Другой Стамбул. Дневник историй, рожденных в неприметных районах величайшего города

– Ben (показал на себя и ненадолго задумался)… my friend Selim and.. onun[35 - Его (тур.).] girlfriend (посмотрел на Ленку)… Love. Bu normal! – сказал он и протянул Ленке наполненный бокал.

То есть этот чертов Казанова с эльфийскими ушами открыто заявил, что в Турции встречаться с бывшей девушкой своего лучшего друга – нормально.

Ленка, у которой недавно закончился роман с Селимом, бокал не взяла. Налила себе вино в чайную кружку, единственную чистую в номере, и, высоко задрав кружку вместе с носом, надменно выпалила:

– Serefe!

Гном понял, что секс ему светит так же, как густая шевелюра на его лысеющей голове – только за деньги и нескоро. Наш лысеющий товарищ насупился, как ребенок, которому не купили желаемую конфету.

При этом, прошу заметить, сам Гном в первый день подарил нам с Ленкой по коробке халвы и оплатил счета в ресторане, о чем деликатно посчитал нужным напомнить. Правда, забыл добавить, что делал он это на деньги Мурата, но стоит ли придираться к мелочам?

Когда рядом возникал Мурат, Гном изображал из себя в полной мере дружелюбного компанейского человека. На деле же он не понимал, какой толк от двух свистушек, если они не собираются раздвигать ноги.

Три дня насмарку!

В машине вместо турецкого фолка (который уже казался почти нормальной музыкой) Стинг и Шеб Мами протяжно пели что-то про розу в пустыне[36 - Имеется ввиду Desert rose – популярная песня Стинга.]. Воспоминания боролись за первенство в моей голове. Каждое из них родилось не раньше трех дней назад. Когда мы заехали на мост, небо загорелось. Вместо едкого запаха «Парламента» я почувствовала соленое дыхание Босфора. Он прямо под нами, широкий и синий, волнующий и равнодушный, дышал полной грудью, шумел и провожал нас домой. Жгучее солнце слепило глаза через зеркало заднего вида. Словно в апокалиптическом фильме машина неслась вперед туда, где, казалось, можно спастись от пожара. Где пока что мир был прежним. А позади все было в огне: горели холмы, горели дома, горел мост Мехмеда Фатиха, что-то горело внутри.

Всего один подвесной мост длиной в полтора километра. Всего пара минут на то, чтобы не упускать из виду поразительную панораму. Я ждала, когда алая вспышка накроет нас с головой так, чтобы ничего не было видно: ни панорамы, ни дороги в аэропорт, ни водителя, который, судя по влажным глазам, и так с трудом отличал разделительную полосу от остального асфальта.

И вдруг все стало серым. Будто кто-то нажал кнопку-переключатель. В зеркале вместо обжигающих алых лучей я смотрела на темное небо. По-прежнему не зная, как повернется жизнь, я думала о том, что для меня в Стамбуле солнце может больше не взойти. Не могла я знать и того, что вскоре перееду в Стамбул на месяц с мужем и сыном, что буду путешествовать по юго-восточной Турции и полюблю суп из коровьих потрошков.

Я завидую себе той, открытой и любопытной. Именно она – та, прежняя я, на детский манер приняла Стамбул так близко к сердцу.

С тех пор были сотни турецких закатов, десяток мостов и сотни восточных турецких мотивов. Но ни с одним из них не сравнится «роза в пустыне». Не думала, что когда-нибудь я заслушаю Стинга до дыр.

ГЛАВА 11

НЕПРИЛИЧНО СЧАСТЛИВАЯ Я

Жизнь слишком коротка, чтобы

тратить ее на диеты, жадных мужчин и

плохое настроение.

Ф. Раневская

С детства нам твердили, что за все нужно платить. Что не стоит брать лишнего. Что Деда Мороза не существует. Что жизнь – трудная штука, и, пожалуй, здесь не соврали. Слишком часто мы встаем перед странным выбором: купить новый матрас или заплатить страховку за машину, позволить себе десерт в ресторане или отдать несколько сотен за новую тушь для ресниц. Нас не учили принимать подарки от едва знакомых мужчин в другой стране. Но учили обходить таких мужчин стороной. И я обходила. Чтобы мужчины вовсе не возникали рядом от греха подальше, вышла замуж в девятнадцать лет. Люблю мужа за редкие походы в кино и цветы по праздникам. Мы вместе накопили на первую машину – старенькую поддержанную «Рено». Вместе уговаривали коменданта не выгонять нас из общежития, где планировали растить первенца, который должен был вот-вот появиться на свет. Доедали из большой банки варенье из тыквы, приготовленное бабушкой, и переживали из-за первых пяти тысяч рублей, вложенных в сомнительный инвестиционный проект.

В моем мире все это в миллион раз дороже помпезных тачек и новой коллекции обуви от «Philipp Plein».

Нас учили, что за все нужно платить, поэтому, когда на голову свалилась гора приятных побрякушек за красивые глаза, это было исключительное ощущение. Я не знала, как себя вести, и моей естественной реакцией на новое состояние дорогой женщины оказались слезы. Я плакала все три дня. От отношения, щедрости и великодушия. Во все это нам предложили нырнуть с головой. И мы не отказались.

В гарем нас так и не забрали. Стыдно признаться, но даже не предложили.

Ленка и я возвращались домой с такими дарами, что, увидя их, Настенька из «Морозко» умерла бы от зависти. От ретромашинки для сына до новой модели «Самсунга» для Семена. Пришлось заплатить за дополнительный багаж, а потом за перевес, чтобы привезти домой технику, одежду, сладости и остатки собственного достоинства (невозможно сразу привыкнуть к тому, что ты заслуживаешь всего на свете). Было непросто удержаться от хвастовства в Инстаграме. Достаточно того, что в новостной ленте я, тошнотворно счастливая, гуляю по Стамбулу с подругой. Не с мужем. Попытка остаться целомудренной в глазах знакомых с треском провалилась.

Наш с Ленкой трехдневный уикенд был похож на бал, только в последний день в полночь ничего не испарилось. Все осталось на своих местах. Я мечтала о том, чтобы багаж потерялся, но этого тоже не произошло. А потом закрыла глаза и вспомнила, кто мой муж. Вспомнила о том, что мне ничего не придется объяснять. Что я не сделала ничего плохого.

Вместе с Семеном я радовалась новому «Самсунгу» – муж давно хотел обновить телефон. Гаджет прослужил долго (примерно шесть лет) и ушел так же неожиданно, как появился. Надо сказать, телефон закончил достойную службу и вернулся на Родину.