелевской улице.

– Вот слева, глядите, дом председателя городской думы Трофимова, – проводил экскурс Митрофан Иванович, – Дальше по правой стороне известный Вам дом Дядина. А вот сейчас на самом краю возле площади будет мой дом. От меня через дорогу напротив – дом городского головы господина Бейвеля. Мы с ним уже пять лет дружим по-соседски.

Аладьин с удивлением отметил про себя, в каких простых домах живут и городской голова и уездный исправник; одноэтажные бревенчатые с низеньким палисадником. Купеческие дома, рядом с ними выглядели куда богаче и значительней.

В центре площади над каменным фундаментом рабочие натягивали строительные леса. Рядом сгружали красный кирпич.

– Новую церковь закладывают, – пояснил Новоселецкий.

Ул. Скобелевская. Вдали виден храм Александра Невского.

Свернули направо. На углу вкусно пахнуло сдобой, аж слюна выделилась.

– Тут у нас Гузняевская пекарня, – прокомментировал исправник, – А сразу за углом живёт славный скорняк Крупин. Мотайте на ус, Василий Кириллович, если в том будет нужда.

Перед въездом на узенькую улочку под названием Луговая извозчик остановил лошадь:

– Извиняйте, Ваше высокородие. Но к участку не поеду – увязну. Ишь как развезло-то!

И верно; улочка вся была полная талой водой. Новоселецкий покряхтел и сошёл с экипажа. Аладьин – за ним. Погружаясь по щиколотку, а где и по самую голень в воду, они дочапали к крылечку скромного деревянного домишки.

– Тут у нас третий участок, – сообщил Новоселецкий, поднимаясь на крыльцо, – Но надзирателя нет; исполняющий дела Григорьев, – и он отчаянно ударил кулаком по двери, – Яков! Открывай!

Но на дверной дужке оказался висячий замок.

– Тьфу ты! Едрёный конь! – сплюнул исправник, – Шляется где-то. Зря выпачкались. Айда обратно!

По другой, менее грязной, улице экипаж выехал на Ивановскую.

– Дом общественного собрания; вон то здание с маленькими башенками на крыше; один из домов купцов Покровских, – продолжал Новоселецкий, – А напротив – татарская мечеть.

Подъехали к мосту.

– Второй полицейский участок находится в Заречной части города. Съездим уж и туда, пока мост не сорвало.

– В каком смысле «не сорвало»? – не понял Аладьин.

– Да почитай каждый год опоры ледоходом срывает, – пояснил Новоселецкий.

Ул. Ивановская. Дом Общественного собрания.

Угол ул. Ивановская и ул. Азиатская. Мечеть.

Возле моста произошёл затор. Какой-то незадачливый возница потерял колесо, и с его телеги рассыпались деревянные бочки, заполонив дорогу. Крестьяне, что толкались на мосту, кинулись ловить разбежавшийся товар. Бабы визжали, уклоняясь от летящих на них бочек. Мальчишки хохотали и прыгали в грязи. Извозчики, лишённые возможности проезда, на все лады костерили неудачника. С Соборной площади тянулся народ – поглазеть на весёлое зрелище.

Аладьин вытянул шею и невольно рассмеялся, наблюдая, как убегающий от бочки паренёк лихо вскарабкался на фонарный столб. И тут Василий увидел ЕЁ…

Она стояла на крыльце двухэтажного каменного здания возле моста. И весело хохотала над сидящим на столбе пареньком.

Аладьин, точно под гипнозом, потянулся в её сторону и чуть не вывалился из экипажа. Подумать только! Он и предположить не мог, что в далёком уездном городе живут такие красивые барышни!

Она была, какая-то неземная. Точно сошедшая с полотна художника, где весь мир выполнен неровными мазками, на фоне которых она светилась так отчётливо и ярко, что невозможно было глаз отвести.

Уже освободился мост. И тронулся их экипаж. А Василий всё задирал назад голову, чтобы продлить это счастливое мгновение. Пока Новоселецкий не одёрнул его:

– Что там такое, Василий Кириллович? Кого Вы высматриваете?

Второй полицейский участок на Береговой улице Аладьин посетил, как во сне. Пока Митрофан Иванович строго говорил с надзирателем, отчитывая того за какие-то провинности, Василий сидел на лавке с глупым выражением лица и тихо улыбался. А перед глазами его летали радужные круги, как, если бы он долго смотрел на солнце…

Возвращались той же дорогой. И Аладьин с нетерпением ждал приближения того места, где часом раньше на него снизошла благодать. Разумеется, диковинной красавицы там уже не было. По улице, мимо каменного дома сновали горожане, жизнь уездного города текла своим чередом, ничем не примечательно.